Но судьба, повидимому, сжалилась надъ великимъ человѣкомъ и рѣшилась избавить его отъ ночного бодрствованія на грязномъ полу въ темномъ и холодномъ коридорѣ. Лишь только снялъ онъ шляпу и прислонился спиною къ стѣнѣ, какъ вдругъ, въ концѣ галереи, къ несказанному его ужасу, появился какой-то человѣкъ со свѣчею въ рукахъ. Но этотъ ужасъ мгновенно превратился въ неописуемую радость, когда великій человѣкъ узналъ фигуру своего вѣрнаго слуги. Въ самомъ дѣлѣ, это былъ м-ръ Самуэль Уэллеръ, отправлявшійся на сонъ грядущій послѣ продолжительной бесѣды съ трактирнымъ слугою, чистившимъ сапоги.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикь, смѣло выступая впередъ, — гдѣ моя комната?

М-ръ Уэллеръ обомлѣлъ и вытаращилъ глаза. Выслушавъ еще нѣсколько разъ нетерпѣливый вопросъ своего господина, онъ безмолвно повернулся направо кругомъ и пошелъ вмѣстѣ съ нимъ отыскивать потерянный нумеръ. Путешествіе было совершено безъ дальнѣйшихъ приключеній.

— Самуэль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, ложась въ постель, — я сдѣлалъ въ эту ночь чрезвычайно странную, можно сказать, неслыханную ошибку.

— Очень можетъ статься, — сухо отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.

— Но вотъ въ чемъ дѣло, Самуэль: хозяинъ этого дома — страшный мошенникъ.

— Почему вы такъ думаете?

— Да потому, что всѣ комнаты y него какъ двѣ капли воды похожи одна на другую. Проживи я здѣсь теперь больше шести мѣсяцевъ, я никогда не рѣшусь бродить въ ночное время одинъ по всѣмъ этимъ лѣстницамъ и коридорамъ: это мое неизмѣнное рѣшеніе.

— И очень хорошо сдѣлаете, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ, — за вами непремѣнно долженъ подсматривать дядька въ ту пору, какъ вашъ умъ блуждаетъ въ эмпиреяхъ.

— Что вы подъ этимъ разумѣете? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

Онъ слегка приподнялся на своей постели и протянулъ руку впередъ, какъ будто желая предложить еще какой-то вопросъ; но вдругъ, повернувшись на другой бокъ, сказалъ:

— Ступайте спать, Самуэль.

— Слушаю, сэръ. Спокойной вамъ ночи.

Выходя изъ дверей, м-ръ Самуэль Уэллеръ пріостановился, почесалъ затылокъ, снялъ нагаръ со свѣчи, покачалъ головой, и въ заключеніе махнувъ рукой, медленными шагами поплелся въ свою каморку. Было ясно, что въ головѣ его совершался процессъ мысли, медленный и трудный.

!!!!!!!!!!!

Въ небольшой каморкѣ подлѣ конюшни "Большого бѣлаго коня", поутру на другой день послѣ ночного столкновенія ученаго мужа съ незнакомой леди въ желтыхъ папильоткахъ, сидѣлъ м-ръ Уэллеръ старшій, приготовляясь къ обратной поѣздкѣ въ Лондонъ. И сидѣлъ онъ въ такой превосходной позѣ, что художникъ мотъ бы снять съ него самый вѣрный портретъ. Вотъ онъ вамъ съ головы до ногъ.

Могло статься, что въ первоначальную эпоху свѣжей юности профиль м-ра Уэллера представлялъ рѣшительные и смѣлые контуры; но его лицо, съ теченіемъ времени, приняло черезчуръ обширные размѣры подъ вліяніемъ питательныхъ веществъ горячительнаго свойства. Мясистые изгибы его щекъ до того переступили за нормальные предѣлы, назначенные для нихъ природой, что посторонній наблюдатель, разсматривая его въ профиль, могъ въ этой расплывающейся массѣ отличить не иначе какъ съ большимъ трудомъ одну только верхушку его багроваго носа. По этой же самой причинѣ, подбородокъ м-ра Уэллера, раздѣлившись весьма рѣзко на двѣ половины, получилъ, съ теченіемъ времени, чрезвычайно важную, сановитую форму, и вся его физіономія представляла такую пеструю смѣсь цвѣтовъ которая можетъ исключительно принадлежать только джентльменамъ, посвятившимъ свои физическія и моральныя способности кучерскому искусству. На шеѣ м-ръ Уэллеръ носилъ малиновую шаль, выплывавшую на его трехъ-этажный подбородокъ съ такою незамѣтною постепенностью, что трудно было, по крайней мѣрѣ съ перваго взгляда, отличить складки шали отъ складокъ подбородка. Надъ малиновой шалью воздымался длинный-предлинный пестрый жилетъ съ широкими полосами ярко вишневаго цвѣта. Длиннополый и широкій сюртукъ м-ра Уэллера былъ украшенъ спереди и сзади свѣтлыми мѣдными пуговицами огромнаго размѣра. Коротенькихъ волосъ м-ра Уэллера, черныхъ и гладкихъ, почти вовсе не видно было подъ размашистыми полями его низенькой, сѣрой шляпы. Его ноги, украшенныя сверху широкими штанами, закупоривались снизу живописными ботфортами съ длинными кисточками вычурной формы. На мѣдной часовой цѣпочкѣ, украшавшей грудь м-ра Уэллера, висѣли его фамильная печать и мѣдный ключъ, употребляемый для завода его луковицы, красовавшейся въ одномъ изъ кармановъ жилета.

