Когда тень в проеме Ворот отступила, Гэндальф не шевельнулся. Пиппин, наоборот, сразу вскочил на ноги, будто скинув с плеч непомерную тяжесть, и замер, вслушиваясь в пение горнов. Сердце его захлестнула такая радость, что оно, казалось, вот–вот разорвется. Сколько бы лет ни прошло с тех пор,– стоило раздаться вдалеке звуку горна, как слезы сами наворачивались Пиппину на глаза. Но тут он вспомнил, зачем спешил вниз,– и, выскочив из своего укрытия, бегом кинулся к волшебнику. Хоббит успел вовремя — тот уже шепнул что–то Скадуфаксу, собираясь скакать прочь из Города.

– Гэндальф! Ого–гэй! Гэндальф! — завопил Пиппин.

Скадуфакс остановился.

– Вот так так! — строго сдвинул брови Гэндальф. — Ты что здесь делаешь? С каких это пор гвардейцам Цитадели разрешено уходить с поста и носиться где попало? Ну–ка беги назад!..

– Меня отпустили, — задыхаясь, торопился объяснить Пиппин. — Дэнетор отослал меня, так что я свободен. Но я боюсь, Гэндальф. Там, наверху, творится невесть что, честное слово! Дэнетор, кажется, под конец просто спятил. Ох, Гэндальф! Он сейчас себя порешит, ей–ей, и Фарамира заодно! Сделай что–нибудь! Скорее!

Гэндальф посмотрел в пролом, зияющий на месте Ворот; оттуда доносился нарастающий шум битвы. Рука его сжалась в кулак.

– Я должен быть на поле боя, — сказал он. — Там Черный Всадник. Может случиться несчастье. У меня нет времени на Дэнетора.

– А как же Фарамир?! — закричал Пиппин. — Он жив, а они хотят сжечь его живьем, и сожгут, если не схватить их за руку!

– Как это — сжечь живьем? — не понял Гэндальф. — Что за басни? Объясняй–ка, да поскорее!

– Дэнетор пошел туда, где могилы, — торопливо объяснил Пиппин. — Он взял с собой Фарамира и заявляет, что мы все сгорим, но что он лично не собирается этого дожидаться, а потому намерен сложить костер и сжечь на нем себя и Фарамира прямо сейчас. Слуги уже пошли за маслом и дровами. Я предупредил Берегонда, но он на посту и, боюсь, не посмеет отлучиться. Да и что он может сделать один!..

Пиппин выпалил все это на одном дыхании и дрожащими пальцами коснулся Гэндальфова стремени:

– Значит, ты не спасешь Фарамира?

– Может, я и смогу чем–нибудь помочь… — пробормотал Гэндальф. — Но тогда, боюсь, погибнут другие… Ну хорошо! Вижу, я должен идти. Помощи там действительно ждать неоткуда… Помни только, Пиппин: плоды будут горькие и печальные. Силен же Враг, если он сумел нанести такой удар в самое сердце крепости!.. Ибо это дело его рук, и спутать его почерк нельзя ни с каким другим…

Волшебник принял решение и больше не медлил. Подхватив Пиппина, он посадил его перед собой, и Скадуфакс, по слову хозяина, помчался прочь от Ворот. Вверх, вверх скакали они по крутым улицам Минас Тирита; камни мостовой дробно звенели под копытами, шум боя за спиной все нарастал… Отовсюду сбегались люди; очнувшись наконец от ужаса и отчаяния, они на бегу вытаскивали мечи из ножен, крича:

– Роханцы пришли! Роханцы!

Военачальники метались, отдавая приказы; отряды строились и чеканя шаг шли к Воротам. Навстречу Гэндальфу и Пиппину попался князь Имрахил:

– Митрандир! Куда ты? На полях Гондора бьются Рохирримы! Мы собираем все силы воедино!

– Знаю, знаю, сейчас на поле боя нужны все, и даже больше, — на ходу бросил Гэндальф. — Поспеши! Я вернусь, как только смогу. У меня срочное дело к Дэнетору. А пока он занят — принимай командование на себя!

Гэндальф с Пиппином поспешили дальше. Чем выше взбиралась дорога, тем ощутимее дул в лицо свежий ветер и тем заметнее светало. Но это не прибавляло надежды, и они страшились, что придут слишком поздно.

– Тьма скоро минет, — заметил Гэндальф. — Но здесь, в Городе, до первого проблеска солнца еще далеко.

У ворот Цитадели стражников не было.

– Значит, Берегонд все–таки ушел! — приободрился хоббит.

