– Мне не все ясно, — вмешался Эомер. — Ты говоришь, Гэндальф, что, если Враг заполучит Кольцо, тщетны все наши усилия. Почему же он собирается напасть на нас и на что надеется, если думает, что Кольцо в наших руках?
– Саурон еще не вполне в этом уверен, — разъяснил Гэндальф. — Если бы он весь век только и делал, что молчал да выжидал, пока его враги без помех укрепятся и прочно станут на ноги, — не достичь бы ему нынешнего могущества. Выжидали мы; он действовал. Кроме того, Кольцом так быстро не овладеешь. И хозяин у него может быть только один. Саурон рассчитывал, что уйдет немало времени, пока мы будем решать, кому достанется Кольцо, и пока не выдвинется, низложив остальных, один из наших вождей. Если бы в этой неразберихе Саурону удалось напасть внезапно, Кольцо еще могло бы сыграть на него. Он не спускает глаз с нашего стана. Он многое видит, многое слышит. Его Назгулы по–прежнему в небе. Перед восходом они навестили нас, хотя мало кто их видел — все спали, утомленные боем. Он размышляет над явленными ему знаками. Так, например, у него нейдет из ума Меч, отобравший у него в прошлом его Сокровище и выкованный теперь заново. Почему ветер удачи подул в нашу сторону? Почему нам удалось отразить удар? Чего–чего, а этого Саурон никак не ожидал! А что означает гибель его главного полководца? Пока мы с вами держим совет, его сомнения, надо полагать, удвоились. Глаз его смотрит на нас, и только на нас. Едва ли он замечает, что делается в остальном мире, что происходит на окрестных землях. И мы должны удержать его взгляд. В этом вся наша надежда. Я бы дал вам совет, государи мои. Кольцом мы не располагаем. Мудрость нами руководила или безумие — но мы послали его туда, где оно может быть уничтожено, пока само нас не уничтожило. Без него меряться силами с Сауроном немыслимо. Но мы должны любой ценой приковать к себе взгляд Врага, отвлечь его от той единственной настоящей угрозы, что над ним нависла. Одним оружием нам не победить, но наше оружие может дать Хранителю Кольца надежду — какой бы шаткой эта надежда ни оказалась. Арагорн начал. Наше дело — продолжить. Надо подтолкнуть Саурона на решающий шаг. Пусть он пустит в ход всю свою скрытую мощь, пусть опустошит Черную Страну! Выступим ему навстречу, и немедленно! Сделаем из себя приманку! Пусть его челюсти сомкнутся на ней. Он проглотит наживку[590], истекая слюной от жадности и не веря, что мы пошли бы на такую дерзость, не будь у нас Кольца. «Рано пташечка запела — как бы кошечка не съела! — скажет он. — Ну что ж! Подпустим его поближе, этого новоиспеченного Властелина Кольца, да и захлопнем ловушку, чтобы ему уже из нее не выбраться! А там я сотру его в пыль, и Сокровище, которое он имел наглость присвоить, будет моим навеки». Мы должны шагнуть в ловушку с открытыми глазами, собрав все мужество и помня, что для себя надежды у нас почти не остается. Ибо, государи мои, очень может статься, что все мы погибнем в этой черной битве, погибнем вдали от земель, населенных людьми. Даже если Барад–дур все–таки падет, мы с вами в новую эпоху, которая откроется для других, не вступим. Но таков, думается мне, наш долг. Посудите сами, разве такая смерть не лучшая из возможных?[591] Ведь если мы ничего не предпримем, смерть найдет нас и здесь, с той же неизбежностью, но разница будет немалой, ибо, умирая, мы будем знать, что новая эпоха не настанет уже никогда.
Наступило молчание. Наконец заговорил Арагорн:
– Как я начал, так и продолжу. Мы — на самом краю пропасти, где надежда и отчаяние сродни. Пошатнуться — значит упасть. Негоже отвергать совет Гэндальфа, ибо он давно ведет борьбу с Сауроном, и теперь настало время для решающей схватки. Если бы не Гэндальф, смерть уже давно настигла бы нас. Однако я не вступил еще в свои права и приказывать никому не буду. Пусть каждый делает выбор сам.
За Арагорном встал Элрохир:
– Не затем ли мы и спешили сюда с далекого Севера? Знайте, что наш отец, Элронд, дал нам тот же совет. Мы не отступим.
– Я мало понимаю во всех этих делах, — просто сказал Эомер, — но большего мне и не надо. Я знаю только — и этого мне довольно, — что мой друг Арагорн вызволил меня и мой народ из беды, и я у него в долгу. Если он позовет, я приду на помощь. А значит, выступлю вместе с ним.
