Въ продолженіе этой рѣчи м-ръ Пикквикъ и краснѣлъ, и блѣднѣлъ, и негодованіе его едва не обнаружилось въ самыхъ сильныхъ порывахъ; однакожъ онъ удержалъ себя и угомонился. Перкеръ, между тѣмъ, зацѣпилъ еще щепоть табаку и продолжалъ съ новымъ одушевленіемъ:
— Я видѣлъ эту женщину сегодня поутру. Уплативъ судебныя издержки, вы освобождаетесь отъ неустойки и благополучно выходите изъ тюрьмы вмѣстѣ съ нею. Это первый пунктъ. Второй, главнѣйшій и существенный пунктъ состоитъ собственно въ томъ, что вдова Бардль даетъ добровольное собственноручное показаніе, въ формѣ письма ко мнѣ, что все это дѣло, отъ начала до конца, было ведено по наущенію этихъ безсовѣстныхъ людей, Додсона и Фогга; что она, вдова Бардль, приноситъ искреннее сожалѣніе и раскаяніе въ томъ безпокойствѣ, которое она, по своему неблагоразумію, причинила вамъ, почтеннѣйшій, и на этомъ основаніи, она проситъ меня употребить свое ходатайство передъ вами, испрашивая вашего великодушнаго прощенія.
— Вслѣдствіе, то есть, этихъ издержекъ, которыя я заплачу за нее! — перебилъ м-ръ Пикквикъ съ величайшимъ негодованіемъ.
— О, нѣтъ, почтеннѣйшій, вслѣдствіе письма, о которомъ я сейчасъ упомянулъ, — сказалъ Перкеръ торжествующимъ тономъ. — Это письмо было другою женщиною принесено въ мою контору сегодня ровно въ девять часовъ, прежде, чѣмъ нога моя переступила за порогъ этого зданія, и прежде, чѣмъ я увидѣлся съ вдовою Бардль. Клянусь вамъ въ этомъ своею юридическою честью.
И, вынувъ это письмо изъ пачки другихъ бумагъ, адвокатъ положилъ его подлѣ м-ра Пикквика и потомъ принялся разнюхивать огромную щепоть табаку.
— Все-ли вы сказали? — спросилъ м-ръ Пикквикъ кроткимъ тономъ.
— Не совсѣмъ, — отвѣчалъ Перкеръ. — Не могу ручаться, что слова и выраженія росписки, представленной теперь въ судъ адвокатами вдовы, могутъ послужить для насъ достаточнымъ доказательствомъ, что противъ васъ, почтеннѣйшій, составленъ былъ заговоръ этими людьми. Уличить ихъ трудно. Додсонъ и Фоггъ слишкомъ умны для того, чтобъ разставить себѣ ловушку въ этомъ родѣ. Но то не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что всѣ факты, взятые и сведенные вмѣстѣ, могутъ окончательно оправдать васъ въ глазахъ всѣхъ разсудительныхъ людей. Благоволите теперь сами, почтеннѣйшій, обратить вниманіе на сущность всего дѣла. Сумма въ какихъ-нибудь полтораста фунтовъ съ небольшимъ, или около того, для васъ ровно ничего не значитъ. Присяжные рѣшили тяжбу не въ вашу пользу. Приговоръ ихъ несправедливъ, конечно, но все же они судили по крайнему своему разумѣнію, по долгу совѣсти и чести. И вотъ теперь представляется вамъ чрезвычайно легкій и удобный случай поставить себя въ самомъ выгодномъ положеніи, какого, разумѣется, вы никогда бы не достигли, оставаясь въ этомъ мѣстѣ. И повѣрьте мнѣ, почтеннѣйшій, пребываніе ваше въ тюрьмѣ всѣ и каждый могутъ приписать только самому упорному, закоснѣлому и совершенно неразсудительному упрямству, которое, разумѣется, не дѣлаетъ особенной чести ни вашему уму, ни сердцу. Станете-ли вы еще колебаться, какъ скоро, по одному движенію благой воли, вы можете возвратиться къ своимъ друзьямъ, къ своимъ прежнимъ занятіямъ и удовольствіямъ, освобождая въ то же время своего вѣрнаго и преданнаго слугу, который, въ противномъ случаѣ, былъ бы принужденъ обречь себя на вѣчное затворничество изъ-за вашего непростительнаго каприза. Примите въ соображеніе и то обстоятельство, что вы можете великодушно отмстить за себя, удовлетворяя благороднѣйшему побужденію своего сердца: вы освободите несчастную женщину изъ логовища нищеты и разврата, гдѣ слишкомъ тяжело прозябать даже мужчинѣ съ твердымъ характеромъ и основательнымъ разсудкомъ. Теперь спрашиваю васъ, почтеннѣйшій, какъ адвокатъ вашъ и вмѣстѣ искренній другъ: неужели вы откажетесь отъ благопріятнаго случая привести въ исполненіе всѣ эти великодушныя цѣли по одному тому, что было бы вамъ жаль разстаться съ нѣсколькими фунтами, которые попадутъ въ карманъ двухъ ловкихъ негодяевъ, ненасытимыхъ въ своемъ жадномъ стремленіи къ пріобрѣтенію богатства? Не вамъ и не мнѣ исправить ихъ, сэръ: люди этого сорта не различаютъ никакихъ средствъ, какъ скоро идетъ дѣло объ ихъ прибыткѣ. По моему, чѣмъ скорѣе развязаться съ ними, тѣмъ лучше. Всѣ эти соображенія, почтеннѣйшій, я представилъ на ваше благоусмотрѣніе весьма слабо и въ самомъ несовершенномъ видѣ; но я прошу самихъ васъ, усиліями собственнаго размышленія, пролить на нихъ надлежащій свѣтъ. Думайте и гадайте, сколько вамъ угодно: я стану терпѣливо дожидаться вашего отвѣта.
