– Не про нас, — признался Мерри. — Во всяком случае, пока. Уж не про меня — это точно… Но зато мы теперь их видим, эти вершины, и чтим их, правда? Я думаю, каждый должен любить то, что ему положено по его чину, и не мучиться. Надо же с чего–то начинать, надо иметь корни — а чернозем у нас, в Заселье, хороший, и глубина — в самый раз!.. Но есть вещи и глубже, и выше. Если бы их не было, никакой Старикан Гэмги не смог бы мирно копаться в своем огороде, что бы он сам про это ни думал! Хорошо, что я хоть одним глазком глянул наверх… Не пойму только, с чего это я так разговорился. Дай–ка мне скорее щепотку зелья и достань, пожалуйста, трубочку из моего мешка, если она в целости!
Тем временем Арагорн и Гэндальф направились к Главному Управителю Обителей Целения и посоветовали ему подольше не отпускать Фарамира и Эовейн и окружить их особым вниманием.
– Королевна Эовейн вскоре пожелает подняться с постели и покинуть Обители, — предупредил Арагорн, — но, если Целителям удастся ее удержать, надо, чтобы она пробыла у вас хотя бы с десяток дней.
– Что касается Фарамира, — прибавил Гэндальф, — вскоре ему так или иначе станет известно, что отец его умер. Но правда о безумии Наместника до времени должна быть скрыта от его сына. Он не должен знать ее, пока не поправится и не приступит к своим новым обязанностям. Проследите, чтобы свидетели — Берегонд и периан — не проговорились.
– А второй периан, по имени Мериадок? Он тоже пока еще находится под моей опекой, — напомнил Управитель.
– Скорее всего, завтра он сможет встать. Разрешите ему, если попросит. Может, под присмотром друзей, даже погулять по саду.
– Сколь живучее племя! — подивился Управитель, качая головой. — Прочностию они подобны кремню!
У входа в Обители между тем собралась толпа, желавшая видеть Арагорна, и, когда он появился, все устремились следом. Едва успел он встать из–за трапезы, как люди окружили его с просьбами: кто умолял исцелить родича, кто — друга, умирающего от ран или пораженного Черной Немощью. Тогда Арагорн встал, и вышел к толпе[580], и послал за сыновьями Элронда, и до поздней ночи они втроем врачевали и целили несчастных. По городу разнеслась молва: «Король! Король вернулся!» Скорые на язык гондорцы в первый же день прозвали Арагорна Эльфийским Камнем — по зеленому камню, сверкавшему у него на груди. Так подтвердил его собственный народ имя, предреченное Арагорну в колыбели.
Когда же силы покинули Арагорна, он завернулся в плащ, незаметно ушел из города, вернулся в свой шатер и заснул на краткое время. А рано утром на Белой Башне взвился флаг Дол Амрота — белый корабль на синей воде, подобный белому лебедю, и все дивились, глядя на Башню и гадая: вправду город их посетил Король или то было видение?
Глава девятая.
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ
Настало первое утро после битвы, и было оно ясным. По небу плыли легкие облака, ветер сменился на восточный. Леголас и Гимли, поднявшись чуть свет, испросили разрешения покинуть военный стан — им не терпелось подняться в Город и повидаться с Мерри и Пиппином.
– Рад был узнать, что они живы, — говорил Гимли. — Натерпелись мы с ними горя в роханских степях! Жаль было бы, если такие труды и пропали бы впустую!
Эльф с гномом рука об руку вошли в Минас Тирит, и горожане на улицах дивились, видя столь странную пару. Леголас был прекрасен лицом, как ни один человек никогда не был и не будет. Он шел по утренним улицам, напевая какую–то эльфийскую песню чистым, звонким голосом, а Гимли тяжело шагал рядом, поглаживая бороду и глазея по сторонам.
– В работе с камнем они понаторели, — сделал он заключение, внимательно осмотрев стены домов. — Но кое–где кладка могла бы быть получше, да и камни мостовой я бы пригнал ровнее. Когда Арагорн примет здешние дела, надо будет предложить ему службу каменщиков из Одинокой Горы. Тогда у него будет столица всем на зависть!
