- Как же! Отдашь! - сказала Анюта и в сердцах изорвала записку.

Эти два дня она как раз не работала. У них был такой график, что сутки работаешь, а потом два дня отдыхаешь. И два дня она не находила себе места.

Была у Вали, у Кати. Отстояв очередь, приобрела в ЦУМе пальто джерси. И шло время, и не шло время, и шло, и не шло. И прошли два дня, и прошли три дня, и прошли четыре дня. И она работала, и она отдыхала, и снова работала, а он все не появлялся

По вечерам смотрела телевизор. Жила же раньше, жила и теперь. Смотрела телевизор.

И вот как-то раз, кстати в пятницу, она увлеклась передачей под названием "02", которую организовывает милиция.

Анюта с интересом смотрела, как они кого поймали. И как ничего нельзя написать, а потом зачеркнуть, потому что есть очень специальные приборы, которые все это дело просекут. Милиционер, как фокусник, велел одному мужику что-нибудь написать и зачеркнуть, а потом немного повозился и объявил: "Здесь было написано "проба пера". "Правильно, - сказал мужик. - Правильно. Вы, Иван Иванович, угадали совершенно правильно".

Анюте захотелось чаю. Она пошла на кухню, а когда вернулась, то сердце у ней упало. С экрана на нее глядел Юра. Крупным планом. Глядел, а потом план сменился, и она увидела, что он понуро сидит за столом, лейтенант задает вопросы, а Юра отвечает.

— Что ж. Нам все понятно, - сказал лейтенант и повернулся к телезрителям.

— Перед вами Климов Юрий Михайлович, 1935 года рождения. Нигде не работает. Последнее место работы не

помнит. Говорит, что служил в цирке, а иногда, что был пожарником, сторожем.

— Что ж, циркач он знатный, - пошутил лейтенант. - Основная специальность гражданина Климова - облапошивание слишком легковерных граждан, а в основном - гражданок. Он, пользуясь доверием неопытных

женщин и вымогая у них деньги, колесил по Союзу. Таких в народе зовут трутнями. Этот бич, то есть бродяга,

как мимолетное видение появляется то там, то тут. Ночует где попало, а на что живет - я вам уже объяснял. Последнее место жительства гражданина Климова... Аня замерла.

— Туалет железнодорожного вокзала, - выдержав паузу, сказал лейтенант и строго обратился к оборванцу: -

Как думаете дальше жить, Климов?

— Я исправлюсь, - глухо пообещал трутень.

— Что ж, я думаю, у вас будет для этого достаточно времени, - сказал лейтенант и твердо заявил: - Гражданин Климов осужден по статье... И назвал статью. Бродяжничество, тунеядство, то, се. - ...на год и шесть месяцев исправительно-трудовых работ.

Анюта как в чем была, так и выскочила на улицу. А на улице, по случаю завершения трудовой недели, гуляли и пели люди.

- У нас сейчас, наверное, тоже поют, - мелькнуло у Анюты. - Мальчики играют, Жора в барабан бьет, а гости поют, пляшут.

В телефонной будке, к счастью, никого не оказалось. Аня набрала "09".

— Да, алё.

— Как можно позвонить на телевизор?

— На какой еще телевизор?

— Ну, на телевизор, где показывают.

— Что вы говорите такое?

— Ну, телевизор, где показывают.

— На студию телевидения, что ли?

— Ну.

— Выражайтесь яснее, - буркнула телефонистка. - А то - телевизор.

И через некоторое время сказала:

— Два – двенадцать - двадцать два.

Два и двенадцать и двадцать два.

— Алё, это студия телевидения?

— Да. Вас слушают, - раздался веселый голос.

- Мне нужно Климова. Скажите ему, что Анюта, мол, зовет. Он знает.

— Климов? Сейчас я посмотрю.

Посмотрел.

— Климов? Но позвольте, у нас нет такого.

— Мне Климова надо.

— Послушайте, вы, Анюта, какого вам нужно Климова? Вы куда звоните? У нас нет Климова.

— Есть. Там у вас "ноль-два" идет. Он там. Ему дали полтора года. Если нельзя, так пусть хоть под конвоем

приведут. Мне ему надо сказать. Ой, дяденька! - официантка вдруг заплакала. - Ой, дяденька, ну я очень прошу, ну очень. Позови, сделай, а я в долгу не останусь. Честное слово.

