– Думай о ребенке, он вернет тебе память, непременно вернет…

– Я хочу пойти на кладбище, к нашим родителям, Лусия, – обратилась Мария к вошедшей Лорене, – мне кажется, там я что-то вспомню из прошлой жизни.

– Конечно-конечно, завтра же, – ответил Артуро. – Пойдем, Лусия.

Едва оба вышли из комнаты Марии, Лорена накинулась на Артуро: зачем он пообещал, что завтра они пойдут на кладбище?! Завтра с утра она начнет терзать Лорену этим дурацким кладбищем.

И действительно, едва Лорена на следующее утро успела встать с постели, как увидела одетую для выхода Марию. Она и в самом деле ждала обещанного и готова была отправиться хоть сейчас. Лорена рассвирепела: почему она должна расхлебывать идиотские обещания Артуро?

– Доктор запретил тебе выходить из дому.

– Какой доктор? Со вчерашнего вечера не было в доме доктора, – возражала Мария.

На шум их голосов вышел Артуро.

– Любовь моя, – попытался он вмешаться как можно мягче, – в твоем состоянии тебе лучше не рисковать: лишние эмоции, волнения совсем не на пользу. Давай ты поднимешься к себе и полежишь!

– Не хочу к себе! – рассердилась Мария. – Хочу пройтись по улицам! Я не могу больше жить в тюрьме!

– Ты никуда не пойдешь! – Артуро схватил ее за руку. – Я не отпущу тебя, не вырывайся!

– Мы устали от твоих капризов, – зашипела Лорена, – ты только и делаешь, что всем досаждаешь!

Артуро понял, что они переборщили в своем желании усмирить Марию и, сверкнув глазами на Лорену, оборвал ее:

– Не смей так разговаривать с моей женой! Я тебе запрещаю!

– А если твоей жене наплевать на ребенка, которого она ждет?.. Заботься она о нем, не рвалась бы так из дому!..

– Нет, я не верю, что она мне сестра, – вдруг сказала Мария, внимательно слушавшая Лорену.

Артуро увел Лорену, пообещав Марии, что как только врач разрешит ей гулять, они пойдут, куда она захочет.

Наедине Артуро сделал Лорене выговор и приказал: немедленно попросить извинения у Марии за грубость…

Лорена, внутренне кипя от негодования, сделала так, как он ей приказал.

Наутро Артуро как ни в чем не бывало пришел к Марии, говорил о своей любви, горевал, что она охотно вспоминает печальное, но ни разу не вспомнила свое обещание перед алтарем любить его…

– Прости, Андрее! – шептали губы Марии, но сама она находилась в крайнем недоумении: откуда в ней столько отвращения к собственному мужу? Он ведь добр к ней, и, казалось бы, она должна отвечать ему взаимностью. Но нет! Не может. А что значит дом, семья, если рядом с собственным мужем она чувствует себя безнадежно одинокой, покинутой, и какая-то непреодолимая преграда внутри нее не дает ей ответить взаимностью на его любовь и ласки…

Мария не знала, как хочется Артуро сломить эту преграду. Он решил пригласить психиатра доктора Гонсало Арвисо. Лорена же считала, что вмешательство психиатра грозит большой опасностью, и чем успешнее пойдет лечение, тем опасность будет больше.

Но Артуро пригласил к Марии врача и оставил их побеседовать…

Врач показался Марии доброжелательным, и она попросила у него помощи – ей невмоготу жить среди постоянных сомнений, воспринимая сестру и мужа как чужих, нелюбимых людей. Она умоляет доктора ей помочь, она очень хочет вспомнить, кто же она на самом деле…

Врач предложил ей сеанс гипноза… Она должна расслабиться и сосредоточить свое внимание на счете. Доктор медленно считал, а Марию будто окутывало плотным, густым туманом. Но вдруг откуда-то издалека до нее донесся голос врача, который возвращал ее к событиям недавнего прошлого…

– Рассказывайте, вспоминайте о катастрофе… – настойчиво внушал он. – Где вы находились до того, как это случилось?

– В доме… я вижу комнату… Потом улицу… я торопилась, хотела догнать… Машина… Нет! Нет! Нет! – вдруг закричала Мария.

– Расслабьтесь, расслабьтесь, расслабьтесь!.. А теперь слушайте меня. Я хочу, чтобы вы вспомнили самый счастливый миг вашей жизни… миг, который доставил вам самую большую радость. Постарайтесь, попробуйте!.. Вспоминайте, вспоминайте!.. Вы должны вспомнить!..

