Уже извѣстно, что лондонская квартира м-ра Пикквика находилась въ Гозуэлльской улицѣ. Комнаты его, при всей скромности и простотѣ, были очень чисты, комфортабельны, опрятны, а, главное, приспособлены какъ нельзя лучше къ пребыванію въ нихъ человѣка съ его геніемъ и обширными способностями къ наблюдательности всякаго рода. Кабинетъ его (онъ же и гостиная) помѣщался въ первомъ этажѣ окнами на улицу, спальня — во второмъ. Такимъ образомъ, сидѣлъ ли онъ за своей конторкой съ перомъ или книгою въ рукахъ, или стоялъ въ своей опочивальнѣ предъ туалетнымъ зеркаломъ съ бритвой, щеткой и гребенкой — въ томъ и другомъ случаѣ великій человѣкъ имѣлъ полную возможность созерцать человѣческую натуру во всѣхъ категоріяхъ и формахъ, въ какихъ только она могла проявляться на многолюдномъ и шумномъ переулкѣ. Хозяйка его, м-съ Бардль, — вдова и единственная наслѣдница покойнаго чиновника лондонской таможни, — была женщина довольно статная и ловкая, съ пріятной физіономіей и живѣйшими манерами, мастерица разливать чай и стряпать пломъ-пудинги — кухмистерскій талантъ, полученный ею отъ природы и развитый продолжительнымъ упражненіемъ до значительной степени геніальности. Не было въ домѣ ни дѣтей, ни слугъ, ни куръ_; ни пѣтуховъ; кромѣ самой хозяйки единственными жильцами были здѣсь: большой человѣкъ и маленькій мальчишка: большой человѣкъ никто другой, какъ самъ м-ръ Пикквикъ, a мальчишка составлялъ единственное произведеніе самой м-съ Бардль. Большой человѣкъ, постоянно занятый философическими упражненіями внѣ домашняго очага, приходилъ въ свою квартиру въ десять часовъ ночи, когда рукою заботливой хозяйки изготовлялась для него мягкая постель на складной кровати; маленькій человѣкъ вертѣлся постоянно около своей матери, и гимнастическія его упражненія не переходили за порогъ родительскаго дома. Чистота и спокойствіе владычествовали во всѣхъ углахъ и закоулкахъ, и воля м-ра Пикквика была здѣсь непреложнымъ закономъ.

Всякому, кто знакомъ былъ съ этими подробностями въ домашней экономіи великаго человѣка и съ его необыкновенною аккуратностью во всѣхъ мысляхъ, чувствахъ и дѣлахъ, показались бы, вѣроятно, весьма таинственными и загадочными — физіономія, осанка и поведеніе м-ра Пикквика раннимъ утромъ, наканунѣ того достопамятнаго дня, когда вновь должна была начаться его ученая экспедиція для историческихъ, географическихъ и археологическихъ наблюденій. Онъ ходилъ по комнатѣ взадъ и впередъ съ замѣчательною скоростью, выглядывалъ довольно часто изъ окна, посматривалъ на часы и обнаруживалъ другіе очевидные знаки нетерпѣнія, весьма необыкновеннаго въ его философической натурѣ. Было ясно, что предметъ великой важности наполняетъ его созерцательную душу, но какой именно — неизвѣстно. Этого не могла даже отгадать сама м-съ Бардль, чистившая теперь его комодъ, стулья и диваны.

— М-съ Бардль! — сказалъ, наконецъ, м-ръ Пикквикъ, когда его хозяйка, послѣ своей утомительной экзерсиціи, остановилась среди комнаты съ половою щеткой въ рукахъ.

— Къ вашимъ услугамъ, сэръ, — сказала м-съ, Бардль.

— Мальчикъ, мнѣ кажется, ходитъ слишкомъ долго.

— Не мудрено, сэръ, дорога дальняя, — отвѣчала м-съ Бардль, — до Боро не вдругъ дойдешь.

— Правда ваша, правда! — замѣтилъ м-ръ Пикквикъ.

И онъ опять впалъ въ глубокое раздумье, между тѣмъ какъ м-съ Бардль принялась мести полъ.

— М-съ Бардль, — сказалъ м-ръ Пикквикъ черезъ нѣсколько минутъ.

— Къ вашимъ услугамъ, сэръ.

— Какъ вы думаете, м-съ Бардль, расходы на двухъ человѣкъ значительно больше, чѣмъ на одного?

М-съ Бардль покраснѣла до самыхъ кружевъ своего чепца, такъ какъ ей показалось, что глаза ея жильца заморгали искрами супружеской любви.

— Что за вопросъ, м-ръ Пикквикъ! Боже мой что за вопросъ!

— Какъ же вы думаете, м-съ Бардль?

Хозяйка подошла къ самому носу ученаго мужа, который сидѣлъ въ эту минуту на диванѣ, облокотившись на столъ.

— Это зависитъ, добрый мой м-ръ Пикквикъ, — сказала она, улыбаясь и краснѣя какъ роза, — это зависитъ отъ особы, на которую падетъ вашъ выборъ. Если, примѣромъ сказать, будетъ она бережлива и осторожна, тогда, конечно… вы сами знаете м-ръ Пикквикъ.

