"Неумолимое злорадство Гейлинга, вмѣсто того, чтобы утоляться успѣхомъ преслѣдованія, возростало съ разореніемъ его врага. Когда же онъ узналъ о побѣгѣ старика, бѣшенство его перешло всякіе предѣлы. Онъ скрежеталъ зубами и осыпалъ страшными проклятіями людей, которымъ было поручено заарестованіе. Онъ былъ сравнительно успокоенъ лишь повторительными увѣреніями, что бѣглецъ будетъ навѣрное отысканъ. Повсюду были разосланы агенты для его поимки; для открытія мѣста его убѣжища были пущены въ ходъ всѣ хитрости, какія только можно было изобрѣсти, но все было напрасно. Прошло съ полгода, a убѣжище старика все еще не было открыто.

"Наконецъ, однажды поздно вечеромъ, въ квартиру стряпчаго явился Гейлингъ, котораго не было видно уже нѣсколько недѣль, и послалъ сказать ему, что его желаетъ немедленно видѣть одинъ джентльменъ. Прежде, чѣмъ стряпчій, узнавшій его по голосу, успѣлъ приказать слугѣ впустить его, онъ кинулся вверхъ по лѣстницѣ и вбѣжалъ въ гостиную, блѣдный и едва переводя духъ. Затворивъ за собою дверь, чтобы его не услышали, онъ опустился въ кресло и проговорилъ шепотомъ:

"— Тсъ! Я его нашелъ, наконецъ!

"- Неужели? — спросилъ стряпчій. — Прекрасно, дорогой сэръ, прекрасно.

"— Онъ скрылся въ жалкой лачужкѣ въ Кэмденъ-Тоуне — продолжалъ Гейлингъ, — и, можетъ быть, это лучше, что мы потеряли его изъ виду, потому что онъ жилъ тутъ все это время совершенно одинъ, въ самой отвратительной нищетѣ… онъ бѣденъ, очень бѣденъ.

"— Очень хорошо, — сказалъ стряпчій. — Вы хотите, чтобы его арестовали завтра, конечно?

"— Да, отвѣчалъ Гейлингь. — Впрочемъ нѣтъ, стойте! Послѣзавтра. Вы удивляетесь моему желанію отложить арестъ, — продолжалъ онъ съ ужасной усмѣшкой, — но я позабылъ кое что. Завтрашній день памятенъ въ его жизни: пусть онъ пройдетъ.

"- Хорошо, — сказалъ стряпчій. — Вы сами напишите инструкціи полицейскому чиновнику?

"— Нѣтъ, пусть онъ встрѣтится со мною здѣсь, въ восемь часовъ вечера; я самъ пойду съ нимъ.

"Встрѣча состоялась въ назначенный вечеръ. Они сѣли въ наемную карету и велѣли извозчику остановиться на томъ углу старой Панкрасской дороги, на которомъ стоитъ приходскій рабочій домъ. Въ то время, когда они вышли изъ экипажа, было уже почти темно; направясь вдоль глухой стѣны передъ фасадомъ ветеринарнаго госпиталя, они повернули въ боковой переулокъ, который зовется или звался въ то время, Малою Школьною улицей и который, не знаю, какъ теперь, но тогда былъ порядочно пустыннымъ мѣстомъ, окруженнымъ почти все одними полями да рвами.

"Нахлобучивъ себѣ на глаза свою дорожную шляпу и закутавшись въ плащъ, Гейлингъ остановился передъ самымъ бѣднѣйшимъ домикомъ въ улицѣ и постучался тихонько въ двери. Ему тотчасъ же отворила какая-то женщина и поклонилась ему, какъ знакомому; Гейлингъ шепнулъ полицейскому, чтобы онъ оставался внизу, a самъ тихо взобрался на лѣстницу и, отворивъ дверь въ комнату, прямо вошелъ въ нее.

"— Предметъ его розысковъ и неугасавшей ненависти, въ настоящую минуту уже дряхлый старикъ, сидѣлъ за голымъ сосновымъ столомъ, на которомъ тускло горѣла заплывшая сальная свѣча. Старикъ, испуганный внезапнымъ появленіемъ незнакомца, ухватился за столъ, его слабыя ноги дрожали.

"- Зачѣмъ вы пришли сюда? — сказалъ онъ. — Здѣсь прозябаетъ нищета. Чего вы ищете тутъ?

"- Васъ? Я желаю говорить съ вами, — отвѣчалъ Гейлингъ.

"И сказавъ эти слова, онъ сѣлъ на стулъ y противоположнаго угла стола и, снявъ свою шляпу и откинувъ воротникъ шинели, открылъ свое лицо.

"Увидѣвъ это знакомое лицо, старикъ внезапно потерялъ способность говорить. Онъ откинулся назадъ на своемъ стулѣ и, сложивъ обѣ руки на груди, вперилъ въ Гейлинга пристальный взглядъ, въ которомъ выразилось омерзеніе и ужасъ.

