— Вы, кажется, нездоровы, братъ Стиджинсъ? — шепнулъ ему м-ръ Антонъ Гоммъ.

— Нѣтъ, сэръ, вы врете, — отвѣчалъ м-ръ Стиджинсъ свирѣпымъ тономъ, — я совершенно здоровъ, если вы не совсѣмъ ослѣпли.

— Очень хорошо, — сказалъ м-ръ Антонъ Гоммъ, отступая на нѣсколько шаговъ.

— Конечно, всѣ въ этой компаніи согласятся, что я именно таковъ, какъ мнѣ слѣдуетъ быть, — сказалъ м-ръ Стиджинсъ.

— Конечно, конечно, — проговорилъ м-ръ Гоммъ.

— A кто не согласится, такъ оно того… того оно какъ… того… понимаете, сэръ? — продолжалъ достопочтенный Стиджинсъ.

— Какъ вамъ угодно, — отвѣчалъ наобумъ м-ръ Антонъ Гоммъ.

Въ залѣ воцарилось глубокое молчаніе, и всѣ, казалось, съ нетерпѣніемъ ожидали возобновленія прерванныхъ занятій.

— Не угодно-ли вамъ обратиться къ собранію, сэръ? — сказалъ м-ръ Гоммъ.

— Нѣтъ, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Стиджинсъ. — Нѣтъ, сэръ. Не угодно, сэръ.

Члены собранія переглянулись другъ на друга, и ропотъ изумленія пробѣжалъ по всей залѣ.

— По моему мнѣнію, сэръ, — сказалъ м-ръ Стиджинсъ, разстегивая верхнія пуговицы своего сюртука и стараясь выражаться какъ можно громче, — по моему мнѣнію, сэръ, вы всѣ тутъ перепились, нализались, какъ… какъ… какъ мерзавцы. Послушайте, Теджеръ, — продолжалъ м-ръ Стиджинсъ, обращаясь съ возрастающею лютостью и свирѣпостью къ небольшому плѣшивому человѣку, — вы пьяны, сэръ, пьяны, какъ стелька.

Съ этими словами м-ръ Стиджинсъ, увлекаемый похвальнымъ желаніемъ поддержать и распространить трезвое состояніе между всѣми почтенными сочленами добродѣтельнаго общества, ударилъ м-ра Теджера сжатымъ кулакомъ по самой серединѣ носа съ такимъ блистательнымъ успѣхомъ, что плѣшивый человѣкъ опрокинулся навзничъ и стремглавъ полетѣлъ по лѣстничнымъ ступенямъ въ нижній этажъ.

Съ шумомъ, крикомъ и плачевными взвизгами женщины повскакали со своихъ мѣстъ и устремились отдѣльными маленькими группами къ любимымъ братцамъ, стараясь защитить ихъ своими объятіями и руками отъ угрожающей бѣды. Такой взрывъ сестринской привязанности оказался почти гибельнымъ для м-ра Гомма, снискавшаго удивительную популярность въ этомъ филантропическомъ кругу. Женщины густыми толпами обступили его спереди и сзади, повисли на его плечахъ, на шеѣ, на рукахъ, такъ что бѣдный президентъ чуть не задохся отъ этихъ пылкихъ выраженій братской дружбы и любви.

Большая часть свѣчей загасла, и въ парадной залѣ воцарился страшный безпорядокъ.

— Ну, Самми, теперь будетъ и на моей улицѣ праздникъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, снимая свой верхній сюртукъ, съ обдуманнымъ и рѣшительнымъ видомъ:- я учиню теперь свою расправу.

— Что-жъ ты намѣренъ дѣлать, старина? — спросилъ Самуэль.

— A вотъ увидишь, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ.

И прежде, чѣмъ Самуэль успѣлъ вникнуть въ сущность дѣла, мужественный родитель его пробился въ отдаленный уголъ комнаты и напалъ, съ отмѣнною ловкостью, на достопочтеннаго м-ра Стиджинса, который, между тѣмъ, продолжалъ изливать потоки своего пьянаго краснорѣчія на безпорядочную толпу.

— Отступи, старичина! — закричалъ Самуэль.

— Приступлю, демонъ его возьми, приступлю! — заголосилъ старикъ и, безъ дальныхъ околичностей, влѣпилъ ударъ въ открытую лысину достопочтеннаго м-ра Стиджинса, начинавшаго въ свою очередь становиться въ боевую позицію такъ, однакожъ, что ноги измѣняли ему на каждомъ шагу. М-ръ Уэллеръ продолжалъ хорохориться, размахивая обѣими руками.

Сознавая безполезность всѣхъ своихъ увѣщаній, Самуэль надѣлъ свою шляпу, перебросилъ черезъ плечо сюртукъ своего отца, насильственно схватилъ его за оба плеча, повернулъ налѣво кругомъ и быстро повелъ его съ лѣстницы на улицу, продолжая держать его крѣпко до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, не повернули они за уголъ ближайшаго переулка. Обернувшись назадъ, Самуэль увидѣлъ, какъ, при крикахъ раздраженныхъ братцевъ и сестрицъ, пьянаго Стиджинса потащили куда-то, и какъ расходились въ разныя стороны достопочтенные члены кирпичнопереулочнаго общества соединенныхъ друзей умѣренности, трезвости и воздержанія.

