– Хосе Игнасио вне опасности, и Лаура тоже. У моей внучки родится ребенок.

– Этого нельзя допустить! Род дель Вильяр не должен смешиваться с простолюдинами. Ты поможешь мне выбраться отсюда?

– Убийце помогать не стану!

– Я пыталась спасти нашу семью от бесчестья. Все равно я убью это ничтожество!

– Хватит, Лорена! Я не позволю оскорблять моего внука.

– Опомнись! Это я – твоя дочь. Я – из рода дель Вильяр.

– Нет, Лорена, ты мне не родная дочь! Мой единственный сын – Хуан Карлос.

– Что ты сказал?

– Правду. Ты – приемная дочь. Твоя мать тебя бросила. Твоя родная мать даже не знала фамилии твоего отца.

– Нет!

– Ты была мне как родная и никогда бы не узнала о своем истинном происхождении, если бы не дошла до такого злодейства.

– Ты очень жесток со мною, папа!

– Не называй меня так, Лорена. Я – не твой отец! Я не мог произвести на свет такого зловещего существа, как ты!

– Не хочу больше тебя слушать!

– Это твое право. Но я бы посоветовал тебе повиниться перед Марией, Хосе Игнасио и Лаурой. Может, они тебя простят.

– Никогда! Я скорее убью их всех!

– Как хочешь. Тебя осудят, посадят в тюрьму. Но меня больше не интересует твоя судьба.

– Я ненавижу тебя, Густаво дель Вильяр!..

– Мне казалось, что, узнав правду о собственном происхождении, она изменит свое поведение. Но стало только хуже, – жаловался дон Густаво Рафаэлю Идальго по дороге домой. – Мне так плохо, так плохо, потому что я люблю Лорену. Люблю, как родную дочь…

Хуан Карлос как-то неуверенно, робко отворил дверь палаты, но Мария приветливо улыбнулась:

– Хуан Карлос! Проходи, пожалуйста!

Хосе Игнасио был неприятно удивлен таким поведением матери.

– Как себя чувствуешь, Хосе Игнасио? – спросил Хуан Карлос, ласково глядя на сына.

– Плохо! С того момента, как вошли вы.

– Хосе Игнасио! – одернула его Мария.

– Скажи, чтобы он ушел, мама!

– Он – твой отец! Будь с ним повежливее!

– Мой единственный отец – Виктор Карено. А этому сеньору я ничем не обязан.

– Ты обязан ему жизнью.

– Мое рождение было несчастьем для сеньора дель Вильяра. И не проси меня теперь уважать человека, который стеснялся иметь сына от служанки.

– Замолчи, Хосе Игнасио! Если я говорю, что ты обязан ему жизнью, то имею в виду…

– Нет, Мария, пожалуйста, не надо!

– Хосе Игнасио должен знать правду.

– Нет, Мария. Хосе Игнасио прав. Будет лучше, если я уйду. Обещаю тебе не досаждать своим присутствием.

– Сделайте одолжение. Не задерживай его, мама! Но Мария догнала Хуана Карлоса в коридоре.

– Подожди, Хуан Карлос. Не понимаю, почему нельзя сказать Хосе Игнасио, что ты для него сделал? Я уверена: когда он узнает, что твоя кровь спасла его, то не будет таким, забудет обиду.

– Он меня ненавидит и никогда не простит моей трусости. Я должен смириться с этим, хоть мне и тяжело.

Виктор, заметив, что Мария беседует с Хуаном Карлосом, не стал им мешать и сам удивился, что не испытывает никакой ревности. Хосе Игнасио, как всегда, обрадовался крестному, но не скрыл от него своего раздражения.

– Почему мама так долго не возвращается?

– Не будь таким мелочным, крестник.

– Не понимаю, о чем ей говорить с этим типом, и почему ты терпишь.

– А что я, по-твоему, должен сделать?

– Извини меня, крестный, но мне неприятно, что мама так любезна с дель Вильяром.

– Он беспокоится о твоем здоровье… Разве мама тебе ничего не сказала?

– Этому сеньору я безразличен. Наверняка он хочет убедить маму не подавать в суд на его сестру, чтобы та ни за что не отвечала.

– Ты знаешь, что я никогда не питал дружеских чувств к Хуану Карлосу, но поверь мне: он искренне обеспокоен твоим ранением. В этом я полностью уверен.

– А я – нет. Хуан Карлос дель Вильяр такой же, как и его сестра.

– Твой отец приехал к тебе, как только узнал, что ты в опасности, – строго сказала вошедшая Мария.

