– В таком случае даже поражение Рохирримов будет славным и достойным песни! — воскликнул Арагорн.

Воины, стоявшие вокруг, зазвенели оружием и возликовали:

– Да здравствует Король! Король отправляется на битву! Вперед, Эорлинги!

– Но твой народ нельзя оставить без пастыря и защитника, — напомнил Гэндальф. — Кто же будет управлять им в твое отсутствие?

– Я подумаю об этом, — кивнул Теоден. — Смотрите! Идет мой вития!

В дверях появился Гама, а за ним под конвоем двух воинов — Червеуст: он шел, хромая и скособочившись. Лицо его было смертельно бледно. Глаза слепо моргали на солнце. Приблизившись, Гама преклонил колено и подал Теодену длинный меч в золотых ножнах, усыпанных зелеными каменьями.

– Вот твой древний меч Эругрим[385], о Король! — почтительно молвил он. — Его обнаружили у Гримы в сундуке. Долго не хотел он отдавать ключей! И немудрено: там нашлись вещи, которых многие из нас давно уже не могут доискаться!

– Ложь! — воскликнул Червеуст. — Повелитель сам отдал мне меч на хранение!

– А нынче берет его обратно, — сказал Теоден. — Тебе это не по сердцу?

– Как можно, Повелитель! — поспешно ответил Червеуст. — Я пекусь о тебе и твоем имуществе, как только могу! Но не перетруждай себя, не полагайся на свои силы безоглядно! Пусть кто–нибудь другой побеседует с этими докучливыми гостями! Скоро трапеза. Не изволишь ли откушать?

– Изволю, — кивнул Теоден. — Накройте стол для меня и моих гостей! Я разделю с ними трапезу. Войско выступает сегодня же. Велите трубить сбор! Созовите всех, кто живет поблизости! Все мужи и юноши, владеющие оружием, способные держаться в седле, пусть оседлают лошадей и к двум часам пополудни выстроятся у ворот.

– О государь! — вскрикнул Червеуст. — Этого–то я и страшился! Волшебник околдовал тебя! Неужели ты никого не оставишь охранять Золотые Палаты твоих отцов и твои наследные сокровища? Неужто некому будет защитить Короля?

Теоден ответил, по–прежнему оставаясь невозмутимым:

– Если это и волшебство, оно кажется мне полезнее твоих нашептываний. От твоего лечения я чуть было не встал на четвереньки, как скот! Знай: здесь не останется никого, и Грима не будет исключением. Грима поскачет с войском, как и все. Поспеши! Ты еще успеешь отчистить ржавчину со своего меча!

– Смилуйся, государь! — простонал Червеуст, припадая к земле. — Сжалься над несчастным Гримой, который отдал тебе все, что имел, который надорвал здоровье на твоей службе! Не отсылай меня, дай остаться с тобою! Я буду оберегать тебя до конца. Не гони своего верного Гриму!

– Король сжалился над тобою, — сказал Теоден, — и не отсылает тебя прочь. Я иду на войну вместе с моими всадниками. Дозволяю тебе сопровождать меня, дабы ты мог доказать свою преданность.

Червеуст в отчаянии оглядел стоявших вокруг, как загнанный зверь, который напрасно ищет брешь в плотном строе взявших его в кольцо охотников. Высунув длинный бледный язык, Червеуст судорожно облизал трясущиеся губы.

– Такого решения следовало ожидать от наследника Эорла, даже и преклонного летами, — проговорил он наконец. — Но если бы новые друзья Короля любили его по–настоящему, они пощадили бы его седины. Я вижу, что опоздал. Нашлись другие советчики, которых, видимо, смерть Короля не так опечалит, как Гриму. Вижу, что переубедить тебя, о Повелитель, мне уже не удастся. Так выслушай последнюю мою просьбу! В Эдорасе нужен человек, который был бы посвящен в твои помыслы и считал твои повеления священными. Назначь верного и мудрого наместника. Доверь правление своему испытанному советнику Гриме! Тогда ты сможешь быть спокоен за свой народ и свое добро до самого возвращения — хотелось бы, чтобы оно было скорым, вопреки доводам мудрости, не оставляющим на это никакой надежды!

Эомер засмеялся:

– Ну а что, если на твою просьбу ответят отказом, почтеннейший? До какой работы ты согласен унизиться, чтобы не идти в поход? Может, наймешься носильщиком, таскать в горы мешки с едой? Сомневаюсь, правда, чтобы их тебе доверили!

– Нет, Эомер! Ты, видно, не до конца постиг, на что замахнулся наш любезный Грима, — молвил Гэндальф, внимательно и жестко глядя на королевского советника. — Он смел и коварен. Он играет с огнем и даже теперь пытается спасти проигранную партию. Сколько драгоценного времени я на него трачу!.. Ниц, жалкий змей! — воскликнул он вдруг страшным голосом. — В прах лицом! Говори, давно ли ты продался Саруману? Что он тебе обещал в награду? Полагаю, когда все погибнут, ты получишь свою долю королевских сокровищ, а в придачу женщину, которую желал, — не так ли? Долго ты следил за нею из–под полуприкрытых век, наблюдая за каждым ее шагом…

Эомер схватился за меч.

