Вдруг в дверь кто-то постучал, и все разом настороженно и испуганно подняли головы. Интересно, что скажет полиция, если их застукают здесь, когда они роются в вещах Дерека? А дойдет до магистра, что скажет он? Странно, но Клер готова была поклясться, что даже в глазах у Эндрю мелькнула некая тень, будто он в чем-то провинился; значит, и ему не чуждо это подленькое чувство, которое испытывала и она сама. Было ли это потому, что так легко позабыть, зачем они сюда пришли, и просто с удовольствием рыться в этих старых книгах и бумагах! Или потому, что было нечто невыразимо приятное вот так сидеть всем вместе и молча заниматься общим делом? Но разобраться в своих ощущениях ей так и не удалось, поскольку человек за дверью забарабанил сильнее, и, взяв себя в руки, Эндрю пошел выяснять, кто там и что ему надо.

— Доктор Кент! — послышался возглас.

За дверью стоял молодой человек и, удивленно раскрыв рот, смотрел на Эндрю — его здесь увидеть он явно не ожидал. По внешнему виду студент: джинсы, мятая вельветовая курточка какого-то сомнительного оттенка, а на ногах, как и у большинства студентов, кеды. На плече висит довольно объемистый холщовый рюкзак ярко-оранжевого цвета.

— А, это вы, Робби… Ну заходите, — сказал Эндрю, открывая дверь шире и отходя в сторону — С доктором Хамфриз-Тоддом вы знакомы. А это доктор Донован, наш новый преподаватель, она замещает доктора Скотт. Познакомьтесь, доктор Донован, это Робби Макинтош, один из учеников доктора Гудмена.

Аспирант, догадалась Клер, пишет у Дерека Гудмена магистерскую. Точнее, писал.

Робби зашел в квартиру и беспокойно огляделся. На лице его явно читались следы общераспространенного недуга всех аспирантов, которые пьют кофе литрами, почти никогда не бывают на солнце и спят урывками.

— А где доктор Гудмен? — спросил он.

— Доктор Гудмен? — переспросил Эндрю.

Он обменялся тревожным взглядом с коллегами.

— А вы разве не знаете?

— Что именно?

— О господи, — вздохнул Ходди.

— Что случилось? — беспокойно спросил Робби.

— Мне очень жаль, что именно мне приходится сообщать вам об этом, Робби, — сказал Эндрю. — Дело в том, что доктор Гудмен… с ним произошло несчастье. — Он снова бросил многозначительный взгляд на коллег: мол, будем придерживаться пока этой версии, — Он умер.

— Умер? — Робби перевел взгляд на Клер, а потом на Ходди, — Вы, наверное, шутите.

— Увы, какие тут шутки. Доктор Гудмен вышел погулять на Бэкс, неудачно упал и ударился головой о что-то твердое. Это случилось вчерашним утром. Вас что, здесь не было?

— Отца положили в больницу, и мне пришлось на несколько дней уехать домой. Я только что вернулся.

Он запустил всю пятерню в волосы и потерянным взглядом окинул развороченную комнату.

— Боже мой.

— Не хотите присесть? — спросил Эндрю.

Робби снова посмотрел на Эндрю; глаза его были совершенно безумны.

— Куда?

— Возьмите мой стул.

Робби уронил рюкзак на пол и шлепнулся на свободный стул прямо напротив Клер, сидящей с другой стороны стола. Он снова пальцами взъерошил волосы. Что-то не похоже, что, услышав новость, он сильно переживает, подумалось Клер. Скорее напуган, и изо всех сил старается скрыть это. Впрочем, кто знает, возможно, она ошибается. Начало занятий, болезнь отца, смерть научного руководителя — от этого у кого угодно крыша поедет.

Эндрю встал рядом с ним и оперся руками о стол.

— Мне очень жаль, Робби. Я понимаю, потеря научного руководителя расстроила вас. Но к вам, конечно, сразу же прикрепят другого.

Робби ничего не ответил, но у Клер создалось стойкое впечатление, что расстройство аспиранта имеет более глубокие причины, чем просто смерть Дерека Гудмена.

— Скажите мне вот что, Робби, — сказал Эндрю, — Для обсуждения вашей работы вы всегда встречались с ним именно здесь?

— Конечно, — кивнул Робби.