Прежде, чѣмъ м-ръ Пикквикъ успѣлъ собраться съ духомъ для произнесенія приличныхъ возраженій на эти хитросплетенные софизмы, и прежде, чѣмъ Перкеръ успѣлъ засунуть въ носъ двадцатую частицу новой щепоти табаку, снаружи послышался смутный говоръ голосовъ и затѣмъ кто-то постучался въ дверь.
— Ахъ, что это за неугомонная дверь! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, задержанный весьма некстати на самомъ интересномъ пунктѣ своихъ глубокомысленныхъ соображеній. — Кто тамъ?
— Я, сэръ, — отвѣчалъ Самуэль, просовывая свою голову.
— Теперь я не могу говорить съ вами, Самуэль. Я занятъ въ эту минуту.
— Прошу извинить, сэръ, но тутъ васъ спрашиваетъ леди и говоритъ, что ей непремѣнно нужно видѣться съ вами.
— Я не могу видѣть теперь никакой леди, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ, живо вообразивъ передъ собою ненавистную фигуру м-съ Бардль.
— Нѣтъ, сэръ, прошу извинить, вы бы не сказали этого, если бы знали, какая тутъ особа напрашивается на свиданье съ вами.
— Кто же она?
— A вотъ увидите. Прикажете впустить?
— Какъ вы думаете, Перкеръ? — сказалъ м-ръ Пикквикъ, посмотрѣвъ на своего адвоката.
— Я думаю, вамъ нельзя отказать, почтеннѣйшій.
— Браво! — закричалъ Самуэль. — Рога трубятъ, барабаны бьютъ, и на сценѣ — двѣ неожиданныя особы.
Говоря это, Самуэль Уэллеръ отворилъ дверь, и въ комнату вошелъ м-ръ Натаніель Винкель, ведя за руку ту самую молодую леди, которая нѣкогда, на хуторѣ Дингли-Деллѣ, щеголяла въ мѣховыхъ полусапожкахъ. На ней была теперь щегольская шляпка, прикрытая богатымъ кружевнымъ вуалемъ, и въ этомъ нарядѣ молодая особа, робкая и застѣнчивая въ своей поступи, казалась еще прелестнѣе, чѣмъ прежде.
— Миссъ Арабелла Алленъ! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ, вставая со стула.
— Нѣтъ, почтенный другъ мой, прошу извинить, — отвѣчалъ м-ръ Винкель, становясь на колѣни, — вы видите передъ собою мою жену, м-съ Винкель.
М-ръ Пикквикъ едва могъ вѣрить своимъ глазамъ, да и не повѣрилъ бы, если бы въ дѣйствительности этого случая не убѣждали его могущественнымъ образомъ улыбающаяся физіономія м-ра Перкера; съ другой — присутствіе на заднемъ планѣ Самуэля и хорошенькой горничной, которые, повидимому, наблюдали съ живѣйшимъ наслажденіемъ за всѣми подробностями этой сцены.
— Ахъ, м-ръ Пикквикъ, — сказала Арабелла тихимъ голосомъ, какъ будто встревоженная молчаніемъ дѣйствующихъ лицъ, — простите-ли вы мнѣ этотъ неблагоразумный поступокъ?
Не послѣдовало словеснаго отвѣта на этотъ вопросъ; но ученый мужъ съ великою поспѣшностью снялъ очки съ своего носа и, схвативъ обѣ руки молодой леди, принялся цѣловать ее, какъ отецъ, и даже, можетъ быть, нѣсколько нѣжнѣе, чѣмъ отецъ. Затѣмъ, все еще продолжая держать руку молодой леди, м-ръ Пикквикъ назвалъ м-ра Винкеля молодымъ отъявленнымъ плутомъ и приказалъ ему встать, что тотъ и выполнилъ съ большой охотой, не прежде, однакожъ, какъ разгладивъ свой носъ полями шляпы въ изъявленіе искренняго сознанія въ винѣ. Вслѣдствіе чего м-ръ Пикквикъ ударилъ его по спинѣ нѣсколько разъ и потомъ радушно пожалъ руку м-ру Перкеру, который, въ свою очередь, привѣтствуя новобрачныхъ отъ искренняго сердца, зацѣпилъ изъ своей табакерки огромную щепоть табаку, достаточную для удовлетворенія, по крайней мѣрѣ, полдюжины носовъ съ правильной организаціей и устройствомъ.
— Ну, дитя мое, какъ же все это случилось? — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Садитесь и разскажите мнѣ обо всемъ. Какъ она мила, Перкеръ, не правда ли? — прибавилъ м-ръ Пикквикъ, всматриваясь въ лицо Арабеллы съ такою гордостью и восторгомъ, какъ будто она въ самомъ дѣлѣ была его собственная дочь.
