Рон, получив столь ценные сведения, расписался в своей глупости и заявил, что беспалочковая магия того не стоит, однако после пространного объяснения, произведённого Гарри, друзья сошлись во мнении, что учиться всё-таки надо.

— А почему обязательно нужно учиться именно сейчас? Почему нельзя потерпеть до лета? Тогда можно будет не так напрягаться, — Рон, в общем-то, был прав, но вот Гарри почему-то сомневался, что у него есть время до лета.

— Потому что война идёт уже сейчас, — просветил друга Гарри.

После этого военного совета с Роном и Гермионой Поттер с головой ушёл в обучение: любая свободная минута использовалась для тренировок на перьях, а через пару недель и на подушках; друзья вообще стали стандартными подопытными кроликами со стажем, но зато обезоружить их Гарри мог уже с шестой попытки. На вялые протесты о том, что он едва на ногах стоит, и друзья не желают стать причиной его гибели, Поттер не реагировал, а обидеться и оставить его одного Рон и Гермиона не рисковали. За первые три недели Гарри заметно осунулся и о магии выше второго уровня пришлось на время забыть. Но больше всего проблем было с уроками: Макгонагалл действительно усердно не обращала внимания на то, что оказавшись в кабинете, Гарри бессильно роняет голову на парту рядом с не начатым конспектом и весь оставшийся урок упорно пытается слушать учителя, хотя по глазам видно, что он не понимает ни слова, даже если это слово к уроку не относится. Хуже было с остальными: они продолжали немилосердно спрашивать на уроках и грустно сетовать на то, что такой подающий надежды ученик скатывается по наклонной к уровню «Тролля». Снейп за спокойную пятницу, утро которой ему приходится проводить у дошкольников, а весь оставшийся день — под остаточным действием зелья, отыгрывался на учениках в понедельник, а лично на Гарри — в среду на строенном уроке. Аллерт тоже старался не отставать, но ему везло намного меньше — если Поттеру удавалось очнуться и вникнуть в вопрос, то он выдавал вполне сносный ответ. Домашнее задание Гарри списывал у Рона и Гермионы, которые уже в третий день, видя тщетные потуги друга написать сочинение по травологии, были поделены между ними. Гарри же оставалось только найти в себе силы переписать готовые работы на другой пергамент. Проблемой стали так же и слизеринцы, которые, заметив, что Гарри не в состоянии даже огрызнуться, возобновили попытки довести его до лазарета, а если не удастся, то хотя бы до белого каления. Обычно, правда, это заканчивалось плачевно как раз-таки для шутников, которых находящиеся поблизости Рон и Гермиона щедро одаривали хоботам, плавниками, щупальцами и банальными фингалами. Малфой не высовывался, очевидно смекнув, что вряд ли из-за истощения Гарри разучился говорить на Серпентеро. Но всё-таки самым тяжёлым сейчас было то, что Гарри, не смотря ни на что, отказался временно прервать занятия АД. Дело в том, что юноша считал своим первостепенным долгом отнюдь не научиться колдовать мысленно. Главным своим занятием в Хогвартсе он считал подготовку ребят к тому, что может ожидать их после того, как они покинут стены школы, ведь даже если он и победит Вольдеморта, Пожиратели смерти никуда не денутся. И ещё не факт, что для того, чтобы найти испытания на свою голову ми придётся покидать стены школы — испытания и сами могут прийти сюда.

После третьей недели, когда Рон уже начал бухтеть о том, что до матча со Слизерином остался всего-то месяц, у Гарри наконец-то появился какой-то прогресс: он стал меньше выматываться и, судя по всему, худшая часть миновала. Спустя ещё несколько дней, Гарри с удивлением обнаружил, что стал замечать происходящее в коридорах Хогвартса, в то время как в последние недели он и дороги то не разбирал, пару раз ухитрившись ко всеобщему ужасу врезаться в вампира и не заметить. Впрочем, свободного времени у него от этого больше не появилось: на Роне юноша даже пару раз испробовал парализующие чары, а обезоруживать противников мог уже с первого раза.

