– Он поступит иначе, — без улыбки возразил Гэндальф. — Он попробует изловить эту мошку и вырвать у нее жало. Среди нас есть такие, чьи имена для него страшнее тысячи латников… Нет! Саурон смеяться не станет.

– Да и нам будет не до смеха, — кивнул Арагорн. — Если мы и пошутили, то это слишком горькая шутка. Мы делаем последний, самый рискованный ход, который так или иначе положит конец игре. — В его поднятой руке сверкнул выхваченный из ножен Андарил. — Не бывать тебе в ножнах, пока не отгремит последняя битва!

Через два дня войско Запада выстроилось на полях Пеленнора. К тому часу полки орков и кочевников с Востока, отступавшие из Анориэна, были настигнуты Рохирримами, разбиты и, почти не оказав сопротивления, бежали в сторону острова Кайр Андрос. Когда угроза миновала и с юга подоспели свежие силы, Минас Тирит оказался при изрядном гарнизоне. Лучшего нельзя было и желать. Разведчики донесли, что на дорогах до самого Перепутья, где восседает Поверженный Король, врагов нет. Теперь все было готово к последнему броску.

Леголас и Гимли снова ехали вместе, в отряде Арагорна, составлявшем авангард; туда же вошли Гэндальф, дунаданы и сыновья Элронда. Мерри остался в Городе, мучимый стыдом.

– Не по силам тебе этот поход, — сказал ему на прощание Арагорн. — Но стыдиться тебе нечего. Даже если твоя роль в этой войне сыграна, этого вполне достаточно — ты уже покрыл себя славой. Теперь Заселье будет представлять Перегрин. Не ворчи и не сердись: там, где ему привелось быть, он сделал все, что в его силах, но с твоим подвигом ему пока не потягаться. По сути дела, все мы рискуем одинаково. Если у Врат Мордора нас ждет горький конец, тебе тоже не придется долго ждать своей последней битвы. Здесь ли настигнет тебя волна черного прилива или в другом месте — не так важно. Прощай!

Мерри, вконец расстроенный, стоял на стене и смотрел на выстроившиеся внизу войска. С ним был Бергил, такой же хмурый и неулыбчивый, — его отец покидал город во главе отряда простых горожан: он не мог вернуться в Гвардию, не представ сперва перед трибуналом. В тот же отряд как гондорского солдата включили и Пиппина. Мерри приметил его невдалеке от ворот — маленькая, но прямая хоббичья фигурка заметно выделялась среди высоких воинов Минас Тирита.

Наконец протрубили трубы и войско двинулось. Полк за полком, отряд за отрядом разворачивались и уходили на восток. Последние воины уже скрылись из виду на широкой дороге, ведущей к Насыпи, а Мерри все еще понуро стоял на стене. В последний раз сверкнуло солнце на шлемах и пиках — и все кончилось; но хоббит не уходил. Понурившись, он неподвижно стоял с тяжестью на сердце и снова ощущал себя одиноким и ненужным. Все, кого он любил, ушли во мглу, занавесившую небосклон, и надежды встретиться с ними вновь у него почти не осталось.

Как бы в ответ тоскливым мыслям, вернулась боль — рука заныла, и он почувствовал себя старым и слабым. Солнечный свет начал быстро меркнуть… Но тут Бергил тронул Мерри за плечо, и хоббит очнулся.

– Знаете что, господин периан? — обеспокоенно заглянул ему в лицо мальчик. — Вы, я гляжу, еще не совсем здоровы. Дайте–ка я вас отведу обратно к Целителям. Не бойтесь! Наши обязательно вернутся. Воины Минас Тирита всегда побеждают, а теперь еще с ними Эльфийский Камень и Берегонд–гвардеец, так что будьте спокойны!

Войско достигло Осгилиата еще до полудня. Все мастера и рабочие, не занятые на обороне Минас Тирита, трудились над укреплением старой столицы. Одни чинили паромы и плавучие мосты из лодок, которые враги навели для переправы и частично разрушили при отступлении; другие восстанавливали запас еды и снаряжения; третьи наскоро сооружали на восточном берегу Реки оборонные валы.

