Арагорн, встревоженный, спросил Элронда:

– Неужели моя мать говорила с тобой обо мне?

– Нет, — ответил Элронд. — Тебя выдали твои собственные глаза. Но речь не только о моей дочери. Пожелай ты взять в жены дочь человеческую, тебе тоже пришлось бы ждать, пока не придет твое время. Что же до Арвен Прекрасной, Владычицы Имладриса и Лориэна, Вечерней Звезды эльфов, то ее кровь благороднее твоей и она живет в мире уже очень долго. Ты для нее — все равно что годовалое деревце для молодой березы, видевшей уже много весен. Она слишком далека от тебя, и род ее намного выше. Думаю, она хорошо знает это. Но если сердце ее вопреки всему склонится к тебе — я буду премного опечален, ибо знаю, какой мы обречены судьбе.

– Какой же? — спросил Арагорн.

– Пока я живу в Имладрисе, Арвен останется со мной и будет по–прежнему цвести вечной молодостью Элдаров, — ответил Элронд. — Когда же я покину этот край, она уйдет вместе со мной, если только будет на то ее воля.

– Вижу, я дерзнул поднять взор на сокровище не менее дорогое для тебя, чем то, что принадлежало Тинголу и которым искал обладать Берен, — молвил Арагорн. — Но изменить что–либо я бессилен. — Тут его посетил дар предвидения, свойственный всему его роду, и он добавил: — Выслушай меня, о достойный Элронд! Уже недолго пребывать тебе в Имладрисе, и близок час, когда детям твоим придется выбирать, с кем разлучиться — с тобой или Средьземельем!

– Ты прав, — сказал Элронд. — Час близок, хотя по людскому счету до него, может быть, еще много лет. Но моей возлюбленной дочери Арвен выбирать придется только в том случае, если между нею и мной встанешь ты, Арагорн, сын Араторна. Тогда одному из нас придется вкусить от горечи разлуки, которая продлится и за пределы этого мира. Ты не ведаешь, чего хочешь! — Он тяжело вздохнул и после недолгого молчания добавил, глядя на юношу строгим взглядом: — И все же пусть случится то, чему суждено случиться. Не будем более говорить об этом, доколе не придет время исполнения судеб. Дни становятся темнее, и впереди много бед и тревог.

Тогда Арагорн, любивший Элронда всей душой, склонился перед ним и испросил дозволения покинуть Имладрис. На следующий день он простился с матерью, с домочадцами Элронда и с Арвен. Его ждали пустынные земли севера и востока. Тридцать последующих лет провел он в борьбе против Саурона и стал другом Гэндальфа Мудрого, от которого многому научился. С ним вдвоем он совершил множество опасных путешествий, но с течением лет все чаще странствовал в одиночку. Пути его были долгими и трудными; когда он не улыбался, лик его казался суровым и мрачным. И все же, когда он не скрывал своего истинного обличия, людям казалось, что он исполнен высшего достоинства и подобен королю в изгнании. Ибо он скрывался под многими обличиями и стяжал себе славу под многими именами. Он скакал на коне бок о бок с Рохирримами, сражался на суше и на море под знаменами Наместника Гондора, — но, не отпраздновав победы, скрылся от людей Запада и в одиночку отправился на Восток и в дебри Южных Земель, изучая людские сердца и раскрывая замыслы и козни слуг Саурона. Так он стал тверже и закаленнее всех людей, живших в его время. Он достиг совершенства во многих человеческих искусствах, глубоко изучил Предание и превзошел своих соплеменников во всем, поскольку был мудр эльфийской мудростью, а в глазах его иногда вспыхивал огонь, и тогда мало кто мог выдержать его взгляд. Судьба, ему доставшаяся, сделала его лицо суровым и печальным, но в глубине его сердца жила надежда, из которой иногда рождалась радость, подобная бьющему из скалы ключу.

Когда Арагорну исполнилось сорок и девять лет, он вернулся из опасного похода к темным границам Мордора, где вновь поселившийся там Саурон плел новые сети зла. Арагорн устал и желал вернуться в Ривенделл, дабы отдохнуть немного перед новым походом в дальние страны; по дороге, однако, он оказался у границ Лориэна и был допущен в этот тайный край Владычицей Лориэна Галадриэлью.