– Я знал это! — процедил он в ярости. — За это я и хотел его убить, презрев законы двора! Но, оказывается, я знал не все!

Он шагнул вперед, но Гэндальф протянул руку и удержал его.

– Успокойся! Эовейн вне опасности, — сказал он. — А ты, Червеуст, тоже можешь быть спокоен: ты славно послужил своему хозяину и сделал все, что было в твоих силах. Право же, тебя никак нельзя оставить без награды. Но Саруман не всегда щепетилен с выплатой долгов, так что советую поспешить к нему и напомнить о своих заслугах, а то он, чего доброго, позабудет, как самоотверженно ты служил Орфанку!

– Ложь! — прервал Червеуст.

– Опять «ложь», — поморщился Гэндальф. — Слишком легко это слово слетает у тебя с уст! Мне незачем лгать. Посмотри на этого ядовитого червя, Теоден! И с собой его взять опасно, и оставить нельзя. По справедливости, его следовало бы казнить. Но он не родился предателем. Был и он когда–то одним из твоих подданных и служил тебе в меру своих сил. Дай ему коня, и пусть убирается, куда пожелает! Суди его по тому, какую он выберет дорогу!

– Слышишь, Червеуст? — обратился Теоден к Гриме. — Выбирай! Или ты отправляешься со мной на войну и доказываешь свою верность на деле, или ступай куда хочешь, но если снова попадешься на моем пути — пеняй на себя!

Червеуст медленно поднялся с колен и еще раз оглядел всех по очереди, полуприкрыв глаза. Наконец он посмотрел в лицо Теодену, приоткрыл рот, будто собираясь что–то сказать, — и вдруг все его тело страшно напряглось. Руки конвульсивно задергались, глаза засверкали, а в лице отразилась такая злоба, что все невольно отступили. Червеуст оскалился, со свистом втянул воздух — и неожиданно плюнул под ноги Королю, а сам метнулся в сторону и опрометью помчался вниз по ступеням.

– За ним! — велел Теоден. — Как бы он не причинил кому–нибудь вреда! Только смотрите не покалечьте его и не препятствуйте ему покинуть Эдорас! Если он захочет взять коня — дайте.

– Найдется ли конь, что согласится его нести? — усомнился Эомер.

Один из стражников бросился вслед изменнику, другой побежал к фонтану, бившему у подножия террасы, вернулся с шлемом, полным воды, и омыл оскверненные Червеустом камни.

– А теперь идемте, гости мои! — пригласил Теоден. — Подкрепимся, насколько позволит нам спешка!

Вслед за ним гости направились во дворец. Снизу уже доносились голоса герольдов и звуки боевых рогов: Король повелел выступать, как только соберутся и вооружатся все всадники из города и ближайших селений.

За королевский стол, кроме Теодена, сели Эомер и четверо гостей. Эовейн прислуживала Королю. Трапеза была недолгой. Теоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане; остальные хранили молчание.

– Когда он стал изменником, не знает никто, — говорил Гэндальф. — Саруман не всегда был черен душой. Я не сомневаюсь, что некогда он питал самую искреннюю дружбу к Рохану. Даже когда сердце его стало понемногу стынуть, он продолжал считать вас полезными соседями. И все же знай, о Король: не вчера замыслил он погубить тебя. Маска дружбы, правда, была сброшена не сразу. В те годы Червеуст жил припеваючи — он легко справлялся со своей задачей, и в Исенгарде мгновенно узнавали обо всем, что ты говорил и делал. Ибо границы тогда были открыты, и чужеземцы бродили по вашим краям, как и где им вздумается. А Червеуст все шептал и шептал, отравляя ядом своих речей все твои помыслы, остужая сердце, вливая немощь в твои члены… Твои близкие видели это, но сделать ничего не могли — он завладел тобой всецело. Помнишь, как предостерегал я тебя против Сарумана, когда явился к тебе, бежав из Орфанка? Предатель лишился маски, — во всяком случае, так оно было для тех, кто не пожелал закрыть на это глаза. С тех пор игра Червеуста стала куда опаснее. Он делал ставку на промедление, на бездействие, не позволял войску собраться воедино. Надо отдать ему должное: он умел усыпить тебя — или, смотря по обстоятельствам, подогреть твои страхи. Помнишь, как настаивал он на том, чтобы все непременно ехали к северным границам охотиться на диких гусей, в то время как с запада вам грозила серьезная опасность? Это он потребовал, чтобы ты запретил Эомеру преследовать орочий отряд. И если бы тот не ослушался Червеуста, говорившего твоими устами, драгоценная добыча этих орков была бы уже в Исенгарде. Не этой добычи взыскует Саруман и не на нее возлагает свои упования. Но орки похитили не кого–нибудь, а двух членов нашего Отряда, посвященных в тайну нашей надежды, о которой даже с тобой, о Король, я не могу пока говорить открыто. Страшно подумать, каким пыткам подверглись бы пленники и что мог бы выведать у них Саруман, на нашу общую погибель!