— Я задушу васъ, разбойники, если вы не уйметесь! — закричалъ громовымъ голосомъ м-ръ Уэллерь. — Вы что тутъ зѣвали, господа?

Послѣднее обращеніе относилось къ господамъ Бену Аллену и Бобу Сойеру, не принимавшимъ никакого участія въ этой битвѣ. Имъ было очень весело, и притомъ впереди предстояла для нихъ отрадная перспектива пустить кровь первому джентльмену, который будетъ оглушенъ непріятельскимъ ударомъ.

— Ступайте спать по своимъ нумерамъ — сказалъ м-ръ Уэллеръ, обращаясь къ обоимъ журналистамъ, — не то я скручу васъ обоихъ по рукамъ и по ногамъ и положу на одну постель. A вамъ, сэръ, тутъ нечего дѣлать съ сумасшедшими людьми. Пойдемте.

Сказавъ это, Самуэль взялъ за руку своего господина и повелъ его въ солнечный нумеръ, между тѣмъ какъ разъяренные журналисты, продолжая изрыгать угрозы и проклятія другъ противъ друга, были разведены по своимъ спальнямъ подъ руководствомъ хозяина "Сарациновой головы" и молодыхъ врачей, которые все еще не теряли надежды пустить кровь кому-нибудь изъ нихъ.

Поутру на другой день журналисты встали очень рано и, не простившись ни съ кѣмъ, разъѣхались въ двухъ разныхъ дилижансахъ. Погода прояснилась, солнце заблистало, и наши путешественники еще разъ обратили свои лица къ британской столицѣ.

Считая не совсѣмъ удобнымъ представить, безъ всякаго предварительнаго приготовленія, своихъ двухъ спутниковъ молодой четѣ и желая по возможности щадить деликатность нѣжныхъ чувствъ прекрасной Арабеллы, м-ръ Пикквккь рѣшился остановиться со своимъ слугою гдѣ-нибудь неподалеку отъ "Коршуна и Джорджа" и предложилъ молодымъ людямъ нанять особою квартиру, гдѣ они хотятъ. Согласившись на это предложеніе, м-ръ Бобъ Сойерь и Бенъ Алленъ удалились въ Боро и наняли комнатку въ одномъ довольно грязномъ трактирѣ, гдѣ за буфетомъ въ былыя времена имена ихъ появлялись довольно часто подъ длиннымъ и многосложнымъ счетомъ, который, для ясности и краткости, всегда писался бѣлымъ мѣломъ.

— Ахъ, Боже мой! Вы-ли это, м-ръ Уэллеръ, — воскликнула смазливая дѣвушка, встрѣчая Самуэля y дверей.

— Должно быть, что я, — отвѣчалъ Самуэль, отскакивая назадъ на такое разстояніе, откуда разговоръ не могъ достигнуть до ушей его господина. — Какая вы хорошенькая, Мери!

— Ахъ, не говорите этихъ глупостей, м-ръ Уэллеръ, — сказала Мери. — Нѣтъ, не дѣлайте этого.

— Не дѣлайте чего, моя душечка?

— Ну, да вотъ этого… полно, полно! Отстаньте, м-ръ Уэллеръ!

Съ этими словами молодая дѣвушка съ улыбкой оттолкнула Самуэля къ стѣнѣ, объявляя, что онъ совсѣмъ разбилъ ея локоны.

— И къ тому же помѣшали мнѣ сказать, что я хотѣла, — прибавила Мери. — Вотъ тутъ ожидаетъ васъ письмо ровно четыре дня. Я получила его черезъ полчаса послѣ вашего отъѣзда, и на конвертѣ надписано, чтобы доставили немедленно.

— Гдѣ оно, моя милая?

— Я сберегла его для васъ, м-ръ Уэллеръ, иначе, смѣю сказать, оно бы совсѣмъ потерялось. Вотъ оно, возьмите. Вы не стоите этого, сэръ.

Говоря это, Мери вынула изъ-подъ лифа на груди маленькій кисейный платочекъ, развернула его, взяла письмо и передала м-ру Уэллеру, который поспѣшилъ поцѣловать его съ великою любезностью.

— Ахъ, какой вздоръ! — сказала Мери, поправляя косынку и притворяясь простодушною невинностью. — Вы ужъ вдругъ и влюбились въ него, м-ръ Уэллеръ!

Въ отвѣтъ на это м-ръ Уэллеръ подмигнулъ cъ такимъ лукавымъ видомъ, котораго мы никакъ не беремся изобразить своимъ слабымъ перомъ. Затѣмъ, усаживаясь на окнѣ подлѣ Мери, онъ открылъ письмо и бросилъ на него изумленный взглядъ.

— Эге! — воскликнулъ Самуэль. — Что бы это могло значить!

— Ничего, я надѣюсь? — сказала Мери, смотря черезъ его плечо.

— Какіе y васъ хорошенькіе глазки! — сказалъ Самуэль.