Дяденька растерялся.

— Эй! Эй ты там! Не плачь. Да не плачь же ты. Не могу я его позвать.

— Не можешь, гад! Ничего вы не можете!

— Да не могу я. Правда! Эта передача, которая сейчас идет, она идет в записи. Понимаешь?

— Как это в записи?

— Она была записана, а сейчас идет.

— Куда записана?

— Куда. На пленку записана, вот куда. Ее записали, по-моему, где-то примерно неделю назад. Сейчас я посмотрю.

— Посмотри.

— Да. Неделю назад примерно. Шесть дней.

Слезы у Анюты высохли.

— Где же мне теперь его искать? - спросила она.

— Не знаю, - человек понес чепуху. - Не знаю, откуда мне знать. Я не в этой редакции. Я дежурю.

— Так где же?

— Не знаю. Вообще-то в милиции, наверное. Или в этой... как ее, в тюрьме.

И наступило молчание. И продолжалось молчание.

— А вы ему кто будете? - осторожно спросил голос.

— Никто, - ответила Аня и повесила трубку.

И снился сон. Будто бы - черный диск, и на том диске многие.

— Бойся! Бойся! - говорит лейтенант. - Бичи – это огромная разрушительная сила. Если сто человек сибирских бичей запустить, например, в Голландию, то они ее всю покорят и обратят в православную веру.

— А зачем нам, чтобы они были православные, - удивляется Корольков в галунах.

- Совершенно верно, - говорят музыканты.

Цветок растет в скале.

— Вот я об чем и предупреждаю, - нелогично отвечает лейтенант. - Моральный уровень поведения женщин. Аккуратность в этих вопросах.

— Ура! - кричит кто-то.

— Но мы же из другой редакции, - возражают ему.

— Бойся! - итожит лейтенант.

- И несколько поколений голландских детей будут ботать по фене, - неожиданно вступает в разговор Юра. Юра, Юрочка, лапушка ты моя, гражданин Климов.

Ученый Григорий Гаврилович с давних лет воевал в рядах бойцов идеологического фронта, а попросту говоря, работал фотокорреспондентом в нашей газете "К-ский комсомолец" и был в свое время очень даже известный человек не только в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, но и за пределами его окрестностей, так что все кругом, даже дети, звали его по имени-отчеству и лишь иногда, по делу - товарищ Ученый.

А странная фамилия досталась Григорию Гавриловичу при дележе наследства старого мира.

Или, вернее, от дедушки по имени Иван, отчеству Иванович, а по фамилии Сученый, которую он получил от барина своего, средней руки господина, за то, что служил на псарне и сам непосредственно занимался вопросами случки сук, за которых непосредственно и отвечал. Барин же, когда холопу гадкую фамилию придумал, немного развеселился от грусти тогдашней жизни и вызвал Ивана Иваныча, Ивашку, в белокаменные палаты, чтобы новые биографические данные ему сообщить.

И даже хотел компенсировать моральный ущерб рублем на водку, но Иван Иваныч от суммы отказался, потому что его жег классовый гнев. Тогда барин послал слугу на конюшню, где стихийного борца крепко вспороли, после чего тот упился в трактире купца Мясоедова немедленно, но уже на свои трудовые деньги.

А чуть-чуть погодя, после того как царь Александр Второй, тот самый, что однажды продал американцам Аляску, якобы освободил в 1861 году крестьян, жизнь Ивана Ивановича стала немножко лучше, но фамилию ему менять все равно никто не стал, потому что не то это было время, чтоб менять фамилии всем простым людям.

И тогда родился у него сын по имени Гаврила. Родился он на не сжатой еще к тому времени полосе, в полуденный зной, во время горячей жатвы. Мать просто бросила серп и отошла на самое короткое время в сторонку, а вернулась уже не одна, а с ребенком, которого крестили потом в светленькой деревенской церкви (события-то все, надо сказать, сначала происходили на европейской части территории России, ибо переезд семьи Сученых в Сибирь произошел в незафиксированный момент одного из социальных катаклизмов, время от времени сотрясающих Державу).