"— Шесть лѣтъ тому назадъ, — сказалъ Гейлингъ, — въ этотъ же самый день я взялъ y васъ дорогую для васъ жизнь въ возмездіе за жизнь моего ребенка. Надъ безжизненнымъ трупомъ вашей дочери, старикъ, я поклялся, что и она будетъ отомщена. Ни на одинъ часъ я не забылъ о своей клятвѣ, и, если бывали мгновенія, когда ослабѣвала моя жажда мщенія, я припоминалъ страдающій безропотный взглядъ моей жены и изможденное отъ голода лицо моего ребенка, — слабость пропадала во мнѣ, и я снова твердо шелъ къ своей цѣли. Первый актъ возмездія совершился — вы его хорошо помните; нынче будетъ послѣдній.

"Старикъ задрожалъ и руки его немощно упали съ его груди.

"— Завтра я оставляю Англію, — сказалъ Гейлингъ послѣ минутной паузы. — Нынѣшней ночью я предамъ васъ на медленную смерть, которой умерла она — я пошлю васъ жить безнадежной жизнью въ тюрьмѣ…

"Онъ посмотрѣлъ въ лицо старику и замолчалъ. Онъ поднесъ свѣчу, дотронулся до него слегка и вышелъ изъ комнаты.

"— Вы получше присматривайте за старикомъ, — сказалъ онъ женщинѣ, отворивъ дверь, и, давъ знакъ полицейскому слѣдовать за нимъ, прибавилъ: — онъ очень плохъ.

"Женщина заперла дверь, вбѣжала на лѣстницу и нашла бездыханный трупъ старика.

"На одномъ изъ самыхъ тихихъ и уединенныхъ кладбищъ въ Кэнтѣ, среди богатой растительности, подъ гладкимъ надгробнымъ памятникомъ, покоятся кости молодой матери и ея ребенка. Но прахъ отца не смѣшивается съ ихъ прахомъ. Никто не знаетъ, даже самъ стряпчій, выигравшій процессъ, послѣдующей исторіи его страннаго кліента."

Окончивъ свой разсказъ, старикъ Бемберъ немедленно всталъ съ своего мѣста, подошелъ къ вѣшалкѣ, стоявшей въ углу залы, надѣлъ съ большою осторожностью шляпу и пальто, и, не сказавъ никому ни одного слова, медленно вышелъ изъ дверей. Такъ какъ нѣкоторые джентльмены покоились глубокимъ сномъ, a другіе погрузились мыслями и чувствами въ приготовленіе гоголь-моголя и глинтвейна, то м-ръ Пикквикъ, руководимый здѣсь, какъ и вездѣ, глубокими философскими соображеніями, нашелъ средство спуститься незамѣченнымъ въ нижній этажъ, гдѣ уже давно съ нетерпѣніемъ дожидался его м-ръ Самуэль Уэллеръ, вмѣстѣ съ которымъ и выбрался онъ благополучно изъ воротъ знаменитой таверны.

— Поклажа твоего старшины, Самми? — спросилъ м-ръ Уэллеръ старшій своего возлюбленнаго сына, когда тотъ явился на дворъ гостиницы "Пестраго Быка", въ Уайтчапелѣ, съ чемоданомъ и дорожной сумкой.

— Угадалъ ты, дядюшка, спасибо на добромъ словѣ,- отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ младшій, складывая съ плечъ свое бремя и усаживаясь на чемоданъ.

— Будетъ сейчасъ и самъ старшина.

– Ѣдетъ на извозчикѣ? — сказалъ отецъ.

— Восемь пенсовъ за двѣ мили кабріолетной встряски для размягченія костей и полированія крови, — отвѣчалъ сынъ. — Ну что, дядя, какъ мачеха сегодня?

— Рычитъ, Самми, рычитъ, — отвѣчалъ старикъ Уэллеръ, качая головой.

— Это что такое, куманекъ?

— Блажитъ твоя мачеха, Самми, блажитъ, провалъ ее возьми. Недавно приписалась она къ методистской сходкѣ. Я недостоинъ ея, другъ мой Самми, чувствую, что недостоинъ.

— Право? Этакой смиренности за тобою не водилось, старичина.

— Да, любезный, послушливъ я, смиренъ сталъ и кротокъ, какъ ягненокъ. Это, говоритъ твоя мачеха, дѣлаетъ мнѣ честь. Ты вѣдь, я полагаю, не знаешь, въ чемъ состоитъ вѣра этихъ методистовъ? Стоитъ посмотрѣть, какъ они тамъ куралесятъ: потѣха да и только. Ханжи, провалъ ихъ возьми, лицедѣи; и народъ вообще демонски буйный.

— Запрети мачехѣ ходить на такія сборища.

— Вѣтренная голова ты, Самми, вихровая башка, — возразилъ Уэллеръ, почесывая переносье большимъ пальцемъ.- A что, думаешь ты, — продолжалъ онъ послѣ короткой паузы, — что они подѣлываютъ тамъ на этихъ методистскихъ сходкахъ?

— Не знаю, — сказалъ Самуэль.- A что?