– Не хочу больше говорить о нем, мама. Я ненавижу его так же, как Лорену дель Вильяр.

– Ну ладно, не буду с тобой спорить. Отдохни. Постарайся заснуть.

Как ни хотелось Лауре поскорей увидеть Хосе Игнасио, она смирилась с тем, что не должна вставать с постели, если это опасно для маленького. Но вот доктор Габриэла наконец назначила день операции: послезавтра.

– Мой ребенок родится послезавтра! Ты слышишь, папа?

– Да, конечно. Менее чем через тридцать шесть часов я превращусь в новоиспеченного дедушку.

– Надо обрадовать Хосе Игнасио.

– Завтра я сообщу ему эту новость, а сейчас он спит.

– И тебе надо поспать, Альберто, – напомнила коллеге Габриэла. – Я буду здесь до полуночи и еще зайду к тебе, Лаура.

– Ив самом деле, папа, отдохни. Ана побудет со мной.

– Ну, тогда – до завтра. Будь умницей.

Чуть позже пришел Хуан Карлос, и Ана, воспользовавшись его присутствием, пошла перекусить в кафетерий. Лаура стала расспрашивать дядю, видел ли он Хосе Игнасио и был ли тот с ним любезен.

– Да, Хосе Игнасио поправляется.

– Но ты не ответил, как он тебя принял.

– Мы почти не говорили…

– Не нравится мне, что Хосе Игнасио злится на тебя. Я постараюсь, чтобы он забыл свою обиду. Обещаю.

Лаура опять заговорила о предстоящих родах, о том, кто родится – мальчик или девочка – и на кого будет похож младенец…

– Вижу, ты уже засыпаешь, – заметил Хуан Карлос. – Спи. Я посижу с тобой.

– Нет, иди тоже отдохни. Скоро вернется Ана.

– Я хотел бы остаться с тобой.

– Иди, иди. И передай привет дедушке.

Ана задержалась в кафетерии с Марией, которой дон Густаво рассказывал историю удочерения Лорены.

– Сегодня я открыл ей правду, Мария.

– Но почему вы молчали до сих пор? Знай Лорена правду о себе, может, и ее снобизм не был бы таким чудовищным.

– Я надеялся, что моя дочь изменится.

– Нет, теперь уже ничто ее не изменит. Она последовательно шла к этому злодеянию: разлучила нас с Хуаном Карлосом, ускорила смерть моего отца, мучила собственную дочь. А теперь вот покушалась на жизнь Хосе Игнасио.

– Я знаю, Мария! И горько раскаиваюсь в том, что не сказал ей правду вовремя.

– Я сочувствую вам, дон Густаво, но не могу простить Лорене преступления.

А Лаура, оставшись одна, опять унеслась в воображении к Хосе Игнасио… Он сейчас спит, но, может быть, не слишком крепко? Хорошо бы обрадовать его уже сегодня! Если передвигаться медленно, осторожно, то вряд ли маленькому будет от этого плохо.

И поколебавшись еще некоторое время, Лаура встала с постели и отправилась искать двадцать третью палату.

– Хосе Игнасио, Хосе Игнасио, – позвала его тихонько Лаура, – ты меня слышишь?

– Лаура?! – открыл глаза Хосе Игнасио. – Зачем ты здесь?

– Мне нужно было увидеть тебя. Иначе я бы не уснула.

– Ты молодчина!

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, все хорошо, моя любимая! У тебя нет причин для беспокойства.

– Пока еще есть. Ты нездоров. Но тебе станет значительно лучше, если ты узнаешь, что наш малыш появится послезавтра!

– Какое счастье! А ты… не боишься?

– Нет. Ты ведь рядом со мной.

– Да, любимая. Ты получала мои записки?

– Конечно. Спасибо тебе. А ты – мои?.. Ах! – неожиданно вскрикнула Лаура.

– Что с тобой? – встревожился Хосе Игнасио.

– Ничего. Отпустило. Он шевельнулся.

– Будет лучше, если ты вернешься к себе.

– Не преувеличивай. Все в порядке.

Однако новый приступ оказался намного сильнее прежнего. Лаура еще пыталась бодриться, сдерживать стоны, но резкая, нестерпимая боль пронзила низ живота…

– Лаура! Лаура! Тебе плохо? – Хосе Игнасио вспомнил про аварийную кнопку. – Помогите!

Вбежала дежурная сестра, затем – Габриэла.

– Срочно готовьте операционную! – распорядилась Габриэла. – Больную. – на носилки!

– Все в порядке, любимый, – слабым голосом произнесла Лаура. – Сообщите моему папе. Я хочу, чтобы он был на операции.