Арагорн попытался утешить ее, возразив: – Но за тьмою может воссиять свет, и, если это случится, я хотел бы, чтобы ты могла увидеть его и возрадоваться. Но она ответила ему одним–единственным линнодом[760]: – Онен и–Эстел Эдаин, у–хэбин эстел аним[761]. Арагорн покинул ее с тяжелым сердцем, и предчувствие его не обмануло — Гилраэн умерла еще до наступления следующей весны. Так приспело время Войны за Кольцо, о которой говорится во многих летописях. Говорится в них и о том, как открылись Мудрым неожиданные пути к свержению Саурона, и о том, как паче всех чаяний чаемое свершилось. И случилось так, что в черный час поражения Арагорн явился от берегов Моря на поле битвы и развернул над полями Пеленнора знамя, вытканное руками Арвен, и в тот день его впервые приветствовали как Короля. Когда жe отгремели сражения, он получил обратно державу своих отцов, и был коронован короной Гондора, и взял в руку скипетр Арнора; когда же настал первый по низвержении Саурона праздник Преполовения, он сочетался браком с Арвен Ундомиэль, и в городе Королей прошли свадебные торжества. Так вышло, что Третья Эпоха кончилась победой и новыми надеждами; но печальным было расставание Элронда и Арвен, и скорбь их вплелась в скорби и печали минувшей Эпохи, ибо им предстояла разлука, которой суждено было простереться за пределы мира. Когда Великое Кольцо было уничтожено и Три Кольца лишились прежней силы, Элронд почувствовал усталость и возжелал покинуть Средьземелье, дабы никогда уже не возвращаться. Арвен же уподобилась смертным женам, хотя и не суждено ей было умереть прежде, нежели она потеряет все, что имела. Сто и двадцать лет счастливо правила она эльфами и людьми рука об руку с Арагорном, окруженная великой любовью и славой; но вот Арагорн почувствовал приближение старости и понял, что век его, сколь долог он ни был, близится к концу. Тогда Арагорн сказал Арвен: – О госпожа моя Вечерняя Звезда, прекраснейшая и возлюбленнейшая! Миру, в котором я жил, приходит конец. Ибо мы собрали и расточили, и близится час расплаты. Арвен знала, о чем он говорит, и давно ожидала этого часа, но все же не смогла превозмочь горя и в скорби вымолвила: – Ужели ты хочешь раньше срока покинуть народ, живущий словом твоим, о господин мой? – Нет, о госпожа, — отвечал он. — Ибо, если я не уйду теперь, вскоре мне придется уйти против моей воли. Ты знаешь, что Элдарион, сын наш, стал зрелым мужем и готов принять бремя власти. И Арагорн отправился в Дом Королей, на Улицу Молчания, и возлег на уготованное ему ложе, и попрощался с Элдарионом, и передал ему в руки крылатую корону Гондора и скипетр Арнора. Когда же свершилось прощание, все, кроме Арвен, покинули его, и она одна осталась стоять у ложа. Мудра и высокородна была Королева Арвен, и все же не сдержалась, чтобы не взмолиться и не попросить Арагорна еще повременить с уходом. Ибо она еще не чувствовала усталости и впервые пригубила горечь смертного жребия, который приняла по собственному выбору. – О госпожа моя Ундомиэль, — молвил Арагорн, — воистину, тяжек этот час, но судьба наша была предрешена среди белых берез в саду Элронда, где мы встретились с тобою и где не ступает ныне ничья нога. Мы с тобою приняли эту судьбу по доброй воле на холме Керин Амрот, когда отвергли Тьму и Сумерки[762]. Размысли, о возлюбленная, и подумай: неужели ты хотела бы, чтобы я дождался дряхлости, чтобы я вынужден был покинуть трон из–за старческого упадка сил, чтобы разум мой притупился? Нет, о госпожа! Я — последний из нуменорцев и последний Король Старших Дней, и мне дарован был не только долгий, в три раза больший, чем у прочих людей Средьземелья, срок жизни, но и право уйти из мира по собственной воле и самому вернуть пожалованный мне дар. Поэтому мое успение совершится сегодня. Я не стану говорить тебе слов утешения, ибо до тех пор, пока мы остаемся в кругах сего мира, утешения нам не дано. Перед тобою последний выбор. Раскайся в своем решении, уйди в Гавань и унеси с собою на Запад память о днях, которые мы провели вместе; память эта будет вечно жива, но останется лишь памятью. Иначе тебе придется смириться и принять Человеческий Жребий. – О нет, возлюбленный господин мой, — отвечала она. — Выбор сделан давно. Да и нет в Гавани корабля, который отвез бы меня за Море. Я должна принять Человеческий Жребий, хочу я того или нет. Я понесу утрату и низойду в молчание. Но вот что скажу я тебе, о Король нуменорцев: лишь теперь поняла я историю людей и их грехопадения. Я презирала их, считала порочными глупцами[763], но теперь, под конец, я жалею их. Ибо если, по слову Элдаров, смерть и впрямь не что иное, как дар Единого племени человеческому, то дар этот полон горечи, и принять его трудно. – Так может