От Монтегю не ускользает, куда смотрит Анна, и он наклоняется ближе к ее уху.
— Королева скучает, она бы предпочла сейчас сыграть в карты.
Анна подавляет улыбку; он словно прочитал мелькнувшую у нее в голове мысль.
— Когда она наблюдает, как ее муж танцует со своей любовницей, терпению ее может позавидовать святая.
— Просто она давно уже к этому привыкла.
Всего через четыре пары от них танцуют король и Луиза. Она еще не совсем здорова и довольно бледна, но дело явно идет на поправку. Анна еще не видела ее столь привлекательной. Платье, сшитое из мерцающей золотом ткани, завершается сверху прозрачным газом, окутывающим ее руки и плечи. При малейшем движении платье искрится — словно десятки крошечных зеркал отражают свет многочисленных свечей.
— Что это так сверкает на платье мадемуазель?
— Бриллианты. Они у нее на рукавах и на лифе, — объясняет Монтегю, — А вы разве не слышали, как о ней шепчутся? Это же настоящий скандал. На королевской любовнице больше бриллиантов, чем на самой королеве.
Монтегю говорит об этом легко, но Анна хорошо помнит, что при дворе постоянно происходят скрытые от постороннего глаза конфликты и трения, царят соперничество и бесконечные интриги. Она делает изящный поворот и видит прямо перед собой размалеванные лица придворных. За показной веселостью и лакированной красотой ей слышится шепот, сплетни, видятся тайные козни, она нутром чует здесь нешуточную опасность, двор — как бассейн, кишащий голодными, прожорливыми акулами. «Интересно, — порой думает Анна, — что они думают обо мне».
Но сегодня не стоит много размышлять об этом: ей хочется слушать музыку, танцевать, ей приятна галантность ее партнера. Мистер Монтегю сегодня внимателен как никогда. С самого момента прибытия к ее дому вместе с мистером Мейтлендом и мистером Кларком, кавалерами девочек, он демонстрирует свое внимание, при каждом удобном случае предлагая руку или локоть, в каждую мелочь этикета вкладывая некий особый, подспудный смысл, и что уж говорить, ей это далее нравится.
— Сегодня все мужчины мне будут завидовать, когда я появлюсь в окружении таких прекрасных дам, — были первые его слова, когда он увидел Анну, Люси и Эстер в гостиной.
Он сказал комплимент всем трем, но смотрел при этом только на Анну, оглядывая ее с таким нескрываемым восхищением, что она почувствовала, что краснеет. Она давно уже привыкла к мысли, что ухаживание мужчины, романтические отношения — все это для нее уже в прошлом, но все равно ей приятно такое внимание с его стороны.
Она скользнула взглядом к балкону, где в толпе наблюдающих за танцами ливрейных лакеев и служанок стоят Люси и Эстер. Их новые платья видны издалека. Белокурая, с румянцем во всю щеку Люси, как и всегда, очень красива, но теперь особенно в своем голубом муаровом платье. А вот Эстер удивила так удивила, ну прямо как гадкий утенок из сказки. Зеленое бархатное платье ее чрезвычайно гармонирует с цветом глаз и удачно подчеркивает бледный глянец ее кожи. И если в своих фланелевых юбках и переднике она казалась тощей и долговязой, то теперь с этими тонкими и гибкими руками и длинной шеей смотрится весьма грациозно. Анна догадывается, что, предвкушая настоящий королевский бал, они всю ночь не спали, но теперь свое волнение обе девушки удачно скрывают.
Она и Монтегю берутся за руки, чтобы исполнить последнюю фигуру танца.
— О, я вижу сегодня здесь с нами и вашего доктора, — замечает он.
— Моего доктора?
— Доктора Стратерна.
Она смотрит в дальний конец зала, где с элегантной блондинкой в бледно-сером шелковом платье танцует доктор Стратерн.
— Верно. А с кем это он?
— С Арабеллой Кавендиш, на которой скоро женится. Прекрасная пара, этой женитьбе завидуют многие. У ее отца лесные склады под Дептфордом.
