Именно так, по видимому.

Другие ответы были почти непонятными, наполненные словами Фаэ, которые я не понимал.

Когда она попыталась объяснить эти термины, наши разговоры становились безнадежными риторическими столкновениями.

Временами я чувствовал, что нашел себе тихую, более привлекательную версию Элодина.

Тем не менее, я узнал несколько отрывков.

То, что она делала с тенями называлось граммари.

Когда я спросил о его значении, она ответила, что это «искусство создания настоящих вещей». Оно отличалось от гламури, которое означало «искусство создания кажущихся вещей».

Я также узнал, что в Фаэ нет обычного понятия направлений.

Ваш трехкомпонентный компас будет бесполезен, так как олова там нет.

Севера не существует.

И когда небо в бесконечных сумерках, вы не сможете наблюдать, как солнце восходит на востоке.

Но если вы внимательно посмотрите на небо, то увидите, что один оттенок части горизонта будет ярче, а в противоположном направлении чуть темнее.

Если вы направитесь к яркому горизонту, то он в конце концов станет днем.

Другой путь ведет в темную ночь.

Если вы будете идти в одном направлении достаточно долго, вы в конечном итоге проведете целый «день», оставаясь в конечном счете там же, откуда начали.

Это теория, во всяком случае.

Фелуриан описала эти две точки компаса Фаэ, как День и Ночь.

Две других точки она называла в разное время, как Тьма и Свет, Лето и Зима, Вперед и Назад.

Однажды она назвала их Гримаса и Улыбка, но что-то в том тоне, которым она произнесла это, заставило меня начать подозревать, что это была шутка.

***

У меня хорошая память.

Это пожалуй внесло наибольший вклад в то, что я собой сейчас представляю.

Это талант, от которого зависят многие из моих навыков.

Я могу только догадываться, как я пришел к такой памяти.

Мои ранние этапы подготовки может быть.

Игры моих родителей, чтобы помочь мне вспомнить мои реплики.

Возможно, это были умственные упражнения, которым Абенти научил меня, чтобы подготовить для Университета.

Откуда бы это не было, моя память всегда служила мне хорошо.

Иногда она работала намного лучше, чем я хотел.

Тем не менее, память у меня странно обрывочна, когда я пытаюсь вспомнить время проведенное в Фаэ.

Мои беседы с Фелуриан ясны, как стекло.

Ее уроки так же могут быть записаны на моей коже.

Ее вид.

Вкус ее рта.

Все они свежи, как вчера.

Но другие вещи я не могу вспомнить вообще.

Например я помню Фелуриан в пурпурных сумерках.

Это пятнало ее через деревья, делая ее внешний вид, как будто она была под водой.

Я помню ее в мерцающих свечах, в дразнящих тенях она скрывала больше, чем было выявлено.

И я помню ее в полном богатом янтарном свете лампы.

Она нежится в нем, как кошка, ее кожа теплая, светлая.

Но я не помню ламп.

Или свечей.

Обычно много суеты, когда имеешь дело с такими вещами, но я не могу вспомнить ни одного момента, чтобы обрезали фитиль, или вычищали сажу из стеклянного абажура лампы.

Я не помню запаха нефти, дыма или воска.

Я помню еду.

Фрукты, хлеб и мед.

Фелуриан ела цветы.

Свежие орхидеи.

Дикие Триллиумы.

Пышные селас.

Я пробовал некоторые сам.

Фиалки были моими любимыми.

Я не имею в виду, что она ела только цветочки.

Она любила хлеб с маслом и медом.

Особенно ей нравилась ежевика.

И было также мясо.

Не с каждым приемом пищи, но иногда.

Дикая оленина.

Фазан.

Медведь.

Фелуриан ела его настолько недожаренным, что оно было почти сырым.

Она была разборчивым едоком.

Не чопорной или придворной.

Мы ели руками и зубами и потом, если мы были липкие от меда или жира и крови медведя, то мылись в близлежащем водоеме.

Я вижу ее даже сейчас - голую, смеющуюся, кровь стекает по ее подбородку.