показаться на первый взгляд, — ответствовал Арагорн. — Устоим же в последнем испытании, ибо в прежние времена мы устояли, отвергнув Тьму и соблазны Кольца. Наш уход полон скорби, но нет в нем отчаяния. Ибо мы не навечно привязаны к этому миру, и за его пределами есть нечто большее, чем память[764]. Прощай же! – Эстел! Эстел! — вскричала она, и он взял ее руку, и поцеловал, и погрузился в сон, и великая красота проступила на лице его, так что все, видевшие это, дивились, ибо одновременно читались на нем цвет юности, доблесть зрелых лет и величественная мудрость преклонного возраста. Так лежал он, являя ликом своим истинную славу Королей рода человеческого, какою была она в незамутненном сиянии ранних, нетронутых порчею дней этого мира. Арвен же пошла прочь из Дома, и свет в глазах ее погас, и людям казалось, что лицо ее сделалось холодным и серым, как зимние беззвездные сумерки. Сказав «прости» Элдариону, дочерям и всем, кого любила, она покинула Минас Тирит, и ушла в Лориэн, и пребывала там в одиночестве среди роняющих листву деревьев, пока не наступила зима. Галадриэль давно покинула эти земли, Кэлеборн ушел вслед за ней, и в Лориэне царило молчание. Наконец, когда вся листва с маллорнов опала, но до весны было еще далеко, Арвен взошла на вершину холма Керин Амрот, и легла на траву, и уснула; и там будет ее зеленая могила, покуда не изменится лицо мира, покуда память о ней не сотрется в преданиях поздних поколений и покуда не перестанут цвести к востоку от Моря эланор с нифредилом. На этом повесть об Арагорне и Арвен, пришедшая к нам с Юга, заканчивается; о том же, что случилось после ухода Вечерней Звезды, старые книги хранят молчание». II. ДОМ ЭОРЛА «Эорл Юный был вождем людей Эотеода[765]. Земля их лежала у истоков Андуина, между последними отрогами Туманных Гор и северными окраинами Чернолесья. Племя Эорла переселилось в эти земли при Короле Эарниле II; прежде они обитали в долине Андуина между Карроком и Сабельниками. По своим корням они были близки к Беорнингам и племенам, населявшим западные области Пущи. Предки Эорла вели свое происхождение от королей Рованиона, чье королевство до вторжения Возничих простиралось далеко за Чернолесье; такая родословная давала им право числить себя родней гондорских Королей — потомков Элдакара. Больше всего этот народ любил равнины, лошадей и все, что связано с лошадьми. В те дни в среднем течении Андуина обитало много племен; но все длиннее становилась тень, отбрасываемая на эти земли Дол Гулдуром. Поэтому, услышав о поражении Короля–Чернокнижника, люди Эотеода двинулись на север в поисках нового, более просторного места для жизни, прогнав попутно последних ангмарцев, хоронившихся к востоку от Гор. Однако ко времени правления Леода[766], отца Эорла, племя Эотеода успело весьма умножиться, и земли вновь показались им тесны. вернуться Синд. «стих». Ср. линнатон — «я буду петь». вернуться Отдав надежду мою дунаданам, себе я надежды не оставляю. вернуться В образной системе ВК Тьма символизирует Зло, Сумерки — мир эльфов (не путать с делением людей на Обитателей Тьмы, Обитателей Сумерек и Горнее Племя — см. прим. к гл.5 ч.4 кн.2). Таким образом, мир людей естественно ассоциируется со Светом, что, казалось бы, нарушает иерархию Средьземелья, где эльфы стоят ступенькой выше людей. Это соответствует эльфийским преданиям, в которых говорится, что людской жребий выше эльфийского. Однако вслух людской жребий «Светом» не называет никто из героев ВК, так что у героев остается в душе место для сомнений и неуверенности, и подвиг Арвен, принявшей людской жребий, не обесценивается: ведь выбрать Свет было бы легче, чем отвергнуть Сумерки без всяких гарантий лучшего жребия, как это делает она из любви к Арагорну. Кроме того, речь может идти о Совете Валинора. вернуться По всей очевидности, речь здесь идет о первом (библейском) грехопадении людей, так как Арвен говорит о людях вообще, а «второе грехопадение» касалось только нуменорцев (см. Приложение А, I, гл.1), и к тому же падение Нуменора не связано с изменениями в качестве «жизни Эдаинов» (см. прим. к Приложению А, I, гл.1, Эдаины), а также прим. к этой главе, выше, …жизнь Элдаров. Однако слова Арвен подразумевают, что она знает о «первом грехопадении» гораздо больше, чем, по словам Толкина, открыто эльфам; при желании здесь можно усмотреть некоторую непоследовательность со стороны автора. Устами Арвен Толкин ссылается на неизвестную ей, но хорошо известную ему библейскую историю (по его собственным словам, любая история, рассказывающая о людском племени, должна волей–неволей считаться с этим свидетельством Ветхого Завета, повествующим о коренных свойствах человеческой природы; мы вправе предположить, что эльфы, с