— Справедливо, сударыня, совершенно справедливо; но человѣкъ, котораго я имѣю въ виду… (Здѣсь м-ръ Пикквикъ пристально взглянулъ на м-съ Бардль), человѣкъ этотъ владѣетъ всѣми свойствами, необходимыми въ домашнемъ быту, и притомъ, если не ошибаюсь, онъ хорошо знаетъ свѣтъ, м-съ Бардль: его проницательность и опытность могутъ принести мнѣ существенную пользу.

— Вы такъ думаете?

— Да, я почти увѣренъ въ этомъ, — продолжалъ м-ръ Пикквикъ, принимая важную осанку, отличавшую его во всѣхъ случаяхъ, когда рѣчь шла о какомъ — нибудь интересномъ предметѣ,- и если сказать вамъ правду, я рѣшился, м-съ Бардль.

— Такъ скоро? Боже мой, Боже мой!

— Вамъ, можетъ быть, покажется весьма страннымъ, что я никогда не просилъ вашего совѣта объ этомъ предметѣ и даже не упоминалъ о немъ до нынѣшняго утра, когда я отправилъ вашего мальчика… не такъ ли, м-съ Бардль.

Но м-съ Бардль, вмѣсто словъ, могла отвѣчать только выразительнымъ и нѣжнымъ взоромъ. Она поклонилась м-ру Пикквику, глядя на него издали, какъ на предметъ недоступный, и вотъ теперь вдругъ, совершенно неожиданнымъ образомъ, онъ возводитъ ее на такую высоту, которая никогда не грезилась ей въ самыхъ бурныхъ и слѣпыхъ мечтахъ ея пламенной фантазіи, развитой продолжительнымъ вдовствомъ. Итакъ — м-ръ Пикквикъ дѣлалъ предложеніе… какой остроумный планъ! — отослать ея малютку въ Боро, спровадить его съ глазъ долой… отстранить всякое препятствіе… какъ это умно, деликатно!

— Что вы на это скажете, м-съ Бардль.

— Ахъ, м-ръ Пикквикъ!.. вы такой добрый!

— По моему, м-съ Бардль, это будетъ очень хорошо, во-первыхъ, вы избавитесь отъ многихъ хозяйственныхъ хлопотъ… не такъ ли?

— Объ этомъ, сэръ, не извольте безпокоиться, — возразила вдова, упоенная сладкою мечтой о близкомъ счастіи. — Пусть эти хлопоты увеличатся во сто разъ, только бы вы были счастливы, мой добрый, несравненный м-ръ Пикквикъ! Ваше вниманіе къ моему одиночеству…

— Ну, да и это, конечно, пунктъ важный, — перебилъ м-ръ Пикквикъ, — хотя я о немъ и не думалъ. Вамъ не будетъ скучно, м-съ Бардль, потому что съ вами будетъ человѣкъ разговорчивый и веселый.

— Вы меня осчастливите, я не сомнѣваюсь въ этомъ, — сказала м-съ Бардль.

— Да и вашему малюткѣ…

— Господи, спаси его и помилуй! — перебила м-съ Бардль съ материнскимъ вздохомъ.

— Вашему малюткѣ, говорю, тоже будетъ очень весело. У него будетъ опытный товарищъ, который станетъ его учить, наблюдать за его нравственностью. Подъ его руководствомъ, я увѣренъ, онъ въ одну недѣлю сдѣлаетъ больше, чѣмъ теперь въ цѣлый годъ.

И м-ръ Пикквикъ бросилъ на свою собесѣдницу самую благосклонную улыбку.

— Милый! милый!

М-ръ Пикквикъ, совсѣмъ не ожидавшій такого нѣжнаго эпитета, обнаружилъ изумленный видъ.

— Милый, добрый мой толстунчикъ!..

И, не прибавляя больше никакихъ объясненій, м-съ Бардль бросилась въ объятія м-ра Пикквика и обвила его шею своими дебелыми руками, испуская при этомъ катаракты слезъ и хоры глубокихъ воздыханій.

— Что съ вами, м-съ Бардль? — вскричалъ ошеломленный м-ръ Пикквикъ. — Образумьтесь… м-съ Бардль… если кто нибудь придетъ… оставьте… я ожидаю пріятелей…

— О, пусть ихъ идутъ!.. Пусть придетъ весь свѣтъ! — кричала изступленная вдова. — Я никогда васъ не оставлю, мой добрый, милый, несравненный другъ души моей!

Съ этими словами миссъ Бардль прижалась еще плотнѣе къ могучей груди президента.

— Отстанете ли вы наконецъ? — говорилъ м-ръ Пикквикъ, вырываясь изъ насильственныхъ объятій. — Чу, кто-то идетъ… шаги на лѣстницѣ. М-съ Бардль, ради Бога, подумайте, въ какое положеніе вы ставите меня…

Безполезныя мольбы! М-съ Бардль безъ чувствъ повисла на шеѣ отчаяннаго старика, и прежде, чѣмъ онъ успѣлъ положить ее на диванъ, въ комнату вошелъ малютка Бардль, ведя за собою господъ Снодграса, Топмана и Винкеля.