Еще м-ръ Уэллеръ не кончилъ своей рѣчи, какъ м-ръ Пикквикъ вышелъ изъ кабріолета и вступилъ на широкій дворъ.

— Прекрасное утро, сэръ, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій.

— Прекрасное, — подтвердилъ м-ръ Пикквикъ.

— Безподобное, — подхватилъ какой-то рыжеватый джентльменъ съ инквизиторскимъ носомъ и голубыми очками. Онъ вышелъ изъ кабріолета въ ту же минуту, какъ м-ръ Пикквикъ. — Изволите, сэръ, отправляться въ Ипсвичъ?

— Да! — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Какое необыкновенное стеченіе обстоятельствъ. Вѣдь и я тоже въ Ипсвичъ.

М-ръ Пикквикъ поклонился.

— На имперіалѣ? — сказалъ рыжеватый джентльменъ.

М-ръ Пикквикъ поклонился опять.

— Скажите, пожалуйста, это просто удивительно — и я вѣдь тоже на имперіалѣ,- проговорилъ рыжеватый джентльменъ, — мы рѣшительно ѣдемъ вмѣстѣ.

И рыжеватый джентльменъ, надѣленный отъ природы важною осанкой и заостреннымъ носомъ, который, по птичьему манеру, вздергивался y него кверху всякій разъ, какъ онъ говорилъ что-нибудь, — улыбнулся такимъ образомъ, какъ будто онъ сдѣлалъ въ эту минуту одно изъ самыхъ удивительныхъ открытій, какія когда-либо выпадали на жребій человѣческой премудрости.

— Мнѣ будетъ очень пріятно пользоваться вашимъ обществомъ, сэръ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ

— И мнѣ. Это, можно сказать, находка для насъ обоихъ. Общество, видите ли, есть… не иное что есть, какъ… какъ… то есть, общество совсѣмъ не то, что уединеніе: какъ вы думаете?

— Истинно такъ, и никто не будетъ спорить, — сказалъ м-ръ Уэллеръ, вступая, съ обязательной улыбкой въ разговоръ. — Это сэръ, что называется: правда-матка, какъ говаривалъ одинъ собачей, когда горничная, подавая ему баранью кость, замѣтила, что онъ не джентльменъ.

— А! — воскликнулъ съ надменной улыбкой рыжеватый незнакомецъ, обозрѣвая м-ра Уэллера съ ногъ до головы. — Вашъ пріятель, сэръ?

— Не совсѣмъ, — сказалъ вполголоса м-ръ Пикквикъ. — Онъ, собственно говоря, мой слуга; но я охотно позволяю ему нѣкоторыя вольности, потому что, между нами, онъ большой чудакъ, и я отчасти горжусь имъ.

— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ.

— На вкусы, видите ли, нѣтъ закона; Что-жъ касается до меня, я вообще терпѣть не могу чудаковъ — все, что имѣетъ нѣкоторымъ образомъ притязаніе на оригинальность, производитъ во мнѣ корчи. — Какъ ваша фамилія, сэръ?

— Вотъ моя карточка, сэръ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, забавляясь странными манерами забавнаго незнакомца.

— Вотъ что! — сказалъ рыжеватый джентльменъ, укладывая карточку въ свой бумажникъ. — Пикквикъ, м-ръ Пикквикъ — очень хорошо, можно сказать, прекрасно. Я вообще люблю узнавать чужія фамиліи: это нѣкоторымъ образомъ выручаетъ изъ большихъ затрудненій. Вотъ вамъ и моя карточка, сэръ. Магнусъ, моя фамилія, сэръ, прошу обратить вниманіе на это обстоятельство; Magnus, то есть великій, — какъ вамъ это нравится?

— Хорошая фамилія, — проговорилъ м-ръ Пикквикъ, стараясь подавить невольную улыбку.

— A имя еще лучше, — подхватилъ м-ръ Магнусъ. — Вообразите, вѣдь меня зовутъ Петеромъ! Какъ вы его находите!

— Прекрасное имя — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Вообразите, всѣ мнѣ говорятъ то же. Многіе мои пріятели рѣшительно убѣждены, что я сдѣлаюсь когда-нибудь великимъ человѣкомъ.

— Очень можетъ быть.

— Ну, господа, дилижансъ готовъ, если вамъ угодно, — сказалъ кондукторъ.

— Вещи мои уложены? — спросилъ м-ръ Магнусъ.

— Уложены, сэръ.

— Всѣ?

— Всѣ.

— Красный мѣшокъ, напримѣръ?

— Уложенъ.

— A полосатый мѣшокъ?

— Уложенъ.

— A сѣрый бумажный узелокъ?

— Уложенъ.

— A кожаная картонка для шляпы?

— Ничего не забыто, сэръ.

— Теперь, не угодно ли вамъ садиться? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Нѣтъ, нѣтъ, погодите, извините меня, м-ръ Пикквикъ, — отвѣчалъ Петеръ Магнусъ, останавливаясь на колесѣ. — Въ дѣлахъ этого рода я люблю совершеннѣйшую аккуратность; я вижу, кондукторъ виляетъ. — Эй, любезный!