Анна еще раз смотрит на эту пару, но сразу отворачивается: встречаться взглядом со Стратерном ей не хочется. Ей неловко вспоминать их последнюю встречу на прошлой неделе в анатомическом театре. Что это вдруг ей пришло в голову исповедоваться перед ним? Он ничего ей не сказал, ни слова. Подумал, наверное, что у нее с головой не все в порядке — впрочем, она и сама порой так думает не в самые лучшие минуты своей жизни. Постоянные головные боли, меланхолия, бессонница — возможно, все это симптомы наступающего безумия.
— Где вы, миссис Девлин, о чем вы думаете? — спрашивает Монтегю, смягчая свой упрек тонкой улыбкой, более глазами, нежели губами, — Минуту назад я танцевал с прекрасной дамой, которая смотрела на меня сияющими глазами, и вдруг вижу, что у меня в объятиях перебирающая ногами тень.
— Простите меня.
Танец заканчивается, и, покидая середину зала, Монтегю обвивает рукой ее талию и слегка прижимает к себе. Едва они переводят дух, как возле Монтегю возникает фигура лорда Арлингтона: в сюртуке и штанах из черной парчи с золотой отделкой он выглядит совершенным денди.
— Миссис Девлин, я вижу, и вы наконец нашли для себя соблазны при дворе.
Наверняка этим нескромным намеком он хотел смутить ее, но она не дала ему этого удовольствия.
— Если бы вы рассказали мне об этих соблазнах раньше, возможно, я пришла бы сюда добровольно.
В ответ он неопределенно хмыкает и жестом приглашает Монтегю переговорить о чем-то с глазу на глаз. Анна видит, как на лице Монтегю появляется такое же, как и у Арлингтона, серьезное выражение. Монтегю отвешивает ему почтительный поклон.
— Прошу прощения, — говорит он, оборачиваясь к Анне, — срочные дела вынуждают меня покинуть вас. Я вернусь, как только освобожусь.
Он кланяется и исчезает в толпе.
— Приношу свои извинения за то, что оставил вас без кавалера, — говорит Арлингтон и, повернувшись к танцующим, взглядом ищет короля, который продолжает танцевать с Луизой де Керуаль, — А вы не боитесь, что мадемуазель переутомится? Может, стоит посоветовать ей пропустить следующий танец?
Анна вглядывается в лицо Луизы. Такой счастливой она ее еще не видела. Что и говорить, мадемуазель торжествует победу: каждый танец с королем, как и ее роскошное, усыпанное бриллиантами платье — пощечина всем придворным, которые воображали, что ей не удастся надолго завладеть сердцем их повелителя. Только внезапный паралич может заставить ее сидеть, когда кругом все танцуют.
— Я думаю, она вполне здорова и может делать все, что захочет, — отвечает Анна.
Арлингтон медленно кланяется, смиренно принимая ее приговор. Возможно, именно это открытое признание превосходства ее здравого смысла и опытности позволяет ей продолжить разговор.
— Лорд Арлингтон, теперь, когда вы меня слушаете, позвольте обратиться к вам с просьбой… В общем, вы сами видите, здоровье мадемуазель совсем поправилось, и теперь я бы очень хотела просить освободить меня от обязанности быть при дворе.
— Что вы сказали? Но зачем?
Министр явно потрясен, захвачен врасплох.
— Чтобы возобновить мою прежнюю медицинскую практику, конечно.
Самой Анне этот ответ представляется таким же естественным, как и ее просьба.
Арлингтон недоверчиво хмыкает.
— Медицинскую практику?
— Да.
— Это невозможно!
Он произносит это так энергично, что слова его кажутся ей ударами кулаком в грудь.
— Теперь, когда всем членам Корпорации врачей стало известно, кто вы такая, вам никто не позволит открыто продолжать вашу деятельность.
— Но ведь именно вы сделали так, что они обратили на меня внимание…
— Этого нельзя было избежать.
— Узнаю логику министра: даже низкая цель оправдывает любые средства.
— Ваши остроты неуместны, миссис Девлин.
Глаза его вспыхивают гневом, но тут же гаснут; ему не очень хочется теперь вступать с ней в дискуссию. Уж не чувствует ли Арлингтон себя виноватым перед ней, мелькает у нее мысль. Впрочем, вряд ли, этот человек не способен испытывать тонкие чувства.
— Чего вы в самом деле хотите? — спрашивает он. — Денег?
— Вы уже заплатили мне, и довольно щедро. Просто я хочу вернуться к привычному для меня образу жизни.