— Пьютъ чай, видишь ты, и поклоняются какому-то пронырѣ, который называется y нихъ пастыремъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Разъ какъ-то я стоялъ, выпуча глаза, подлѣ картинной лавки на нашемъ дворѣ, и вдругъ увидѣлъ выставленное въ окнѣ объявленіе, гдѣ было крупными буквами написано: "Билеты по полкронѣ. Обращаться съ требованіями въ комитетъ, къ секретарю, м-съ Уэллеръ". — Пошелъ я домой, Самми, и увидѣлъ въ нашей гостиной четырнадцать женщинъ, молодыхъ и старыхъ. Это и есть комитетъ. Какъ онѣ говорили, Самми, провалъ ихъ возьми, какъ онѣ говорили! Дѣло шло о какихъ-то резолюціяхъ, прожектахъ, вотахъ, и все это было крайне забавно. Меня сначала хотѣли выгнать: но я низенько поклонился, вынулъ кошелекъ и учтиво потребовалъ билетъ на запись въ ихъ компанію по методистской части. Вечеромъ въ пятницу я умылся, причесался, надѣлъ новое платье и отправился съ своей старухой. Мы пришли въ первый этажъ довольно невзрачнаго дома, и, когда кухарка отворила дверь я увидѣлъ чайные приборы на тридцать персонъ. Женщины, можно сказать, переполошились всѣ, когда взглянули на меня, и между ними поднялся такой дружный шепотъ, какъ будто никогда не приходилось имъ видѣть плотнаго джентльмена пятидесяти восьми лѣтъ. Вдругъ поднялся внезапный шумъ, какой-то долговязый парень съ краснымъ носомъ и въ бѣломъ галстукѣ, вставая съ своего мѣста, затянулъ пискливымъ визгомъ: "идетъ пастырь, посѣтить свое вѣрное стадо". И вслѣдъ за тѣмъ въ комнату вошелъ жирный прежирный толстякъ съ бѣлыми широкими щеками и открытымъ ртомъ. Мы всѣ встали. Женщины отвѣсили низкій поклонъ и продолжали стоять съ опущенными руками и понурыми головами. Жирный толстякъ перецѣловалъ всѣхъ до одной молоденькихъ и старыхъ женщинъ. То же самое послѣ него учинилъ и долговязый парень съ краснымъ носомъ. Я думалъ, что теперь моя очередь для цѣлованія и уже собирался чмокнуть въ алыя уста свою хорошенькую сосѣдку, какъ вдругъ вошла твоя мачеха, и съ нею — огромные подносы съ хлѣбомъ, масломъ, яйцами, ветчиной и сливками. Подали чай, сначала пропѣли гимнъ, a потомъ всѣ принялись закусывать и пить съ методистскимъ аппетитомъ. Я тоже навострилъ зубы и выпилъ стаканъ чаю. Жирный толстякъ тоже величественно выпилъ стаканъ чаю, закусывая въ то же время колбасой и ветчиной. Сказать правду, Самми, такого питуха и обжоры не видалъ я никогда. Красноносый парень тоже ѣлъ за четверыхъ, но былъ онъ, можно сказать, младенецъ въ сравненіи съ этимъ жирнымъ толстякомъ. Очень хорошо. Послѣ закуски тѣмъ же порядкомъ пропѣли гимнъ. Затѣмъ жирный толстякъ, взъерошивъ свои волосы, сказалъ проповѣдь, которая произвела сильное впечатлѣніе на слушателей. Послѣ проповѣди онъ, махнувъ рукой, пробасилъ съ какимъ-то голодно-дикимъ остервенѣніемъ: — "Гдѣ есть грѣшникъ? Гдѣ оный несчастный грѣшникъ?" — При этомъ всѣ женщины обратили на меня свои глаза и начали стонать общимъ хоромъ, точно пришелъ ихъ послѣдній часъ. Мнѣ это показалось довольно страннымъ, но изъ приличія я не сказалъ ничего. Вдругъ онъ всполошился опять и, взглянувъ на меня сердитыми глазами, проревѣлъ: — "Гдѣ есть грѣшникъ? Гдѣ оный оканнный грѣшникъ?" — И всѣ женщины заревѣли опять, вдесятеро громче, чѣмъ прежде. Это ужъ меня совсѣмъ сбило съ панталыку. Я сдѣлалъ два шага впередъ и сказалъ: "Мой другъ, не на меня ли вы намекаете?" — Но вмѣсто того, чтобы извиниться, какъ честному человѣку, онъ взбѣленился, какъ помѣшанный, и началъ гвоздить съ плеча, называя меня сыномъ гнѣва, чадомъ ярости и другими раздирательными именами. Я не выдержалъ, другъ мой Самми, и кровь, что называется, хлынула y меня подъ самый затылокъ. Три тумака закатилъ я ему въ брюхо, съѣздилъ по башкѣ красноносаго дѣтину, да и поминай какъ звали. Только меня и видѣли. О, если бы ты слышалъ, Самми, какъ взвизгнули и завыли всѣ эти бабы, когда пастырь ихъ опрокинулся навзничь и сдѣлалъ кувырколѣтіе черезъ краснаго дѣтину! Это былъ демонскій шабашъ, гдѣ твоя мачеха отличалась пуще всѣхъ. — Однакожъ вотъ и твой старшина, если не ошибаюсь.