— Вамъ нѣтъ нужды до моихъ глазъ, м-ръ Уэллеръ, читайте-ка лучше свое письмо, сэръ.

И, сказавъ это, миссъ Мери замигала и заморгала съ такою побѣдительною миловидностью, что Самуэль счелъ неизбѣжно необходимымъ поцѣловать молодую дѣвицу. Затѣмъ онъ окончательно развернулъ письмо и началъ читать слѣдующія строки:

"Маркизъ Гренби

Доркенъ

Пятница.

"Милый мой Самми.

"Съ прискорбиемъ я долженъ иметь удовольствие саабщить тебе дурную новость мачиха твая простудилась но такой причине што слишкомь долго панеосторожности просидѣла на мокрой и сырой траве подъ дажжемъ ана все слушала этаго жирнаго толстяка a онъ зарядилъ себя ромомъ и воткой и не мохъ никакимъ манеромъ астановитца пака не пратризвился a до евтыва прашло слишкомъ много часовъ дохтурь гаваритъ што еслибы она прахлатила ромку малую талику попрежи евтыва a ни после такъ оно накончилось бы все харашо евтимъ бы падмазались ее калесы и все бы накатилась какъ па маслецу a атецъ твой надеился пакамистъ што все ища авость разоідетца и поедитъ какъ слѣдуитъ но лишь только ана павернула за уголъ мой милый калеса разстроились и пакатились благимь матомъ подъ гору всамый овракъ такъ што ужь просто надыбна была махнуть рукой и сказать што почитай што все прапало a все жъ таки дохтуръ ухватился за аглобли и придержалъ дугу да ужъ поздно ничаво ни памагло и ана проехала последную заставу вполовине шестова часу вечера и вотъ такимъто манеромъ сынъ мой она соверишла свой последний путь слишкомъ преждевреминно и скоро кприскорбию твоево атца и ето говоритъ дохтуръ произошло аттаво што она черизчуръ мала взяла багажу на дорогу хаша кібитка была здаравенная отецъ твой гаваритъ шта если ты придешъ и навестишъ мена Самми такъ евто будитъ ему оченно пріятно и ты сдѣлаешъ мне большое адалженіе потому шта я таперича совсѣмъ ужъ адинокъ Самуэль другъ ты мой любезный P. S. Онъ велелъ мнѣ еще праписать шта авось па такому важному делу старшина атпуститъ тебя патаму шта намъ нужно таперича або многомъ переговорить и ужъ я навѣрно знаю Самми шта онъ атпуститъ честнеішая душа и онъ приказываетъ тебе сказать ему старшине то твоему нижайшее почтение атъ нево засимъ желаю тебе всякова благополучия Самми и остаюсь на всегда любящій тебя отецъ.

"Тони Уэллеръ".

— Что это за дребедень! — воскликнулъ Самуэль, прочитавъ это хитрое и нѣсколько запутанное письмо.

— Кто это къ вамъ пишетъ, м-ръ Уэллеръ? — спросила Мери.

— Отецъ, должно быть, только вѣдь вотъ тутъ нѣсколько разъ говорится о немъ въ третьемъ липѣ. И почеркъ вовсе не его.

— A подпись?

— Ну да, подписался-то онъ самъ, — отвѣчалъ Самуэль, взглянувъ еще разъ на конецъ письма.

— Такъ знаете что, м-ръ Уэллеръ? — подхватила догадливая дѣвушка. — Онъ упросилъ кого-нибудь сочинить это письмо вмѣсто себя, a самъ только подписался.

— A вотъ посмотримъ, — отвѣчалъ Самуэль, пробѣгая еще разъ длинное посланіе и пріостанавливаясь, для необходимыхъ соображеній, на нѣкоторыхъ мѣстахъ. — Такъ, такъ, ты угадала, Мери. Джентльменъ, писавшій эту грамоту, разсказывалъ самъ отъ себя все, что относилось къ моей мачехѣ, a отецъ мой, должно быть, смотрѣлъ ему черезъ плечо и перепуталъ все собственными дополненіями. Иначе тутъ и быть не могло. Какая ты разумница, Мери!

Разрѣшивъ такимъ образомъ, при содѣйствіи молодой дѣвушки, эту трудную задачу, м-ръ Уэллеръ снова прочиталъ письмо и получилъ на этотъ разъ ясное и отчетливое понятіе о его содержаніи, сдѣлалъ задумчивую мину, испустилъ глубокій вздохъ и сказалъ:

— И такъ, нѣтъ больше моей мачехи! Жаль. Все же она, въ сущности, была добрая женщина, хотя эти негодные кувыркатели испортили ее въ конецъ. Очень жаль.

М-ръ Уэллеръ произнесъ эти слова съ такимъ глубокомысленнымъ видомъ, что молодая дѣвица пригорюнилась и потупила глазки.

— Ну, и то сказать, чему быть, того не миновать, — проговорилъ Самуэль, укладывая письмо в ь карманъ. — Горю пособить нельзя: не такъ ли, моя ягодка?

Мери опустила головку на грудь и вздохнула.