— Вы, я думаю, слышали, м-ръ Уэллеръ, какъ идетъ это дѣло? — спросила м-съ Бардль.
— Кое-что слышалъ, — отвѣчалъ Самуэль.
— Ахъ, если бы вы знали, м-ръ Уэллеръ, какъ непріятно для бѣдной женщины таскаться по судамъ, — сказала м-съ Бардль, — но дѣлать больше нечего; пусть будетъ, что будетъ. Покровители мои, Додсонъ и Фоггъ, увѣряютъ, что мы непремѣнно будемъ имѣть успѣхъ, потому что правда вся на нашей сторонѣ. Ужъ я и не придумаю, что дѣлать, если не успѣемъ.
Но при одномъ предположеніи о безуспѣшности своего дѣла бѣдная вдова, м-съ Бардль, пришла въ такое сильное волненіе, что немедленно принуждена была налить и опорожнить залпомъ рюмку вина, иначе, — сказала потомъ м-съ Сандерсъ, — безъ этой находчивости и присутствія духа, она бы непремѣнно лишилась чувствъ.
— Когда вы, вы надѣетесь, состоится окончательное рѣшеніе по вашему дѣлу? — спросилъ Самуэль.
— Въ февралѣ, м-ръ Уэллеръ, или, быть можетъ, въ мартѣ,- отвѣчала м-съ Бардль.
— Сколько будетъ y васъ свидѣтелей? — спросила м-съ Клоппинсъ.
— Ну, объ этомъ не стоитъ и толковать, моя милая, — сказала м-съ Сандерсъ, — въ свидѣтеляхъ, разумѣется, не будетъ недостатка.
— A вѣдь мнѣ кажется, господа Додсонъ и Фоггъ, — будутъ просто въ отчаяніи, если, чего Боже сохрани, процессъ будетъ проигранъ, — замѣтила м-съ Клоппинсъ.
— О, они съ ума сойдутъ! — сказала м-съ Сандерсъ. — Вѣдь ужъ само собою разумѣется, они взялись хлопотать изъ интереса.
— Что-жъ? дѣло не рискованное: м-съ Бардль непремѣнно выиграетъ, — возразила м-съ Клоппинсъ.
— Надѣюсь, — сказала м-съ Бардль.
— Въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія; — подхватила м-съ Сандерсъ.
— Очень хорошо, сударыни, — сказалъ Самуэль, вставая съ мѣста, — я со своей стороны считаю нужнымъ пожелать полнаго успѣха правому дѣлу.
— Покорно васъ благодарю, — съ жаромъ проговорила м-съ Бардль.
— Что-жъ касается до господъ Додсона и Фогга, которые ведутъ дѣла изъ интереса, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ, — я полагаю, что они — пречестнѣйшіе плуты, какъ и вся ихъ братія, и на этомъ основаніи, милостивыя государыни, я желаю имъ той награды, которой они вполнѣ заслуживаютъ.
— Небо наградитъ ихъ за доброе дѣло, — сказала растроганная м-съ Бардль.
— Конечно, — заключилъ м-ръ Уэллеръ. — Желаю вамъ, сударыни, спокойной ночи и пріятныхъ сновъ.
Къ великому утѣшенію м-съ Самдерсъ, хозяйка не пригласила гостя принять дальнѣйшее участіе въ поросячьихъ ножкахъ и горячихъ пирожкахъ, которымъ вслѣдъ затѣмъ, при слабомъ содѣйствіи юнаго Бардля, любезныя кумушки оказали полную справедливость.
Возвратившись въ гостиницу "Коршуна и Джоржа", м-ръ Уэллеръ представилъ своему господину достовѣрный отчетъ о юридической практикѣ господъ Додсона и Фогга, почерпнутый изъ чистѣйшаго источника въ жилищѣ м-съ Бардль. Свиданье съ м-ромъ Перкеромъ, происходившее на другой день, вполнѣ подтвердило показаніе м-ра Уэллера, и м-ръ Пикквикъ, собираясь къ святкамъ на Дингли-Делль, получилъ пріятное убѣжденіе, что дѣло его по обвиненію его въ неисполненіи обѣщанія жениться мѣсяца черезъ три будетъ публично производиться въ судѣ; вдова Бардль имѣла на своей сторонѣ счастливое столкновеніе обстоятельствъ и юридическую опытность господъ Додсона и Фогга.
Глава XXVII. Самуэль Уэллеръ совершаетъ путешествіе въ Доркинъ и созерцаетъ свою мачеху
Оставалось еще два дня до поѣздки пикквикистовъ на Дингли-Делль. М-ръ Самуэль Уэллеръ сидѣлъ въ общей залѣ таверны и, кушая свой завтракъ, размышлялъ, какъ бы попріятнѣе провести это время. День былъ замѣчательно хорошій. Переходя отъ одной мысли къ другой, м-ръ Уэллеръ вдругъ почувствовалъ припадокъ сыновней любви и убѣдился, что ему необходимо сдѣлать визитъ своему почтенному родителю и сходить на поклонъ къ своей мачехѣ. Это убѣжденіе: въ такой степени подѣйствовало на весь его организмъ, что онъ не постигалъ, какъ прежде подобныя мысли ни разу не заронялись въ его душу. Желая безъ малѣйшаго замедленія исправить такое непростительное забвеніе сыновняго долга, м-ръ Уэллеръ тотчасъ же побѣжалъ наверхъ къ м-ру Пикквику и попросилъ позволенія отлучиться для этой похвальной цѣли.