– Тут слишком мало садов, — посетовал Леголас. — Эти дома мертвы. Здесь недостает зелени, которая росла бы и радовалась солнцу. Если Арагорн действительно примет здешние дела, Лесной Народ пришлет ему в дар певчих птиц и деревья, которые никогда не умирают…
Наконец они предстали перед князем Имрахилом, и Леголас, взглянув на него, поклонился в пояс, ибо признал в князе эльфийскую кровь.
– Приветствую тебя, о князь! — воскликнул он. — Давно покинули рощи Лориэна соплеменники Нимродэли, но, видимо, не все они отплыли из гаваней Амрота на запад[581], за Море!
– Наши легенды говорят то же самое, — ответил князь. — И все же вот уже много лет не видели мы у себя сыновей благородного племени эльфов, и я дивлюсь нашей встрече в эти дни войны и скорбей. Что привело тебя сюда?
– Я — один из Девяти, что начали свой путь из Имладриса, ведомые Митрандиром, — молвил Леголас. — А прибыл я сюда вместе с моим другом, гномом Гимли, и Повелителем Арагорном. Мы хотим видеть наших друзей — Мериадока и Перегрина, которые, как говорят, находятся под твоей опекой.
– Вы найдете их в Обителях Целения. Я провожу вас туда, — предложил Имрахил.
– Нам довольно будет и менее достойного провожатого, — поклонился Леголас. — Ибо я принес тебе весть от Арагорна. Он не хотел входить в Город до срока, но сейчас явилась безотлагательная необходимость немедленно собрать совет военачальников, а посему Король просит тебя и Эомера Роханского спуститься к его шатру, где вас уже ожидает Митрандир.
– Мы явимся незамедлительно, — обещал Имрахил, и, обменявшись учтивостями, они расстались.
– Вот благородный муж и великий вождь племени людского! — молвил вслед ему Леголас. — Какова же была слава Гондора в пору расцвета, если даже теперь, на закате, являются в нем подобные мужи?
– А какие у них были каменщики! — подхватил Гимли. — Древние постройки сработаны добротнее всего. Обычная история у людей! Все–то они ждут урожая, сеют пшеницу — и вдруг грянут весенние заморозки, или летний град побьет поля, и где он, урожай, где они, обещания?
– Однако редко бывает, чтобы пропал весь посев, — возразил Леголас. — Иной раз переждет зерно непогоду, схоронившись где–нибудь в пыли и перегное — а потом возьмется и прорастет[582], когда уже и не ждет никто. Дела людей еще и нас переживут, Гимли!
– И все же в конце концов останется только руками развести. Всем их делам и замыслам одно название: могло–быть–да–нету…
– Будущего не дано провидеть даже эльфам, — вздохнул Леголас.
Тут подошел провожатый от князя Имрахила, посланный доставить эльфа и гнома в Обители Целения. Хоббитов они застали в саду, и встреча получилась радостной. Друзья долго гуляли среди деревьев и беседовали, наслаждаясь временным покоем и отдыхом на утреннем ветру, что овевал верхние ярусы города. Когда Мерри устал, все четверо устроились на стене спиной к зеленому саду и лицом к сверкающему на солнце Андуину, катившему волны в такую даль, где даже зоркие глаза Леголаса не могли ничего разглядеть, — к широким равнинам, в зеленую дымку Лебеннина и Южного Итилиэна.
Беседа продолжалась, но Леголас смолк и вглядывался вдаль — туда, откуда светило солнце. В небе над Андуином парили большие белые птицы, явно прилетевшие с Моря.
– Смотрите! — вскричал эльф, заметив их. — Чайки! Они летят в глубь Средьземелья. Но почему? Эти птицы снова растревожили мне сердце! В первый раз я увидел их у Пеларгира, когда мы скакали к кораблям, на бой. Я услышал их крик и сразу остановился как вкопанный. Война сразу вылетела у меня из головы. Чайки кричали и плакали, и в их жалобах звучала весть о Море. Увы! Море! Я так его и не увидел. Но у каждого из моих сородичей в сердце заложена тоска по Морю, и будить ее опасно. Горе мне! Зачем только я услышал тех чаек?.. Не будет мне больше покоя под сенью дубов и вязов…