— Что вамъ угодно? — откликнулся кондукторъ.

— Уложена ли кожаная картонка для шляпы?

— Да вѣдь ужъ я имѣлъ честь доложить вамъ, что ничего не забыто.

— Полно, такъ ли? куда вы ее уложили? Покажите.

Кондукторъ принужденъ былъ вынуть и показать владѣльцу требуемую вещь, и послѣ тщательнаго осмотра картонка опустилась опять подъ козла въ глубокій ящикъ. Успокоенный насчетъ этого пункта, рыжеватый джентльменъ постепенно обнаружилъ безпокойныя сомнѣнія касательно, во-первыхъ, краснаго мѣшка, который могли забыть, и, во-вторыхъ, полосатаго мѣшка, который могли украсть. Кондукторъ снова принужденъ былъ представлять наглядныя доказательства относительно неосновательности подобныхъ подозрѣній. Послѣ всѣхъ этихъ церемоній, продолжавшихся около четверти часа, рыжеватый джентльменъ согласился, наконецъ, взобраться на кровлю дилижанса, замѣтивъ предварительно, что теперь y него гора свалилась съ плечъ, и что онъ совершенно счастливъ.

— Подозрительны вы, сэръ, Господь съ вами, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, искоса посматривая на незнакомца, когда тотъ возился на имперіалѣ.

— Да, почти такъ, когда дѣло идетъ насчетъ какихъ-нибудь бездѣлицъ, — сказалъ незнакомецъ. — Зато въ важныхъ случаяхъ я великодушенъ, какъ маленькій ребенокъ. Теперь я спокоенъ, совершенно спокоенъ.

— Еще бы! пора угомониться, — отвѣчалъ м-ръ Уэллеръ. — Самми, помоги своему господину. Другую ногу, сэръ, вотъ такъ. Вашу руку, сэръ, понатужьтесь. Баста. Думать надо, сэръ, мальчикомъ вы были гораздо легче.

— Ваша правда, — сказалъ задыхаясь м-ръ Пикквикъ, продолжая взбираться на свое мѣсто.

— Ну, Самми, маршъ наверхъ, живѣй! — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — Ступайте Вилльямъ, пошевеливайтесь. Берегите подъ аркой свои головы, джентльмены, нагибайтесь — вотъ такъ.

И дилижансъ покатился по Уайтчапелю, къ великому удивленію всего народонаселенія этого многолюднаго квартала шумной столицы.

— Сторона, сэръ, не совсѣмъ веселая, — сказалъ Самуэль, притрагиваясь къ полямъ своей шляпы, что дѣлалъ онъ всегда, при вступленіи въ разговоръ со своимъ господиномъ.

— Справедливо, Самъ, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ обозрѣвая прочищенными очками тѣсную и грязную улицу, по которой катился дилижансъ.

— Замѣчательно, сэръ, что устрицы и бѣдность идутъ рука объ руку всякій разъ, какъ выглядываютъ на свѣтъ.

— Что вы подъ этимъ разумѣете, Самъ?

— Ничего особеннаго, сэръ, только исторія вотъ какая: чѣмъ бѣднѣе мѣсто, тѣмъ больше охотниковъ до устрицъ. Здѣсь, напримѣръ, какъ изволите видѣть, дѣвчонки почти передъ каждымъ домомъ торгуютъ устрицами на своихъ запачканныхъ скамейкахъ.

— Хорошо. Что-жъ отсюда слѣдуетъ?

— A то, сэръ, что, если, примѣромъ сказать, какой-нибудь голоштанникъ не знаетъ, что ему дѣлать, онъ тотчасъ же выбѣгаетъ на улицу изъ своей квартиры и начинаетъ уписывать устрицы. Это, я полагаю, дѣлается съ отчаянья, сэръ.

— Съ чего-жъ больше? Разумѣется, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій; — соленую семгу тоже хорошо употреблять съ горя, особенно, если при этомъ водится хорошая настойка для утоленія жажды. Вотъ почему, сэръ, устрицы и семга идутъ рука объ руку съ бѣдными людьми.

— Это, однакожъ, замѣчательные факты, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — я запишу ихъ въ первомъ же мѣстѣ, гдѣ мы остановимся.

Тѣмъ временемъ они спокойно проѣхали шоссейную заставу. Послѣ глубокомысленнаго молчанія, продолжавшагося мили двѣ или три, м-ръ Уэллеръ старшій вдругъ поворотилъ свою голову къ м-ру Пикквику и сказалъ:

— Странную жизнь, сэръ, ведутъ эти шоссейцы.

— Кто? — сказалъ м-ръ Пикквикъ.

— Шоссейцы.

— Что онъ хочетъ сказать? — спросилъ м-ръ Петеръ Магнусъ.

— Старикъ мой, джентльмены, разумѣетъ смотрителей шоссейной заставы, — замѣтилъ м-ръ Уэллеръ младшій объяснительнымъ тономъ.

— Ну да, конечно, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — жизнь ихъ, вѣроятно, заслуживаетъ вниманія во многихъ отношеніяхъ.

— Замѣтьте, сэръ, что все это — люди, испытавшіе большія несчастія въ своей жизни, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій.