Послушание Израиля было ответом не только на подвиги их Господа Бога, но и на слово его откровения. Текст Втор. 4, 32–40 — отрывок, к которому мы уже обращались в самом начале, — показывает важность того и другого в отношениях Бога со своим народом. Не лишним будет рассмотреть этот текст более подробно. Риторические вопросы первых строк напоминают Израилю, что его встреча с Богом не имела прецедентов в истории. Бог совершил для них то, что он не делал больше нигде и никогда:

Последняя часть отрывка («…взять себе народ из среды другого народа») определенно указывает на исход. Слова: «Глас Бога, говорящего из среды огня» явно напоминают о великом событии у горы Синай (Исх. 19—24; Втор. 5), где Израиль встретился с живым Богом и услышал его слова. Синайские события были не только видны, но и слышны. Прозвучавшие в это время слова имеют наиболее важное значение: «Ты слышал слова Его из среды огня» (Втор. 4, 36). В этой же главе подчеркивается, что Израиль не видел никакого образаБога у Синая (и поэтому не должен впадать в искушение сделать идола); напротив, они слышали гласБога. «Глас слов Его вы слышали, но образа не видели, а только глас» (Втор. 4, 12). Даже того они не могли вынести, поэтому послали Моисея, чтобы пошел и слушал Бога вместо них, обещая (довольно поспешно) исполнить все, что он им передаст (Втор. 5, 23–29).

Моисей же передал народу слова или, если быть точным, Десять Слов, или Декалог, ибо таково значение еврейской фразы, обозначающей Десять заповедей. Евреи верили, что наряду с остальными заповедями эти десять были Божьим откровением, и поэтому их следовало внимательно записывать, беречь, читать и соблюдать. Во Второзаконии постоянно делается акцент на том, что послушание Израиля было ответом на слова Бога — на «всю его заповедь» (здесь единственное число собирательно). К ней нельзя прибавлять, от нее нельзя убавлять (Втор. 4, 2). Она должна стать путеводителем и самим путем, от которого нельзя уклоняться ни направо, ни налево (Втор. 5, 32–33). С нею в сердце человек должен жить всегда и везде: от рассвета до заката, наедине с собой, в семье или в обществе (Втор. 6, 6–9). Ведь из всех народов один только Израиль удостоился высочайшей чести стать обладателем откровения Божьего закона, его слова как руководства к жизни (Пс. 147, 8–9).

Как одно из следствий этого, нравственное учение было доступным для любого человека. Во Второзаконии не допускается и мысли, что заповедь Божья недосягаема, что она находится где–то высоко в небесах или далеко за морем, доступная только для нескольких избранных пророков или паломников. «Но весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его» (Втор. 30, 11–14). Откровение Божье — это не мистическая тайна для посвященных, а свет, направляющий каждого члена Божьего сообщества. Закон существовал не только для семейного повседневного руководства, его читали на великий праздник седьмого года, где должны были присутствовать все члены общины — мужчины и женщины, молодые и старые, израильтяне и пришельцы (Втор. 31, 10–13), так как каждый был призван к послушанию, и каждый мог его проявить.

Одни нравственные откровения на страницах Ветхого Завета вызывают радость, другие выглядят как упрек. Псалмопевцы испытывают радость, размышляя о законе Бога. В Пс. 18 закон ставится на один уровень с самим творением — великое возвещение о Боге; подобно тому, как небеса проповедуют славу Бога, закон возвещает о его воле. Тот, кто изучает Божий закон и повинуется ему, обретает жизнь и мудрость (Пс. 18, 8), находит радость и свет (Пс. 18, 9), обогащается и насыщается (Пс. 18, 11), получает защиту и вознаграждение (Пс. 18, 12). В том же ключе, но более многообразно, говорится о Божьем слове в Пс. 118. Более семи еврейских слов передают значение этого выражения: закон, установления, заповеди, истины, свидетельство, слова, обетования и пр. В этом же псалме мы находим глубокий этический образ Божьего слова: «Светильник ноге моей и свет стезе моей» (Пс. 118, 105). Значение же и авторитет Божьего слова проистекают из трансцендентного характера Бога:

Вот поэтому оно и истинно, достойно доверия, справедливо; поэтому оно и дает жизнь — и это только несколько качеств Божьего слова, описанных в Пс. 118.

Обличая народ Иудеи в непослушании, Михей говорил, что образ жизни его непростителен, ведь незнание законов не освобождает от ответственности, а социальные и личные нормы поведения были придуманы не ими. Кроме того, усердие в религиозных ритуалах и жертвоприношениях также не снимает с них вину, если они не могут соблюсти главного, такого явного в Божьем откровении:

Таким образом, хотя ветхозаветная этика и не состоит исключительно из повиновения словам Божьего откровения, тем не менее, без послушания обойтись нельзя. Слова и дела Бога говорили сами за себя, и ответ Израиля должен был явиться своевременно.

Понятие откровения, безусловно, проблематично для некоторых ученых и богословов, которым не нравится идея о трансцендентных истинах и законах, открытых Богом, истинах и законах, направляющих веру и поступки. Это не соответствует их мировоззрению, их предположениям об отношениях Бога с людьми на протяжении истории. Некоторые и вовсе отрицают любую идею об откровении и, соответственно, его авторитете в вопросах этики и говорят, что это, мол, посягает на нравственную автономию человека или, по меньшей мере, расходится с понятием зрелости человека (напр. Rodd, Glimpses).Другие не могут принять откровение как основание лишь для ветхозаветной этики из–за сложных в нравственном плане текстов, с которыми мы сталкиваемся при любом серьезном изучении Ветхого Завета.

Если же Бог открыл все это, что это говорит о нем? Что это означает для нас, живущих совершенно в иное время? Что дает нам Новый Завет, который, будучи также откровением Божьим, в некоторых местах явно упраздняет Ветхий? Более подробно эти вопросы я рассматриваю в четырнадцатой главе. На данный момент важно одно: в ветхозаветные времена израильтяне верили, что их моральные права и обязанности зависели не только от действий Господа, но и от его слов.