Мы сказали, что м-ръ Уэллеръ готовился къ обратной поѣздкѣ въ Лондонъ: это значитъ — онъ жуировалъ и прохлаждался. На столѣ передъ нимъ стояли въ симметрическомъ порядкѣ: кружка шотландскаго пива, порція бифштекса и пирогъ солидной величины. На всѣ эти предметы въ равной степени распространялась благосклонность м-ра Уэллера, и онъ уже отрѣзалъ огромный кусокъ отъ пирога, какъ вдругъ передъ дверью послышались чьи-ю шаги. М-ръ Уэллеръ оглянулся и увидѣлъ своего возлюбленнаго сына.

— Здравствуй, Самми, — сказалъ отецъ.

Вмѣсто отвѣта, сынъ подошелъ къ столу, взялъ кружку съ пивомъ, и, мигнувъ въ сторону отца, втянулъ въ себя нѣсколько продолжительныхъ глотковъ.

— Хорошо, Самми, очень хорошо, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, заглядывая въ кружку, опорожненную его возлюбленнымъ сыномъ. — Ты потягиваешь на славу, мой милый, лучше всякой устрицы. Да что тутъ толковать? Между устрицами ты могъ бы занять первѣйшее мѣсто.

— Спасибо на добромъ словѣ, старичина, — отвѣчалъ Самуэль, посылая въ ротъ отрѣзанный кусокъ бифштекса.

Въ это время принесли новую кружку пива.

— Досадно, Самми, — сказалъ старшій Уэллеръ, собираясь утолить свою жажду, демонски досадно, мой другъ, что тебя поддѣдюлилъ этотъ широкорожій шаромыжникъ въ свѣтло-сѣрой ливреѣ. Скажи мнѣ объ этомъ кто-нибудь другой, я бы не повѣрилъ, честное слово. До сихъ поръ еще никто изъ фамиліи Уэллеровъ не позволялъ водить себя за носъ.

— Кромѣ развѣ одного случая относительно вдовицы, — сказалъ Самуэль.

— Ну, братъ, это совсѣмъ другая статья, — возразилъ м-ръ Уэллеръ старшій, полируя оконечность своего носа, — вдовицы, можно сказать, составляютъ исключеніе изъ всякаго правила. Было писано гдѣ-то, я не помню гдѣ, что вдова "въ одно ухо влѣзетъ, a въ другое вылѣзетъ, какъ ни въ чемъ не бывало". Въ дѣлѣ надувательства, говорятъ, самъ чортъ не сравнится съ бабой, которой нужно завербовать для себя второго мужа.

— Оно, пожалуй, что это такъ, дѣдушка, только…

— Притомъ, любезный, это совсѣмъ другая статья, особый артикулъ, что называется, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ старшій, не обращая вниманія на возраженіе сына, — помнишь ли ты, другъ мой, что сказалъ въ судѣ одинъ адвокатъ, защищавшій джентльмена, который имѣлъ обыкновеніе подъ веселую руку колотить кочергой свою жену? — "Это, милостивые государи, — сказалъ онъ, — очень милая и оригинальная слабость, вполнѣ достойная снисхожденія благомыслящихъ людей!" Вотъ это же самое я говорю относительно вдовицъ, да и самъ ты, любезный, будешь такъ же разсуждать, когда войдешь въ мои лѣта.

— Жаль, что я этого не зналъ! — сказалъ Самуэль.

М-ръ Уэллеръ старшій со всего размаха ударилъ по столу и продолжалъ энергическимъ тономъ:

— Жаль, что ты этого не зналъ! Еще бы! Это срамъ, мой другъ, просто срамъ! Уэллеръ поддался на обманъ! Уэллеръ попалъ на удочку явнаго мошенника! Да это, любезный, несмываемое пятно на нашемъ родѣ! Знаю я одного прощалыгу, который проведетъ, надуетъ, поддѣдюлитъ всѣхъ мошенниковъ на свѣтѣ, a онъ еще совсѣмъ молодой человѣкъ и далеко не получилъ такого воспитанія, какъ ты. Затѣмъ ли я выгонялъ тебя на улицу и заставлялъ ночевать на мокрой землѣ; затѣмъ ли, другъ мой, Самми, чтобы ты сыгралъ изъ себя олуха въ обществѣ какого-нибудь сорванца?

И, въ припадкѣ сердечной печали вызванной такими отчаянными размышленіями, Уэллеръ старшій неистово позвонилъ въ колокольчикъ и приказалъ подать новую бутылку шотландскаго пива.