— У вас есть какое-нибудь представление о том, над чем он работал сам?

— Откуда? — пожал тот плечами.

— Просто я подумал, может, он как-нибудь обмолвился, зачем ему здесь столько книг.

— У него в работе всегда было несколько тем сразу.

Робби вздохнул и, казалось, несколько успокоился, на губах его даже показалась дрожащая улыбка.

— Меня другое удивляло: он всегда знал, где у него что лежит.

— Как это?

— Понимаете, у него была абсолютная память.

— Да, он мне об этом говорил, — сухо отозвался Эндрю. — И не раз.

— Это правда! Он даже устраивал из этого целое представление. Бывало, закроет глаза, отвернется и попросит подойти к полке или к стеллажу, взять что-нибудь наугад и сказать, откуда я взял, ну, скажем, третий шкаф, четвертая полка сверху. И всегда угадывал, что у меня в руке. И не просто угадывал, какая книга или еще что, а давал комментарий, например: «„Письма Дизраэли“, издание тридцать девятого года, издано отвратительно» или: «Такая-то и такая-то диссертация, защищена в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, с начала и до конца полная чушь, автора следовало бы повесить». Вот в таком духе.

— Впечатляет.

— Ужасно противно.

— А вам известно что-нибудь про дневник тысяча шестьсот семьдесят второго года? — спросил Ходди.

Клер ясно видела, как по лицу Робби пробежала какая-то тень. Испугался? Что-то его явно обеспокоило. Аспирант окинул взглядом заваленный книгами и бумагами стол.

— А в чем дело? Вы что-то ищете?

— Как раз этот дневник и ищем, — сказал Эндрю, — В разговорах с вами он когда-нибудь упоминал о нем? О дневнике, текст которого зашифрован?

— Да, один раз, может, два.

— И что он вам о нем говорил?

— Да ничего особенного. Что его писала какая-то женщина-врач, которая лечила любовницу короля от, мм… — он быстро скосил взгляд на Клер и снова отвернулся, — от какой-то болезни.

— Любовницу Карла Второго?

— Да.

— Какую именно?

— А у него была не одна?

— Гораздо больше чем одна.

— Не знаю, — снова пожал плечами Робби.

— А почему доктор Гудмен интересовался этим? — спросила Клер.

— Кажется, писал статью про шифры и скоропись.

Он встал и поднял свой рюкзак.

— Послушайте, мне уже надо идти. У меня сейчас важная встреча.

— Подождите минутку.

Эндрю достал из кармана сложенный листок бумаги — копию страницы из дневника и протянул его Робби.

— Вам известно что-нибудь об этом? Знаете, о чем здесь написано?

Робби быстро пробежал листок, и глаза его задержались на приписке его научного руководителя: «Я тебя предупреждал — теперь плати сполна».

— Это почерк доктора Гудмена?

— Да.

Робби покачал головой.

— Извините, я не знаю, о чем это.

Он нервно закинул рюкзак за спину.

— В общем, мне действительно очень нужно…

— И больше вы ничего об этом не можете нам сказать? — не отставал Эндрю.

Робби снова вздохнул, понимая, что так легко он отсюда не уйдет.

— Про свою научную работу он не любил болтать лишнего. Правда, однажды вечером выпил много пива и проговорился, что с помощью этого дневника можно раскрыть одно убийство.

— Какое убийство?

— Не помню. — Он уставился в пол, стараясь вспомнить. — Какого-то Осберна, что ли… Или, может, Осборна?

— Роджера Осборна?

— Точно, именно его.

Эндрю, казалось, был совершенно потрясен услышанным.

— Дерек Гудмен говорил, что собирается раскрыть убийство Роджера Осборна? — спросил он еще более настойчиво.

— Ну да, я хорошо помню, он так и сказал. Я понятия не имел, о чем он толкует. Эпоху Реставрации я плохо знаю. У меня диссертация о национальных меньшинствах в Англии восемнадцатого века. Если честно, я подумал, что он спьяну заговаривается или у него с головой что-то не то.

— Сволочь, — сказал Эндрю шепотом.

— Простите, что вы сказали?

— Ничего особенного. А где же сам дневник?

— В библиотеке Рена.

— Вы уверены, что его здесь нет?

— Совершенно. Пилфорд никогда не позволил бы его вынести.