высоты расы, не прошедшей через грехопадение, вполне могли бы исполниться презрения к людям, знай они действительную историю их падения). вернуться Как уже говорилось в прим. к Приложению А, I, гл.1 (Эдаины), для людей, согласно эльфийским преданиям, смерть является «даром», а не наказанием. Это расходится с традиционным богословием, где смерть рассматривается исключительно как наказание за первородный грех и неизбежное следствие ослушания первых людей в Эдеме. Христос осуществил победу над смертью — извечным врагом человечества. Однако в «малом творении» автору дана свобода осветить «Большое Творение» с неожиданной стороны, что Толкин и делает. За пределами этого мира людей, как говорится в эльфийских легендах, ждет не уничтожение, но что–то иное, о чем не дано знать даже Валар(ам). Толкин, однако, вправе рассчитывать на то, что знакомый с христианской традицией читатель знает, что ожидает людей: к ним придет Искупитель, Который выведет умерших из ада (в терминологии Толкина — «чертогов ожидания»), которому они были обречены грехопадением, а после Суда и Воскресения введет праведных в Царствие Небесное, что лежит за пределами этого мира («в Дом Отца»). Итак, возникает напряжение смысла между неведением Арагорна, подвигом веры преодолевающего неизвестность, и «ведением» современного человека, по большей части не имеющего веры в «жизнь за пределами этого мира», хотя знание о ней ему как раз вполне доступно. В сцене смерти Арагорна обретает свою кульминацию тема «дохристианских праведников», одна из основных у Толкина (см. прим. к гл.1 ч.2 кн. 1, Эарендил). Шиппи (с.153) пишет: «Арагорн — персонаж замечательно добродетельный. Он лишен даже недостатков Теодена. Подобно святым, он знает час своей смерти. Однако ни он, ни Арвен христианами не являются. Поэтому Арагорн вынужден сказать ей: «Я не стану говорить тебе слов утешения, ибо до тех пор, пока мы остаемся в кругах этого мира, утешения нам не дано». Арвен продолжает оплакивать свою судьбу, и Арагорн может сказать ей только одно: «Мы не навечно привязаны к этому миру, и за его пределами есть нечто большее, чем память. Прощай же!» Однако его слова не приносят ей успокоения… И все же теперь мы знаем, что Арагорн умирает не без надежды на будущее и некую реальность за пределами «кругов этого мира», реальность, в которой скорбь разлуки будет исцелена; однако что это за реальность, ему не известно. Бросается в глаза, что смертный час Арагорна не обставлен никакими таинствами и обрядами». Шиппи сравнивает «чертоги ожидания», в которые попадают после смерти Арагорн и другие праведники Средьземелья, с Лимбом Данте — областью ада, где пребывают дохристианские праведники, в том числе Сократ, Платон и другие. Надо заметить, что в православной традиции праведные язычники освобождены от необходимости пребывать в аду вообще; аналогов Лимба — области ада, где нет света, но нет и мучений, — в православной традиции нет. Согласно этой традиции, после смерти Христос, отягощенный грехами всего человечества, попал в ад, но ад не смог вынести «сияния Божества» и «упразднился»; все содержавшиеся там души, включая Адама и Еву, вошли со Христом в «новую жизнь» (однако окончательное решение о судьбе каждого человека будет принято только на Страшном Суде) <<Это краткое изложение, разумеется, страдает приблизительностью.>>. В письме к Р.Бир от 14 октября 1958 г. Толкин пишет (П, с.284): «Смертность считается в этих сказаниях даром… Илуватара. Но необходимо помнить, что мифологически они имеют своим центром не людей, а эльфов; люди появляются в них… лишь много лет спустя после своего Пробуждения. Таким образом, в этих легендах выражен «эльфийский» взгляд на вещи, и содержание этих сказаний вовсе не обязательно должно говорить «за» или «против» христианского учения о том, что «смерть» не входит в человеческую природу, но является наказанием за грех (мятеж) и появилась в результате Грехопадения. Высказанный здесь взгляд должен рассматриваться как эльфийский взгляд на то, чем смерть — освобождение от «кругов этого мира» — должна была бы казаться современному человеку, каким бы ни было ее происхождение. Исходящее от Бога «наказание»N– это всегда одновременно еще и «дар», если принимать это наказание смиренно, ибо в конечном счете оно оборачивается наградой; высшая изобретательность Творца вполне способна устроить так, что «наказание» — «изменение судьбы» — в конце концов служило бы достижению доброй цели, причем такой цели, которой нельзя было бы достичь иным путем; поэтому эльфы считают, что у «смертного» человека судьба выше эльфийской, хотя, в чем эта судьба заключается, неизвестно». вернуться Рох. «народ, нация». В древнеанглийском использовалось как «князь, вождь». |