— Ступайте, мой другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, обнаруживая очевидный восторгъ при такомъ пробужденіи нѣжныхъ чувствъ въ сердцѣ своего слуги.
М-ръ Угллеръ поклонился.
— Я очень радъ, что вы помните свои сыновнія обязанности, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Я всегда ихъ помнилъ, — отвѣчалъ Самуэль.
— Это дѣлаетъ вамъ честь, мой другъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ одобрительнымъ тономъ.
— Я и самъ всегда такъ думалъ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Если, бывало, я въ чемъ имѣлъ нужду, то просилъ о томъ своего родители съ великимъ почтеніемъ и преданностью. Иногда же бралъ и самъ, изъ опасенія не понравиться своему родителю какою-нибудь неумѣстною просьбой. Вообще, сэръ, я избавилъ его отъ многихъ непріятныхъ хлопотъ.
— Въ такомъ случаѣ, мой другъ, вы не совсѣмъ правильно понимали свой долгъ въ отношеніи къ отцу, — возразилъ м-ръ Пикквикъ съ благосклонной улыбкой.
— По крайней мѣрѣ, сэръ, y меня всегда были честныя намѣренія, какъ говорилъ одинъ джентльменъ, колотившій свою жену по три раза въ сутки за то, сэръ, что она была несчастна съ нимъ…
— Вы можете идти, любезный. Ступайте.
— Покорнѣйше васъ благодарю, — отвѣчалъ Самуэль, отвѣшивая низкій поклонъ.
Черезъ нѣсколько минутъ м-ръ Уэллеръ сидѣлъ въ своемъ праздничномъ костюмѣ наверху дилижанса, ѣхавшаго въ Доркинъ.
Въ этомъ предмѣстьи мачиха м-ра Уэллера содержала трактиръ, извѣстный любителямъ изящнаго подъ именемъ "Маркиза Гренби". Онъ стоялъ при большой дорогѣ, былъ обширенъ и удобенъ во всѣхъ возможныхъ отношеніяхъ, хотя чистота и опрятность отнюдь не принадлежали къ числу его отличительныхъ свойствъ. Передъ воротами трактира, на высокомъ столбѣ, красовалась огромная вывѣска, изображающая голову и плечи джентльмена съ раздутыми щеками, одѣтаго въ красный кафтанъ съ голубыми обшлагами. Это былъ портретъ достопочтеннаго маркиза Гренби. На окнахъ буфета рисовались горшки съ цвѣтами и разнокалиберные сосуды съ жидкостью всѣхъ родовъ и видовъ. Открытые ставни были изукрашены золотыми надписями, содержавшими краснорѣчивѣйшія рекомендаціи прекраснымъ постелямъ и превосходнымъ винамъ первѣйшихъ сортовъ. Пестрыя толпы крестьянъ и ямщиковъ, бродившихъ вокругъ конюшни, служили олицетвореннымъ доказательствомъ доброкачественности эля и крѣпкихъ напитковъ, продававшихся за буфетомъ "Маркиза Гренби". Самуэль Уэллеръ, по выходѣ изъ кареты, осмотрѣлъ всѣ эти достопримѣчательности глазами опытнаго путешественника и, вполнѣ довольный результатомъ своихъ наблюденій, вошелъ въ трактиръ.
— Что вамъ угодно, молодой человѣкъ? — закричалъ изнутри пронзительный женскій голосъ, лишь только Самуэль переступилъ за поротъ буфета.
По тщательномъ изслѣдованіи оказалось, что голосъ принадлежалъ довольно высокой и плотной леди съ красными щеками, обличавшими комфортъ домашней жизни и совершеннѣйшее спокойствіе духа. Она сидѣла передъ каминомъ и раздувала огонь для приготовленія чая. По другую сторону камина, въ мягкихъ креслахъ съ высокой спинкой, сидѣлъ, выпрямившись въ струнку, какой-то мужчина въ черномъ поношенномъ костюмѣ, бросившій чрезвычайно пристальный взглядъ на Самуэля, который, въ свою очередь, оглядѣлъ его съ ногъ до головы.
Это былъ красноносый джентльменъ съ длинной шеей, опухлыми щеками и съ глазами, какъ y гремучей змѣи, довольно проницательными, но производившими положительно дурное впечатлѣніе. На немъ были коротенькіе штаны и черные бумажные чулки, довольно грязные и поистасканные, какъ и всѣ другія части его костюма. Его бѣлый ненакрахмаленный галстухъ болтался весьма неживописно своими длинными концами по обѣимъ сторонамъ его наглухо застегнутаго жилета; старыя бобровыя перчатки, шляпа съ широкими полями и полинялый зеленый зонтикъ на китовыхъ усахъ лежали весьма чинно и уютно на ближайшемъ креслѣ, показывая такимъ образомъ, что красноносый владѣлецъ всѣхъ этихъ вещицъ не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія торопиться выходомъ изъ трактира.