— Алена! Алена! Дрянь ты эдакая! - услышал вдруг медитирующий чей-то страшный голос. Он обернулся. Какая-то растрепанная женщина в дубленке искала свою дочку, которая, играя, пряталась меж высоких штабелей минеральной воды, в залежах капусты, средь ровно уходящих вдаль мириад консервных банок.

— Гражданка, не надо так кричать. Вы испугаете девочку. Таким своим криком вы можете испугать не только

детей, но и взрослых, - мягко обратился я.

Женщина, прищурившись, ничего мне не ответила, а девочка приблизилась и, враждебно на меня посмотрев, высунула маленький красный язык.

Тут и моя очередь подошла. Я отдал за товары 17 руб. 54 коп. И остался этим весьма доволен. Ведь теперь у нас с женой будет в доме изрядный запас еды и нам не нужно будет завтра снова стоять в очереди. В доме воцарится мир, согласие, покой и начнется новая светлая жизнь, близкая к наилучшему устройству.

- Господи, дай силы жить и не уставать к вечеру! - прошептал я и направился к выходу.

"Сам я, представьте себе, очень простой человек, несмотря на избыток в виде высшего образования, а если есть который, кто скажет, что он еще проще, чем я, то пускай этот человек становится со мной на одну доску, на ней места хватит многим.

Я, надо сказать, настолько давно закончил институт, что даже забыл, как учился. Я теперь уже давно работаю на производстве. На производстве хорошо, потому что мне там очень нравится. Я работаю на производстве каждый день с вычетом субботы-воскресенья и два раза в месяц получаю зарплату: тринадцатого числа - 60 рублей, а двадцать пятого - 52 рубля.

А также иногда получаю премию в размере от 20 до 45% месячного оклада. Вот, например, мог я премию получить и в прошлом месяце, рубликов 25, но, к сожалению, пропустил два рабочих дня по причине, которую не мог объяснить как уважительную нашему, не в укор сказано, довольно бесчувственному руководству.

Видите ли, все дело в том, что у меня в квартире по нескольку раз на день гаснет свет, а почему это происходит - я понять никак не могу.

Я запрещенного с электричеством ничего не делаю - Боже упаси!

Я не так, как некоторые, что ставят в электросчетчик всякие вилки, палки, пленки, чтобы счетчик их не крутился, или есть еще такие специальные отматыватели, чтобы воровать.

А я запрещенного с электричеством ничего не делаю - ну, чайник где скипячу или рыбки себе на плитке поджарю, так ведь это же можно и не должно караться, это ведь даже приветствуется, а у меня что ни день - трык, погас свет, и все, хоть волком вой во тьме кромешной.

Сижу себе, бывало, и жду, когда какой-нибудь знакомый или незнакомый придет ко мне и пробки починит, потому что сам я их боюсь.

Мне многие говорили:

— Ну почему ты, Василь Константиныч пробки боишься?

— Я ее боюсь, - я отвечаю, - потому что от нее может ударить током, и я упаду с табуретки.

И правда - потухнет свет, так я чтоб к свету притронуться - не, никогда. Я уж лучше в темноте, я лучше у окошечка посижу, я в окошечко погляжу лучше: там звездочки ясные, там прохожие гуляют, там молодежь друг дружку обнимает, милуется, а свет мне, можно сказать, и ни к чему - все равно его рано или поздно кто-нибудь придет и починит.

Вот и сижу. Тихонько так.

Я что - я и на работе себя тихо веду.

У меня, например, на моем рабочем столе уже полгода как лежит конфета "Ласточка". Сам я конфет и других сладостей не ем нигде и никогда, а "Ласточку" держу исключительно для гостей.

А гости же, или, правильнее сказать, "посетители", чаще всего тоже не те, кто ест конфеты и халву, им тоже чаще всего подавай каких-нибудь членистоногих раков да с пивом да с водкой.

Такие, надо сказать, между ними гады и язвы иногда попадаются, что даже стыдно об них писать на бумаге. Об них надо писать на чем-нибудь другом, на песке, например, чтобы набежавшая морская волна уносила написанное в море, растворяя в свой пучине, а от них чтобы оставалась на песке гладкая поверхность.