Он не знал, что в это время там гостила и Арвен Ундомиэль, вернувшаяся на короткий срок на землю своих родичей по материнской линии. Она мало изменилась, ибо годы смертных прошли мимо нее; только лицо ее стало строже и смех ее слышали редко. Арагорн же вошел в возраст мужа и достиг зрелости. Попросив его снять с себя выцветшее дорожное одеяние, Галадриэль облачила его в белые и серебряные одежды, накинула ему на плечи серый эльфийский плащ, а чело украсила сверкающим камнем. В этом облачении он казался скорее эльфийским князем с Западных Островов, нежели человеком. Так Арвен снова увидела его после долгих лет разлуки, и, пока он шел ей навстречу под осыпанными золотым цветом кронами Карас Галадона, выбор ее был сделан и судьба решилась.

Долго блуждали они вместе по лесам и полям Лотлориэна, пока не настало время прощания. И вот вечером Преполовения Арагорн, сын Араторна, и Арвен, дочь Элронда, взошли на дивный холм Керин Амрот, возвышающийся в сердце той страны, и скинули обувь, и прошли по неумирающей траве, касаясь ногами цветов эланора и нифредила. Поднявшись на вершину, они обратили взор на Восток, где залегла мгла, и на Запад, где обитали Сумерки, и обручились друг с другом, и радовались великой радостью.

И Арвен сказала Арагорну:

– Черна Мгла, что нам угрожает, но сердце мое радуется, ибо ты, Эстел, будешь в числе великих, которые уничтожат ее.

Арагорн возразил:

– Увы! Я не могу предсказать, каким будет исход. Скрыто от меня и то, какие пути изберет судьба. Но если в твоем сердце есть надежда, буду надеяться и я. Я отверг Мглу раз и навсегда, но и Сумерки не для меня, о госпожа, ибо я смертен, и, если ты сопряжешь свою судьбу с моею, тебе, о Вечерняя Звезда, тоже придется расстаться с Сумерками.

Арвен стояла рядом с ним, прямая, как белое дерево, и глядела на Запад. Наконец она проговорила:

– Я пойду с тобой, о Дунадан, и отвращу взор от Сумерек. И все же там лежит страна моего народа и вечный дом, где уготованы обители моим близким.

Так сказала она, ибо всем сердцем любила своего отца.

Когда Элронд узнал о выборе, который сделала его дочь, он промолчал, но сердце его исполнилось печали. Долго он страшился этой вести, и теперь, когда она достигла его слуха, облегчения это ему не принесло. Когда Арагорн вернулся в Ривенделл, Элронд призвал его к себе и сказал ему:

– Сын мой! Грядут перемены, которые погубят в сердцах последнюю надежду, и мне не дано разгадать, что воспоследует. Меж нами пролегла Тень. Но, может, такой мне был назначен жребий — понести потерю, через которую восстановится род людских Королей. Я люблю тебя как сына, но знай, что только ради названной мною высокой цели могла бы Арвен Ундомиэль отвергнуть дар вечной жизни, которым обладает. Если она станет невестой человека, этот человек должен быть по меньшей мере королем Гондора и Арнора. Что же до меня, то теперь даже победа сулит мне лишь скорбь и разлуку — а тебе если и радость, то недолгую. Увы, сын мой! Боюсь, в конце Человеческое Предначертание покажется моей дочери чересчур тяжким!

Так любовь Арагорна к Арвен встала между Элрондом и Арагорном. Однако больше они об этом не говорили, и Арагорн вновь отправился навстречу трудам и опасностям. По мере того как росла власть Саурона и все выше вздымался могучий Барад–дур, в мире становилось темнее и Средьземельем завладевал страх. Все это время Арвен пребывала в Ривенделле и мыслями следовала за Арагорном, где бы тот ни был. В надежде на победу она выткала ему царственное знамя, развернуть которое имел право лишь тот, кто предъявит права на трон нуменорцев и державу Элендила.

Спустя несколько лет Гилраэн, взяв разрешение у Элронда, вернулась к своему народу, в Эриадор, и поселилась там в полном одиночестве. Теперь она редко видела своего сына, ибо тот много времени проводил в дальних странах. Однажды он вернулся на Север и навестил ее, и перед разлукой она сказала ему:

– Это наша последняя встреча, Эстел, сын мой! Годы тревог состарили меня, словно какую–нибудь дочь меньших племен. Мне не хватит сил достойно встретить тьму, надвигающуюся на Средьземелье. Скоро я покину эти земли.