Глаза Марии по-прежнему закрыты, но… на лице вдруг появилась улыбка, и она заговорила тихо, внятно:

– Мой сын, мой сыночек… вот ты какой, оказывается, я так ждала тебя…

– Как зовут вашего сына?

– Не знаю…

– Вспоминайте, вспоминайте: как зовут вашего сына? Несколько секунд стояла мертвая тишина. И вновь улыбка осветила лицо Марии.

– Хосе… Хосе Игнасио… Хосе Игнасио… Хосе Игнасио! Сынок!.. Я хочу видеть моего сына! Хосе Игнасио!..

В отсутствие Хосе Игнасио позвонила Исабель и передала Ане, что вылетает из Парижа и как только устроится в Мехико, ему позвонит. Педро не без интереса тоже выслушал это сообщение.

Перед отлетом Исабель выдержала тяжелый разговор с Констансой. Констанса была возмущена: ее племянница и вдруг бегает за этим ужасным донжуаном и сердцеедом, который к тому же человек совсем не их круга! Куда смотрит ее отец?!

Граф де Аренсо только пожимал плечами: его дочь выросла, он не может распоряжаться ее чувствами. Ведь в этом мире так трудно найти свое счастье!

Ивон хотя и не беседовала с Констансой, но подумала об Исабель совершенно то же самое, услышав от Педро, что ее соперница летит в Мехико. Распрощавшись с Педро, она отправилась в дом к Лопесам. Но в холле ее встретила негодующая Рита и не захотела пустить дальше порога. Ивон не постеснялась в выражениях, ругая Риту и возмутив ее до глубины души.

– У тебя язык змеи, и я буду не я, если не заставлю тебя проглотить его! – услышал голос Риты спускающийся по лестнице Хосе Игнасио.

Он принялся успокаивать крестную, а на все, что говорила Ивон, отвечал, что не желает иметь с ней ничего общего. Он любит Исабель, и скоро они поженятся…

Ивон была вне себя.

– Вы никогда не поженитесь, запомни, Хосе Игнасио! Ты принадлежишь мне, и я никому тебя не отдам! А если ты решишь по-другому, я убью и тебя и ее. Я не позволю издеваться над моей любовью!

Ивон вылетела, хлопнув дверью, Рита покачала головой ей вслед.

– А тебе, Хосе Игнасиа, я советую быть осторожнее. Отчаявшаяся женщина способна на все!

Хосе Игнасио в ответ засмеялся. Он ждал Исабель. Думал о ней. День тянулся и казался ему вечностью. Он должен был занять себя, чтобы время бежало быстрее… Что ж, сейчас он сделает то, что ему было так трудно сделать: он позвонит на ранчо, а потом отправится к Луису.

К телефону подошел Федерико. Услышав печальную новость, он выразил немедленную готовность помочь, обещал все передать се родным. Бедная, бедная Мария!..

Как тяжело переживала свое горе Эстела! Она пыталась чем-то отвлечься, заглушить тоску по горячо любимой сестре. «Господи, – думала Эстела, – да что же за наказание такое?! Столько страданий выпало на долю Марии, а теперь даже не знаем, где успокоилась ее душа… И на могилу некуда прийти. Хосе Игнасио сказал, что заочно отпели в храме…» И она горячо молилась за упокой души своей безвременно ушедшей из жизни сестры.

А жизнь на ранчо входила в прежнюю колею. Так же рано вставал рачительный Федерико, отправляясь осматривать обширное хозяйство, где всюду нужен был его хозяйский глаз. Так же поздно вставал Клементе, пасынок Эстелы, так и не полюбивший сельских работ, хотя поначалу Федерико очень на это надеялся. Зато он был всюду, где бы ни была Эстелита.

– Любовь не выбирает, – твердил он. – Мы не родня, и я живу здесь только для того, чтобы тобой любоваться. Мы с тобой молодые, у нас горячая кровь!

– Я люблю Федерико и запрещаю тебе говорить со мной.

– Ты не можешь его любить, он старый! – закричал Клементе.

Эстела не стала его слушать, встала и ушла. К ее горю прибавилось еще одно – непокой в доме.

Клементе по-прежнему подстерегал Эстелу. Он не сомневался: Эстела сдастся, а отказывает она только из ложной стыдливости. И когда Эстела заговорила с ним о необходимости уважать дом, где он поселился, ее как хозяйку этого дома и как жену его собственного отца, Клементе только засмеялся.