ТИХОХОДНАЯ БАРКА "НАДЕЖДА"
РАССКАЗЫ
МОСКВА "ВАГРИУС" 2001
УДК 882-32
ББК 84Р7-4
П 58
ДИЗАЙН ЕВГЕНИЯ ВЕЛЬЧИНСКОГО
ОХРАНЯЕТСЯ ЗАКОНОМ РФ
ОБ АВТОРСКОМ ПРАВЕ
ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ
ВСЕЙ КНИГИ
ИЛИ ЛЮБОЙ ЕЕ ЧАСТИ
ЗАПРЕЩАЕТСЯ
БЕЗ ПИСЬМЕННОГО
РАЗРЕШЕНИЯ ИЗДАТЕЛЯ.
ЛЮБЫЕ ПОПЫТКИ
НАРУШЕНИЯ ЗАКОНА
БУДУТ ПРЕСЛЕДОВАТЬСЯ
В СУДЕБНОМ ПОРЯДКЕ.
ISBN 5-264-00427-7
(c) ИЗДАТЕЛЬСТВО "ВАГРИУС", 2001
(c) Е. Попов, АВТОР, 2001
СОДЕРЖАНИЕ
ТЕТЯ МУСЯ И ДЯДЯ ЛЕВА
Отчего деньги не водятся
Как мимолетное видение
Страдания фотографа Ученого
Свиные шашлычки
Пять песен о водке
Горбун Никишка
Голубая флейта
Тетя Муся и дядя Лева
ВО ВРЕМЕНА МОЕЙ МОЛОДОСТИ
Душевные излияния и неожиданная смерть Фетисова
За жидким кислородом
Мыслящий тростник
Отрицание жилета
Это все химия
Насчет двойников
Откройте меня
Пространственный эффект многомерного пространства
Во времена моей молодости
КТО-ТО БЫЛ, ПРИХОДИЛ И УШЕЛ
Во зле и печали
Младший Битков и старший Клопин
Иностранец Пауков
Стыковка
Старая идеалистическая сказка
Глупо, тупо и неумно
Полет
Статистик и мы, братья славяне
Столько покойников
Сила печатного слова
Признания флейтиста
Унынье
Реализм
Метаморфозы
Под солнцем
Одеяло Сун Ятсена
Влечение к родным деревьям
Тихоходная барка "Надежда"
Контакт с югославскими комсомольцами
Малюленьки
Облако
Водоем
Вкус газа
Белый теплоход
Полярная звезда
Мелкие приключения Орла Орлова
Темный лес
Кто-то был, приходил и ушел
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РАССКАЗ О КНЯЗЕ КРОПОТКИНЕ
Пивные дрожжи
Вне культуры
Любитель книг Александра Дюма-старшего борется с плакатом
Хочу быть электриком
Там в океан течет Печора...
Запоздалое раскаяние
Золотая пластина
С чего начинается рассказ о князе Кропоткине
ТЕТЯ МУСЯ И ДЯДЯ ЛЕВА
Отчего деньги не водятся
- Да? Ну и что? Ну, пьяный. А вы мне, извините, подавали? Нет? Вот так. А вам я что сделал? Раскачиваюсь и на ногу наступил? Да нет, не нарочно я... Уж вы извините, извините, я немножко заснул. Я - поезд. Я электричку жду до Кубековой. Вы извините, я просто, не потому, что я - пьяный, я просто спал, а сейчас проснулся, вы меня извините, я не хотел вам сделать ничего дурного...
Обычная, милая сердцу российская картина. Мужик в мятой шляпе и мятых брюках, проснувшийся в зале ожидания пригородных поездов. Сосед его, интеллигентненький мужчина, хранящий брезгливое молчание. Бабы, мужики, девки, длинноволосые их хахали, с транзисторами, лузгающие семечки и время от времени вскрикивающие в метафизическом восторге:
- Ну, ты меня заколебал!..
Да и сам зал ожидания - со знаменитыми жесткими эмпээсовскими диванами, вековым запахом карболки и громаднейших размеров фикусом, "фигусом", который наряду с еще больших размеров картиной из жизни вождей мирового пролетариата должен, видимо, по хитроумному замыслу станционного начальства, эстетически воздействовать на буйных пассажиров, смягчать страсти, утишать расходившиеся сердца.
- Да! А все виноват был тот самый беляшик, - сказал мятошляп, хотя чистый сосед его, уткнувшись в газету,
отвернулся и всем своим видом давал понять, что лишь по значимости своей в жизни и некоторой даже доброте не выталкивает он опустившегося за те большие двери, крепко ухватив его за шиворот, а то и хряпая по тощей шее жирным кулаком.
