Я вздохнула:

   — И они меня поджидают снова?

   Он кивнул:

   — Боюсь, что так, Мерри.

   — Черт, — сказала я.

   Он опять кивнул.

   Я вздохнула. Покачала головой.

   — Не могу сейчас об этом думать. От меня ждут помощи здесь.

   Он улыбнулся и похлопал меня по плечу:

   — Вот это мне и надо было знать.

   Я подняла брови:

   — О чем ты?

   — Если бы ты ответила иначе, я бы перестал посылать тебя на настоящие расследования и ограничил твою деятельность светской тусовкой.

   Я уставилась на него во все глаза:

   — То есть посылал бы меня только к знаменитостям и рвущимся в знаменитости, которым приспичило заманить к себе в дом принцессу фейри?

   — Это удивительно хорошо оплачивается, Мерри. Они выдумывают несуществующее дело, я посылаю тебя или твоих красавцев мужчин, и пресса слетается к ним, как воробьи на угощение. Все довольны, а мы зарабатываем кучу денег на пустом месте.

   Я немного подумала.

   — Так ты говоришь, избыток внимания со стороны прессы приносит нам деньги, которых иначе не было бы?

   Он кивнул и улыбнулся, блеснув белыми ровными зубами — единственной «подправленной» чертой своей внешности.

   — У тебя вот что есть общее, Мерри, с любой знаменитостью: если пресса перестала превращать твою жизнь в кошмар — значит, плохи твои дела.

   — В прошлую субботу репортеры в погоне за мной выдавили витрину.

   Он пожал плечами:

   — И это показали в новостях по всему миру. Хотя ты, небось, весь уик-энд телевизор не включала?

   Я улыбнулась:

   — Ты же знаешь, я не смотрю передачи со своим участием. Да и заняться нам есть чем, кроме телевизора.

   — Будь у меня столько девушек, сколько у тебя парней, я бы тоже телевизор не смотрел.

   — Ты бы не выдержал, — улыбнулась я.

   — Ты что, сомневаешься в моей выносливости? — шутливо спросил он.

   — Я женщина, а ты мужчина; У нас бывают множественные оргазмы, а вам не дано.

   Он невольно расхохотался. Кто-то из копов изумился вслух:

   — Господи, они еще и смеются, на это глядя. Они и правда бесчувственные, как о них говорят!

   Ответила ему Люси от дверей:

   — По-моему, твоя патрульная машина только что поинтересовалась, где ты бродишь.

   — Они смеются над трупом!

   — Нет, не над трупом. Они смеются потому, что навидались такого, от чего ты с криком помчался бы к мамочке.

   — Хуже, чем это? — Он показал на тело.

   Мы с Джереми одновременно кивнули и сказали:

   — Да.

   — Но как вы можете смеяться?

   — Пойди проветрись, — сказала Люси. — Шагай.

   Тон ее не допускал возражений. Коп вроде бы хотел поспорить, но подумал и не стал. Он ушел, Люси повернулась к нам:

   — Извините, ребята.

   — Все нормально, — сказала я.

   — Нет, не нормально, — не согласилась она. — Да, тебя нашли репортеры. По крайней мере думают, что нашли.

   — Джереми мне уже сказал.

   — Надо будет тебя аккуратно вывезти, пока на тебя не слетится больше стервятников, чем на убийство.

   — Мне жаль, что так получается, Люси.

   — Да я знаю, что удовольствия это тебе не доставляет.

   — Ну, мой босс только что мне сообщил, что я куда больше зарабатываю на выдуманных преступлениях в светской тусовке, чем на реальных делах.

   Люси глянула на Джереми, приподняв бровь:

   — Правда?

   — Чистая и совершенная, — сказал он.

   — Ладно. Все равно тебе нужно будет показаться там, на улице, чтоб эти бульдоги из прессы на нас не повисли.

   Я кивнула.

   — Вы ничего еще не накопали о женщине, о брауни? — спросила я.

   — Оказалось, она притворялась человеком, а на самом деле чистокровная брауни. Ты была права насчет хирурга — ему нужно было точно знать ее происхождение, прежде чем браться за реконструкцию лица. Почему это так важно, кстати?