Головной отряд миновал руины Старого Гондора, переправился через широкую Реку и вступил на длинную, прямую как стрела дорогу, соединявшую в дни расцвета прекрасную Башню Солнца с высокой Башней Луны, превратившейся теперь в Минас Моргул, проклятую крепость посреди проклятой долины. В лиге от Осгилиата войско остановилось; первый дневной переход кончился.

Конники, однако, продолжали путь и до темноты были уже у Перепутья, в кольце исполинских деревьев. На всей дороге царила полная тишина. Врагов и след простыл: ниоткуда не доносилось ни крика, ни зова, ни одна стрела не просвистела из–за груды камней или из–за придорожного куста, — и все же чем дальше, тем явственнее чувствовалось, что все вокруг лишь затаилось и наблюдает. Дерево и камень, лист и стебель — все настороженно прислушивалось, все молчало. Тьма рассеялась; над долиной Андуина, далеко на западе, горел ясный закат, и пики гор ярко алели на голубом небе, но над Эфел Дуатом по–прежнему нависали мгла и сумрак.

Арагорн поставил по трубачу на каждой из четырех дорог, сходившихся в кольце деревьев, и те громко протрубили в трубы, а герольды провозгласили:

– Исконные Властители Гондора объявляют, что вновь прибыли сюда и возвращают себе все эти земли, ибо они принадлежат им по праву!

Уродливая орочья голова, щерившаяся на плечах статуи, была сброшена и разбита на мелкие куски, а на ее место снова водрузили голову короля, все еще увенчанную короной из белых и золотых цветов. Гнусные надписи, которыми был замаран каменный постамент, смыли или тщательно затерли.

На совете военачальников некоторые предложили напасть на Минас Моргул. Может, удастся взять крепость штурмом и сровнять с землей?

– Не исключено, — говорил князь Дол Амрота, — что дорога, ведущая на перевал из крепости, удобнее для нападения, чем северные ворота Черного Властелина.

Гэндальф, однако, решительно воспротивился. В долине, сказал он, обитает зло, и живые люди сходят там с ума, не имея сил противиться ужасу. Кроме того, он напомнил о вестях, принесенных Фарамиром. Если Хранитель Кольца действительно пытался идти этой дорогой, то Глаз Мордора надо любой ценой обратить в другую сторону. Поэтому наутро, когда все войско подтянулось к Перепутью, там был оставлен крепкий заградительный отряд — на случай, если с Моргульского перевала спустится вражеская армия или нагрянут южане. В отряд вошли отборные лучники, знающие Итилиэн как свои пять пальцев; они расположились в лесу и по склонам, держа Перепутье под постоянным прицелом. Но Гэндальф и Арагорн с головным отрядом, сделав крюк, все же заехали в устье долины Моргул, чтобы кинуть взгляд на зловещую башню.

Крепость казалась темной и нежилой: обитатели ее, орки и другие твари помельче, все до одного были уничтожены в последнем бою, а Назгулы еще не возвращались. Но воздух долины по–прежнему дышал страхом и ненавистью. Гондорцы разрушили зловещий мост, подожгли источающие тошнотворный смрад луговины и покинули недоброе место.

На следующий день, третий после выхода из Минас Тирита, войско двинулось на север. От Перепутья до Мораннона оставалось около двадцати лиг, и никто не мог сказать заранее, что ожидает воинов на этой дороге. Шли не таясь, но с предосторожностями: вперед высланы были всадники, а по обе стороны от дороги пробирались пешие разведчики. Особенное внимание уделялось правой стороне дороги, где склоны сплошь заросли темным кустарником и землю прорезало бесчисленное множество оврагов, за которыми высились темные горы Эфел Дуата. Погода оставалась ясной, ветер дул с запада, но мглу и печальные туманы, плотно окутавшие Мрачные Горы, развеять не мог даже он. Из–за хребта поднимались столбы густого дыма; на высоте их подхватывали и уносили прочь поднебесные ветра.

Время от времени Гэндальф велел трубить в трубы, и герольды повторяли клич:

– Вернулись исконные Властители Гондора! Обитателям этих земель дается выбор — признать их господство или навеки покинуть этот край!

– Надо возвещать не «Властители Гондора», а «Король Элессар», — предложил князь Дол Амрота. — Правда, Король еще не занял трон, но это неважно. Врагу будет над чем подумать, если герольды провозгласят имя Элессара!