— Любопытно бы знать, что кушаетъ теперь будущій присяжный старшина на этомъ судѣ? — сказалъ м-ръ Снодграсъ единственно для того, чтобы завязать какъ-нибудь неклеившійся разговоръ въ чреватое событіями утро четырнадцатаго февраля.

— О, я надѣюсь, y него превосходный завтракъ! — сказалъ Перкеръ. — Мы объ этомъ похлопотали.

— Что, это васъ интересуетъ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Помилуйте, почтеннѣйшій, какъ не интересоваться старшинскимъ завтракомъ! — возразилъ м-ръ Перкеръ. — Это первая и существенная вещь, которую отвѣтчикъ долженъ имѣть въ виду на спеціальномъ судѣ присяжныхъ.

— Отчего такъ?

— Да просто оттого, почтеннѣйшій, что если вы хорошо накормили старшину, такъ дѣльце ваше обдѣлано почти наполовину. Голодный или недовольный судья, почтеннѣйшій, почти всегда расположенъ принять сторону истца; но, сытый и довольный, онъ естественнымъ образомъ чувствуетъ наклонность къ оправданію отвѣтчика.

— Ахъ, Боже мой, я этого рѣшительно не понимаю! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ. — Объясните, сдѣлайте милость.

— Вещь очень простая, почтеннѣйшій, — отвѣчалъ м-ръ Перкеръ, — и, главное, тутъ берется въ разсчетъ экономія времени. Какъ скоро наступаетъ обѣденная пора, старшина обыкновенно вынимаетъ изъ кармана часы и, обращаясь къ другимъ присяжнымъ, говоритъ:- "Вообразите, господа, ужъ безъ четверти пять! Я всегда обѣдаю въ пять часовъ!" — "И я тоже", подхватываютъ другіе, кромѣ двухъ или трехъ членовъ, которые заранѣе успѣли набить желудокъ. Старшина улыбается и кладетъ часы въ карманъ. — "Ну, что-жъ вы скажете, господа?" — продолжаетъ старшина. — "Истецъ или отвѣтчикъ долженъ быть оправданъ? Что касается меня, господа, я думаю съ своей стороны, и даже совершенно увѣренъ, что дѣло истца правое". — Вслѣдъ затѣмъ другіе мало-по-малу начинаютъ говорить то же, и такимъ образомъ устраивается съ большимъ комфортомъ единодушное отбираніе голосовъ {Для объясненія этого мѣста необходимо припомнить, что при отбираніи голосовъ на спеціальномъ судѣ присяжные не имѣютъ права выйти изъ суда, пока единодушно не рѣшатъ разбираемаго дѣла. Во все это время имъ не даютъ ни пищи, ни огня, и такимъ образомъ они по необходимости должны ускорить свой судъ. Прим. перев.}. Затѣмъ присяжные расходятся изъ палаты, кто домой, кто въ трактиръ. — Однакожъ пора, господа, — заключилъ м-ръ Перкеръ, вынимая часы: — десять минутъ десятаго. Мы немножко опоздали. Въ палатѣ, безъ сомнѣнія, будетъ множество народа, такъ какъ случай этотъ очень интересенъ. Прикажите нанять карету, м-ръ Пикквикъ, не то мы ужъ опоздаемъ черезчуръ.

М-ръ Пикквикь позвонилъ, и, когда наконецъ извозчичья карета остановилась y воротъ, четыре пикквикиста и м-ръ Перкеръ вышли изъ гостиницы и поскакали въ Гельдголль. Самуэль Уэллеръ и м-ръ Лоутонъ съ синимъ мѣшкомъ поѣхали за ними въ кабріолетѣ.

— Лоутонъ, — сказалъ м-ръ Перкеръ, когда они вошли въ залу судебной палаты, — отведите друзей м-ра Пикквика въ студенческія ложи; a самъ м-ръ Пикквикъ долженъ сидѣть подлѣ меня. Сюда, почтеннѣйшій, сюда.

Говоря это, Перкеръ взялъ м-ра Пикквика за рукавъ и подвелъ его къ низенькой скамейкѣ, устроенной для адвокатовъ подлѣ кафедры президента, для того, чтобъ имъ удобнѣе было слышать весь ходъ дѣла; лица, занимающія эту скамейку, невидимы для большой части постороннихъ зрителей, такъ какъ мѣста зрителей устроены высоко надъ уровнемъ пола и адвокаты обращены къ нимъ спиною.

— Это мѣсто назначено для свидѣтелей, я полагаю? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, указывая на маленькую ложу съ конторкой по срединѣ и мѣдными перилами на лѣвой сторонѣ.

— Да, почтеннѣйшій, это свидѣтельская ложа, — отвѣчалъ Перкеръ, роясь между бумагами въ своемъ мѣшкѣ, положенномъ на полу y его ногъ.

— A на этомъ мѣстѣ, если не ошибаюсь, должны сидѣть присяжные? — продолжалъ разспрашивать м-ръ Пикквикъ, указывая на два сѣдалища, отгороженныя рѣшоткой на правой сторонѣ: — такъ ли, м-ръ Перкеръ?