   — Фейри регенерируют не так, как люди, а куда быстрее. Если бы хирург не знал, что она брауни, он мог бы не успевать за скоростью роста ее кожи.

   — А еще, — добавил Джереми, — существуют материалы — металлы и синтетические лекарства, — которые смертельно опасны для фейри, особенно для малых фейри.

   — И анестетики на нас не все действуют, — сказала я.

   — Ну вот, для этого вы мне здесь и нужны. Никто из нас не подумал бы о хирурге и не знал бы этих подробностей о брауни. Нам нужен в штате сотрудник-фейри на такой вот случай.

   — Я слышал, что вы сейчас активно вербуете фейри на службу в полиции, — сказал Джереми.

   — Да, для таких расследований, да и просто для связи с населением. Вы же знаете, фейри нам не доверяют. Мы для большинства — те самые люди, что выгнали их из Европы.

   — Ну, не совсем те самые, — возразил он.

   — Да, но ты понимаешь, что я имею в виду.

   — Увы, да.

   — А кто-нибудь уже изъявил желание? — спросила я.

   — Пока не слышала.

   — А есть требования к внешности? Насколько кандидаты должны походить на людей? — спросила я.

   — Насколько я знаю, расу не лимитировали. Просто нужны фейри в составе полиции. Мы думаем, многое будет легче. Ну вот, например, есть у нас на примете нечто вроде подпольного клуба педофилов, где используют фейри, похожих на детей.

   — Это не педофилия, — возразил Джереми. — Фейри соглашаются по доброй воле, а возраст у них обычно перевалил за сотню лет, куда уж легальнее.

   — Не в том случае, если это за деньги, Джереми. Проституция есть проституция.

   — Ты же знаешь, что у фейри этого понятия нет.

   — Знаю. Вы относитесь к попыткам регулировать секс как к попыткам ограничить вашу свободу распоряжаться собственным телом. Но это не так. Вообще-то, пусть я на публику этого не скажу, но если похожие на детишек фейри могут удовлетворить этих извращенцев — я только рада. Меньше настоящих детей пострадает. Но нам надо иметь выходы на таких фейри — они могут знать, к примеру, не вовлечены ли в проституцию настоящие дети.

   — Мы наших детей оберегаем, — сказал Джереми.

   — Но из ваших стариков не все посчитают ребенком подростка лет шестнадцати.

   — Да, разница культур, — согласился Джереми.

   — Если вы дадите индульгенцию взрослым фейри, которые обслуживают педофилов, они вам помогут найти тех, которые преследуют детей, — сказала я.

   Люси кивнула:

   — Я знаю, что они выглядят детьми, свеженьким мясцом, легкой добычей, и от людей их часто не отличить, и обращаются с ними соответственно — но стоит им защититься с помощью магии, как они тут же оказываются нарушителями федерального закона.

   — И первый арест за проституцию вдруг оборачивается обвинением в магическом воздействии, а это срок куда больший, — договорила я.

   — А что с тем фейри, который убил в тюрьме заключенного, пытавшегося его изнасиловать? Он теперь под судом за убийство? — спросил Джереми.

   — Он расколол тому типу голову будто куриное яйцо, — напомнила Люси.

   — Ваш закон обращается с нами как с чудовищами, если у нас случайно не окажется дипломатического иммунитета или знаменитой принцессы.

   — Ты несправедлив, — сказала я.

   — Я несправедлив? В Америке еще ни один сидхе в тюрьме не сидел. А я из малого народца, Мерри. Поверь мне на слово, люди всегда относились к вам не так, как ко всем остальным.

   Мне хотелось возразить, но аргументов не было.

   — Вы не спрашивали у хирурга, не оперировал ли он других фейри? — спросила я у Люси.

   — Нет, но можем спросить.

   — Погибшие феи-крошки выглядели вполне типично, но лучше бы проверить, не пытались ли они сделать что-нибудь, чтобы приблизиться к человеческому облику.

   — Но смысл? Все равно они ростом с куклу Барби, кто их примет за человека?

   — Некоторые феи-крошки могут менять рост — до трех-пяти футов. Не самая обычная способность, но встречается. И тогда уже и крылья можно подвязать — разные крылья по-разному.