Она была царственная, как королева.

Нетерпеливая, как ребенок.

Гордая, как кошка.

И не была ни одной из них.

Ничего подобного им.

Ни в коем случае, даже немного.

Моя точка зрения такова: я помню нашу еду.

Но что я не могу вспомнить - откуда она взялась.

Кто-то принес ее?

Или она собирала ее сама?

Я никак не мог вытащить из своего разума воспоминания из моей жизни.

Мысль о слугах, вторгавшихся в личную жизнь на ее сумеречной поляне кажется невозможной для меня, так же как и мысль о Фелуриан выпекающей свой хлеб.

Оленей, с другой стороны, я могу понять.

Я не имел ни малейшего сомнения, что она могла нагнать их на земле и убить одними руками, если бы захотела.

Или я мог представить зачарованного оленя, углубляющегося в тишину ее сумеречной поляны.

Я могу представить сидящую Фелуриан, терпеливую и спокойную, ожидающую, пока он не подойдет достаточно близко, чтобы коснуться...

Мы с Фелуриан спускались к водоему, когда я заметил легкие изменения в окружающем нас свете.

Подняв глаза, я с удивлением увидел тонкий лик луны, проглядывающий на нас сквозь кроны деревьев.

Даже при том, что это был лишь тонкий полумесяц, я признал, что это была та луна, которую я знал всю свою жизнь.

Увидеть его в этом удивительном месте было, как встретить старого друга вдалеке от дома.

- Смотри, - сказал я, показывая на небо.

– Луна!

Фелуриан снисходительно улыбнулась.

– Ты мой драгоценный новорожденный ягненок,

смотри!

Там плавает облако!

Амойен!

Танцуй от радости! – Рассмеялась она.

Я залился краской.

– Просто я не видел ее… - я замолчал, не в состоянии подобрать подходящее слово.

– Долгое время.

Кроме того, у вас есть несколько разных созвездий.

И я подумал, что возможно и луна будет другая.

Фелуриан мягко провела рукой по моим волосам.

- Глупый, есть только одна луна.

И мы ждали ее.

Она поможет нам очистить твой шаед. - Она скользнула в воду, блестящая, словно выдра.

Появившиеся над водой, ее волосы были подобны чернилам растекшимся по плечам.

Я сидел у края водоема на камне и болтал ногами.

Вода была теплой, как в купальне.

– Как луна может быть на небе, если это небо – другое?

- Тут лишь один ее тонкий проблеск, - сказала Фелуриан.

– По большей части она сейчас находится в мире смертных.

- А сейчас? - спросил я.

Фелуриан прекратила плавать из стороны в сторону и перевернулась на спину, рассматривая небо.

– О луна, - сказала она несчастно,

- я умираю ради поцелуев,

зачем ты подарила мне полуночника, когда я желала человека?Она вздохнула, затем тихо прокричала в ночь: - Почему?

Почему?

Почему?

Я скользнул в воду, пускай не так пластично, как выдра, но несомненно лучше целующийся.

Чуть позже мы лежим на отмели на широком камне, обточенном водой.

- Спасибо тебе луна, - шепчет Фелуриан, удовлетворенно глядя в небо.

- За этого сильного и красивого манилинга.

В водоеме плавали яркие рыбы.

Не больше вашей руки, каждая с полосой или пятном яркого цвета.

Я наблюдал, как они осторожно появляются из укрытий, в которые их загнала недавняя буря.

Они были оранжевыми как пылающие угли, желтыми как лютики, синими как полуденное небо.

Фелуриан снова скользнула в воду, схватив меня за ногу.

– Ближе, мой целующийся полуночник,

ближе и я покажу тебе как движется луна.

Я двигался за ней в бассейн, пока мы не зашли в воду по плечо.

Рыбы с любопытством приблизились к нам, а самые храбрые подплыли так быстро, что начали сновать между нами.

Их свет показывал скрытый силуэт Фелуриан под водой.

Не смотря на то, что я в подробностях изучил ее наготу, я оказался внезапно очарован предоставленным зрелищем.

Рыбы подплывали все ближе.