- Беляшик, беляшик, - монотонно повторял проснувшийся. - Кабы не тот беляшик, так оно, может, все и по
катилось бы по-иному, что ли?
Спрашивающий задумался.
— Хотя... черт его знает, черт его знает, - бормотал он.
— Эй! Пахан-кастрюля, чо хипишишься? Курить есть? - окликнул его высокий парень с гитарой.
— Дак а почему нет? - рассудительно сказал "пахан".
— Товарищи! - оторвался было от газеты культурный человек. Но, увидев крутой лоб присевшего на корточки
любителя легкой музыки и протянутую за папиросой "Север" мощную длань, татуированную воспоминаниями все о той же далекой части света, лишь только мелко выдохнул, а потом брезгливо в себя вдохнул, стараясь не улавливать ядовитый лично для его здоровья, равно как и других трудящихся, табачный дым этих дешевых мерзких папиросок.
— Ну, дак ты расскажи, ты чо там плел-то? - рассеянно обратился к старшему товарищу курящий мужественный юноша.
- Дак я вот те о чем и говорю. Меня беляшик и погубил, а они мне дали самый последний шанц.
- Да какой же такой "беляшик"- то и какой "шанц"? - вскричал нетерпеливый молодой человек.
- Ты говори, что ли. Ты что нищему бороду тянешь? А?
— Да я ж тебе начинаю, а ты тут стрекочешь! - раздражился мужик. - Хочешь, так слушай. А не хочешь -
вали кулем!
— Ну, слушаю, - сказал юноша.
И полился ровным потоком строгий рассказ мужика:
- Вот. Это началось в прошлые шестидесятые годы нашего столетия. Я, тогда находясь на ответственной работе снабжения с хорошим окладом, зарвался и, получив головокружение от успехов, стал сильно пить коньяк и спирт, потому что оне тогда были маленько дешевле, чем сейчас, ну а денег у меня всегда было предостаточно.
Вот. И товарищи, и начальство обычно предупреждали меня, что дело рано или поздно может кончиться хреново при таком отношении, но я им безнаказанно не верил, потому что имел удачу в работе всегда, а это очень ослабляет.
Но время показало, что они стали правые. Ибо ввиду пьянства у меня начались различные служебные неудачи, не говоря уже о личных, поскольку моя жена вскоре после всяких историй от меня совсем ушла. А служебные ужасы запрыгали один за другим, как черти. В частности, вот на такой же скамейке Савеловского вокзала города Москвы, где я в пьяном виде коротал ночь, не имея гостиницы, у меня неизвестные козлы и вонючки украли моток государственной серебряной проволоки, за которой я был послан самолетом в город Сызрань, так как у нас вставал из-за отсутствия этой проволоки цех, а у меня ее украли. Сам знаешь, что за это бывает...
— Понимаю, - сказал парень.
— Ну, то, что я выплачивал, это - как божий день, хотя и тут нарушены были правила. Они не имели меня
права за этой проволокой посылать. Эта проволока должна пересылаться спецсвязью, потому что она - серебряная.
Но я сильно не возникал - у них на меня и другие материалы имелись.
Ну и вот. И таким образом я, совершенно пролетев, предстаю недавно пред стальные очи Герасимчука, а тот мне и говорит: "Ну, вот тебе, Иван Андреевич, последний шанц работы на нашем предприятии. А нет - так давай тогда с тобой по-доброму расставаться, потому что нам твои художества при неплохой работе уж совершенно надоели, и мы завалены различными письмами про тебя и просьбами тебя наказать, что мы делаем весьма слабо. Так вот тебе этот твой шанц. У нас истекает срок договора с теплично-парниковым хозяйством, и если нам не продлят договор, то этот чертов немец Метцель ставит нам неустойку. И мы плотим пять тысяч. А немец нам точно вставит перо, потому что он - не русский и никакого другого хозяйства, кроме своего, понимать не хочет. К тому ж он очень сердитый: у него парники, и к нему всякая сволочь ездит клянчить лук, огурцы, помидоры и редиску, имея блатные справки от вышестоящих организаций. А поскольку справки высокие, то немец их должен скрепя сердце удовлетворять, чтоб его не выперли с работы. И он их удовлетворяет, разбазаривая свое немецкое парниковое имущество, отчего он очень стал злой, и ты точно увидишь, что пять тысяч он с нас обязательно слупит..."