Они повернули и поспешили к Закрытой Двери. Дверь была распахнута, у порога лежал мертвый привратник. Ключей при нем не было.

– Почерк Врага, — молвил Гэндальф. — Это он любит. Братоубийство, рознь, по–разному понятый долг, посеянное в сердцах смущение…

Он спешился, погладил Скадуфакса и велел ему возвращаться в стойло.

– Мы с тобой давно должны быть на поле боя, — сказал он коню. — Но меня держат другие дела. Будь готов прийти по первому зову!

Волшебник и хоббит миновали Дверь и побежали вниз по крутой извилистой дороге. Заметно посветлело; высокие колонны и резные статуи проплывали мимо, как серые привидения.

Вдруг тишину спугнули донесшиеся откуда–то снизу крики и звон мечей — звуки, каких это священное место не слыхивало еще ни разу. Вывернув на Рат Динен, Гэндальф и Пиппин оказались перед Домом Наместников, купол которого смутно серел в утреннем полусвете.

– Стойте! — закричал Гэндальф, подбегая к каменной лестнице, что вела к дверям. — Прекратите это безумие!

Глазам их предстало странное зрелище. Слуги Дэнетора, вооружившись мечами и факелами, наступали на Берегонда, одетого в черное и серебряное. Гвардеец стоял на самом пороге усыпальницы и защищал дверь от напиравших на него слуг. Двое из них уже пали от его руки, запятнав святыню усыпальниц своей кровью; остальные призывали на голову Берегонда все кары, кляня его как бунтовщика и предателя.

Бросившись вперед, Гэндальф и Пиппин услышали голос Дэнетора, донесшийся из Дома Мертвых:

– Скорее! Скорее! Делайте, что приказано! Убейте этого изменника! Или мне сделать это самому?!

Дверь, которую Берегонд придерживал левой рукой, внезапно распахнулась, и за спиной у него возник Правитель Города, величественный и безумный. Глаза его горели, в руке сверкал обнаженный меч.

Гэндальф в мгновение ока взбежал по ступеням. Слуги отшатнулись, прикрывал глаза: явление Гэндальфа было как свет в ночи, и велик был гнев его. Волшебник поднял руку — и меч Дэнетора, уже опускавшийся для удара, вырвался из руки, взлетел и исчез за спиной Наместника, в сумраке усыпальницы. Дэнетор, словно удивившись, отступил.

– Что здесь происходит, Дэнетор? — сурово спросил волшебник. — В Доме Мертвых живым не место! Почему твои люди бьются здесь, среди гробниц, когда главная битва — у Ворот и там есть дело каждому? Или Враг проник уже и сюда, на Рат Динен?

– С каких пор Властелин Гондора обязан держать пред тобою ответ? — холодно ответствовал Дэнетор. — Разве я не волен отдавать приказы своим слугам?

– Твои слуги в твоей власти, — бросил Гэндальф. — Но другие вправе оспорить твой приказ, если он жесток и безумен! Скажи, где твой сын Фарамир?

– Он здесь, внутри, — промолвил Дэнетор. — Он в огне, уже в огне! Они влили ему в жилы огонь. Но ничего, скоро мы все сгорим. Запад пал. Все возгорится и исчезнет в едином пожаре. Пепел! Все станет пеплом и развеется по ветру вместе с дымом!..

Тогда Гэндальф, видя, что Наместник во власти безумия, устрашился, не совершил ли уже тот какого–нибудь непоправимого деяния, — и бросился вперед; за ним — Берегонд и Пиппин. Дэнетор шагнул в глубину залы и отступал все дальше, пока не остановился у мраморного стола, на котором лежал Фарамир — живой, но без сознания: он метался и бредил. Под столом и вокруг стола громоздились поленья. Все пропиталось маслом — даже покрывало и одежды Фарамира. Костер был готов, но еще не зажжен. И тут в Гэндальфе обнаружилась скрытая доселе сила — так свет его прятался обычно под серым плащом. Волшебник взбежал по вязанкам хвороста, поднял больного — и, легко спрыгнув, понес его к выходу. Фарамир застонал и, не просыпаясь, позвал отца.

Дэнетор замер, словно очнувшись от забытья. Огонь в его очах погас, по лицу покатились слезы.

– Не забирайте у меня сына! Он зовет меня, — попросил он жалобно.

– Это так, — откликнулся Гэндальф. — Но тебе еще нельзя к нему. Он на пороге смерти, но нуждается в исцелении — и может не обрести его. А твое место — на поле боя, Дэнетор, если ты больше жить не хочешь! В душе ты сам это знаешь.