– Что до меня, — вступил князь Имрахил, — то я — вассал Короля Арагорна, признает он себя моим сюзереном или нет. Его воля для меня — закон. Я пойду с ним. Но я временно исполняю обязанности Наместника Гондора и должен печься о вверенном мне народе. Все же и благоразумию надо отдать дань! Исход может быть печальным, но может и счастливым, и мы должны быть готовы к любому. Если нам брезжит хоть искра надежды, Гондор не должен остаться без защиты. Невелика радость вернуться с победой и найти город в руинах, а страну — разоренной. Рохирримы уже сообщили нам, что на северном фланге у нас осталась целая вражеская армия.
– Что верно, то верно, — кивнул Гэндальф. — Но я и не предлагаю тебе оставить город без защиты. Да нам и ни к чему слишком большая армия. Мы же не собираемся всерьез угрожать Мордору! Нас должно быть достаточно много, чтобы выманить противника, и двигаться это войско должно быстро. Поэтому я задаю военачальникам вопрос: какие силы можно снарядить и отправить в поход не позднее чем через два дня? Прошу учесть, что в наше войско должны войти только самые закаленные воины, добровольцы, знающие, навстречу какой судьбе они идут.
– Люди устали, среди воинов много раненых — кто легче, кто тяжелее, — заметил Эомер. — Мы потеряли много лошадей, а для нас это удар весьма чувствительный. Если нужно выступить уже через два дня, я вряд ли соберу больше двух тысяч. Зато столько же останется на оборону Гондора.
– У нас будет из кого выбирать, — подал голос Арагорн. — Из южных провинций идет подкрепление. Побережья очищены от врага: это высвободило силы южных провинций. Из одного только Пеларгира сюда явится не менее четырех тысяч пеших бойцов. Их ведет сюда через Лоссарнах Ангбор Бесстрашный. Если отложить выступление на два дня, они успеют добраться до Минас Тирита. Кроме того, многим я велел следовать за мной вверх по Реке на любых судах, какие удастся найти. При попутном ветре они тоже скоро будут здесь. Часть кораблей уже в Харлонде. Думаю, мы соберем около семи тысяч, считая конных и пеших вместе, да и в Гондоре останется изрядный гарнизон — в начале войны мы располагали меньшим.
– Разбиты городские Ворота, — напомнил Имрахил. — Где теперь найдешь мастеров, которые могли бы их отстроить?
– В Эреборе, королевстве Даина, — мгновенно откликнулся Арагорн. — Если наши надежды оправдаются, мы отправим туда Гимли, сына Глоина, с просьбой послать нам кузнецов из Королевства–Под–Горой. А пока люди для нас важнее ворот — тем более что никакие ворота не удержат Врага, если при них не будет защитников.
На этом совет владык закончился. Выступить порешили через два дня, с войском из семи тысяч воинов. Бóльшую часть предполагалось набрать из пехотинцев: у стен Мордора лежали слишком темные и страшные земли, чтобы полагаться на конницу. Арагорн намеревался предоставить две тысячи воинов из перешедших под его начало южан, Имрахил — три с половиной тысячи, Эомер — пятьсот всадников, оставшихся без коней, но способных еще сражаться, и пятьсот всадников на конях, под собственным началом; другой отряд из пятисот конников составили дунаданы с сыновьями Элронда и рыцари Дол Амрота; итого шесть тысяч человек пехоты и одна тысяча — конницы. Главные силы роханцев — около трех тысяч всадников, которые сохранили лошадей и убереглись от ран, — под командой Эльфхельма отправились перекрыть Западный Тракт для врага, стоявшего в Анориэне. На север и восток помчались разведчики — обследовать дорогу от Осгилиата на Минас Моргул.
Когда силы были подсчитаны и настало время решать, каким путем идти, князь Имрахил вдруг рассмеялся:
– Должен сказать вам, государи мои, что за всю историю Гондора так еще никто не шутил! Идти на Мордор с семью тысячами войска! Во дни нашей былой славы один–единственный передовой отряд — и тот насчитывал больше. И мы вознамерились напасть на кряж Мрачных Гор и неприступные Черные Ворота! Да это все равно что послать мальчишку с ивовым луком да тетивой из бечевки на вооруженного до зубов латника[592]. Если Черный Властелин и впрямь знает столь много, сколь явствует из твоих слов, Митрандир, то как бы он не посмеялся этой шутке! Он придавит нас одним мизинцем, как надоедливую мошку, что вьется у лба и норовит ужалить!