Больше всего Поттер боялся, что Снейп всё-таки выполнит своё обещание и влезет в память Гарри после очередной тренировки, на которой Гарри пытался создать щит Protego против заклинаний ватных ног, которыми его щедро обсыпал профессор. Впрочем, если он и собирался сделать что-то подобное, то пока не спешил.

На одном из таких занятий, Гарри, решивший, что многострадальное перо он видеть больше не может без сопровождающих рвотных спазмов, удостоверившись, что профессор всецело поглощён перечёркиванием какого-то сочинения, попытался левитировать стул. Как ни странно, но упомянутый предмет мебели на несколько дюймов оторвался от каменного пола и, пошатываясь, повернулся вокруг своей оси. Довольный результатом, Гарри попытался его закрепить, заставив стул описать кульбит в воздухе. Надо сказать, что у него почти получилось: контроль над траекторией полёта юноше потерял уже в самом конце, когда собирался поставить стул на место. Но грохот от этого тише, увы, не стал.

— Упс, — только и смог пробормотать Поттер, втягивая голову в плечи и глядя на бесформенную груду, в которую превратился вышеозначенный объект.

Со стороны Снейпа комментариев к изумлению Гарри не последовало, но уже через несколько минут Поттеру было ехидно предъявлено сданное им неделю назад сочинение, в котором не была перечёркнута всего четверть написанного, а внизу стояла жирная отметка "Отвратительно".

Гарри хмыкнул и, взяв работу, пробежался по тексту глазами. Сочинение это он писал сам, но в не слишком вменяемом состоянии. Самым интересным перлом его воображения было то, что приводя исторический пример применения зелья памяти, он ухитрился написать, что алхимик древности, изобретатель зелья памяти, не мог заставить его работать. Когда погибло несколько подопытных, за ним началась охота, и ему пришлось уехать за границу. А там, не вынеся тяжкого бремени вины, он был вынужден умереть.

Лично Поттер за такие перлы поставил бы себе «Тролля», но настаивать на этом не стал. Гарри честно попытался восстановить стул без палочки, но такая могучая сила была ему пока неподвластна. Впрочем, палочкой пользоваться никто не запрещал, так что уже через несколько секунд предмет мебелировки был восстановлен, а Гарри к своему изумлению, даже не почувствовал слабости.

— Как только полностью восстановитесь, Поттер, — судя по голосу, профессор был не в восторге от того что Гарри начинает приходить в норму, — необходимо будет заняться вашим чтением эмоций. А теперь — кыш.

Дважды повторять не пришлось, так что уже через десять минут Гарри оказался в гриффиндорской башне, где Гермиона пыталась объяснить ему, что они проходили на чарах и почему ему всё-таки придётся это выучить ("Потому что иначе мне придётся тебя заставить! Приступай.").

За эту неделю Поттер проспал столько, что не смог задремать даже на истории магии. Впрочем, спасть бы ему всё равно не дали: сегодня Биннс сподобился провести самостоятельную работу. Вообще-то призраку этот тип ведения урока не свойственен, но, как оказалось, это относится только к древним временам. По новейшей истории Биннс был готов даже провести тест.

Гарри, пристроившийся между Роном и Гермионой, с картинным интересом изучил лист с вопросами, потом, всё так же картинно почесал голову, заставляя неотрывно следящих за ним однокашников нервно захихикать, и, наконец, изобразив озарение, принялся писать.

— Ты сколько весишь? — шёпотом, но так, чтобы все слышали, спросил Рон.

— Сто семьдесят один фунт.

— А рост?

— Пять футов, семь дюймов, — ответил Гарри, сосредоточенно выводя на пергаменте повесть о том, как Вольдеморт чуть не утонул в котле, когда воскрешался. Подумав, Гарри решил тоже добавить свои анкетные данные, немножко кое-то подкорректировав.

"Интересно, Биннс мне «Тролля» поставит, или всем остальным?"

— Гарри, дай списать, — попросил из-за спины Эрни Макмиллан, с факультетом которого у Гриффиндора была история.

Поттер, уже успевший ответить на вопросы, отдал лист хафлпаффцу, ожидая, как тот отреагирует на его мемуары.