Конечно, это плохо характеризует меня как бойца, что мне стыдно заклеймлять их на бумаге, - ведь именно эти

люди, которые, войдя к нам на производство, чего-то там требуют, о чем-то там кричат или шепчут - ведь именно они зачастую сеют в коллективе, сработавшемся до точности часового механизма, раздор, неурядицы, сплетни и, свары.

Я вот раз прихожу на производство и хочу идти на второй этаж. А на второй этаж у нас ведет замечательная деревянная лестница.

Хочу идти, а со второго этажа слышится женский задушевный свистящий шепот:

- Это - сволочь. Он приходит, когда захочет, а уходит сразу после обеда.

Я остолбенел - неужели, думаю, это говорится о ком-либо из моих будущих друзей из высшего общества? Ведь это же черт знает на что похоже тогда.

Я остолбенел, а тут заскрипели, заиграли ступени, и величественной походкой спускалась вниз какая-то дама, показывая необычайной красоты ноги и края кружевных панталон.

Кто она, эта дама? Я не знаю этого, и не узнаю никогда, и знать не хочу. Ей, может, и не нужно раков с пивом, а нужно конфету "Ласточка", но разве я могу дать ей "Ласточку", если она разводит сплетню, называет сволочью и тем самым рушит коллектив?

Нет и никогда. Да будь хоть кто угодно, хоть добрый-раздобрый, а "Ласточку" я ей не отдам, и я думаю, что вы на своем месте согласитесь со мной, а на моем поступили бы точно так же, как и я, то есть не стали бы приглашать ее на свое рабочее место, то есть за стол, и не стали бы ей предлагать различные сладости в виде конфеты "Ласточка"..."

Все вышесказанное - душевные излияния Фетисова, человека, не попавшего в высшее общество.

Он много врет, Фетисов. Врет он все. Он про себя все всегда врет, когда говорит. Он - тихий? Да-да. Теперь он

тихий, теперь он, разумеется, тихий, тише даже многих, потому что помер. Вот он, например, говорит, что он, Фетисов дядя Вася, давно уже, дескать, закончил институт. А ведь неправда это. Это - ложь. Никакого института он не кончал, кончал техникум, причем геологоразведочный. Я не хочу вдаваться в подробности, но все то, что говорит Фетисов про свое высшее образование, это - ложь, а то, что говорю я, это - правда. Верьте мне...

Или про электроосвещение квартиры Фетисова.

Всем соседям прекрасно известно, что он пользуется отматывателем электроосвещения, отчего у него и свет тухнет. Ему ребята на телевизорном заводе сделали прибор, который в час скручивает на 30 копеек. Он, может, забыл, как у него через этот прибор провода загорелись, а он метался и боялся пожарника вызвать, чтобы не оштрафовали.

А уж про прогулы, про сладости "Ласточка", про пиво и водку, про раков я даже молчу, потому что что тут еще сказать, когда и так все ясно.

Замечу все же еще раз, что мир вокруг полон простых людей. Простые люди сложны, непонятны, таинственны и загадочны.

Я вам точно говорю, истинно говорю вам - все достижения науки и техники лишний раз доказывают, что прогресс касается только машин и механизмов. Человек же, каков он был, таким он, голубчик, и остался. Он и не хорош. Но он и не плох. Он - человек, и все тут.

Возьмем, к примеру, Фетисова. А впрочем, куда уж его теперь брать, это неудобно даже как-то говорить: "Возьмем-де Фетисова", когда он помер. Он кем-то уже, наверное, взят. Он теперь в другом мире, если другой мир есть, он теперь - кто его знает, кто он или что он сейчас есть. Он - мертвый.

Он - Василий Константиныч Фетисов - помер при довольно странных обстоятельствах, если учесть, что он всю жизнь чурался начальства и устраивал против него акты. А под конец устал и хотел поехать в высшее общество, но не был допущен туда совокупностью не зависящих ни от кого обстоятельств, отчего и помер.