Арагорн не притронулся к останкам; долго он смотрел на них, ничего не говоря, затем встал и глубоко вздохнул.

– Симбэльминэ здесь не расцветут никогда, хотя бы настал и конец мира, — тихо проговорил он. — Девять и семь курганов поросли с тех пор зеленой травой, а он все лежит тут, под дверью, которую так и не открыл. Куда она ведет? Зачем он хотел пройти в нее? Этого никто никогда не узнает…

– Но я пришел не за этим! — вдруг громко крикнул он, оборачиваясь к шепчущей тьме. — Оставьте себе ваши сокровища и свято хранимые тайны Проклятых Лет! Все, что мне нужно, — это скорость. Пропустите нас и следуйте за нами! Я призываю вас к Камню горы Эрех!

Ответа не последовало — если не считать ответом мгновенно наступившую мертвую тишину, еще более зловещую, чем шепоты, только что наполнявшие пещеру. Дохнуло холодом. Огонь заметался и погас; разжечь факелы больше не удалось. Что произошло потом и сколько минуло часов — один или несколько, — Гимли не помнил. Дружина шла вперед. Он с трудом поспевал за остальными: в затылок ему дышал нестерпимый страх — вот–вот настигнет и вцепится! — а в ушах стояло шарканье несметного множества ног. Гимли оступался, падал, вставал снова — и наконец пополз на четвереньках, чувствуя, что больше не выдержит, что того и гляди потеряет рассудок и сам кинется назад, в объятия настигающего ужаса.

Вдруг до слуха донесся звон падающих капель — чистый и ясный, словно кто–то бросал камешки в темный колодец сна. Стало светлее. Но что это?.. Впереди показались еще одни ворота, с более высокой аркой; у порога журчал быстрый ручей. Дружина скрылась в белеющем проеме и — конец пещере! Глаза гнома различили впереди дорогу, бегущую вниз между почти отвесных скал, острыми зубцами вонзавшихся в далекое небо. Ущелье было таким узким и глубоким, что на темном синем небе вверху блестели крохотные звезды, хотя, как узнал потом Гимли, до заката оставалось еще целых два часа. Впрочем, гном не удивился бы, скажи ему кто–нибудь, что это вечер иного, забытого в веках, давно минувшего дня — или, может быть, чужого, неизвестного мира.

Всадники снова сели на лошадей, и Гимли вернулся к Леголасу. Отряд вытянулся в цепочку. Наступил вечер, сгустились плотные синие сумерки. Страх по–прежнему шел за Дружиной по пятам. Леголас, говоря что–то Гимли, обернулся — и гном увидел, как блеснули зоркие глаза эльфа. Позади ехал Элладан; он замыкал цепочку, но был далеко не последним из тех, кто ступил на дорогу, ведущую с гор.

– Мертвые не отстают! — воскликнул Леголас. — Я вижу их! Они растянулись по всей дороге. Призрачные люди и призрачные лошади, бледные знамена, похожие на обрывки облаков, копья, словно зимний лес в тумане… Мертвые не отстают!

– Это так, — подтвердил Элладан. — Мертвые следуют за нами. Они вняли зову.

Отряд выехал из ущелья внезапно, словно вынырнув из трещины в скале. Впереди раскинулась широкая горная долина. Поток, бурля и пенясь на широких уступах, с холодным шумом устремился вниз.

– Где мы? — спросил гном.

Элладан ответил:

– Мы спустились вниз от истоков Мортонда, длинной реки с ледяными водами, которая вдали отсюда впадает в море, омывающее скалы Дол Амрота. Думаю, ты не будешь спрашивать, откуда взялось другое имя этой реки, которым люди зовут ее испокон веков, — Черный Корень?

Долина Мортонда широким полукругом раскинулась среди обрывистых скал, глядевших на юг. Сплошь поросшая травой, в этот час она казалась серой — солнце уже зашло, и вдалеке, в окнах домов, мерцали огоньки: долина была богата, плодородна, и здесь обитало много людей.

Не оборачиваясь, Арагорн крикнул — да так, что его услышали все:

– Забудьте об усталости! Вперед! Вперед! Мы должны успеть к Камню Эреха до полуночи, а дорога туда еще неблизкая!

Не оглядываясь, помчались они вниз по горным лугам, пока не выехали на мост, перекинутый через набравший силу поток, и не отыскали дорогу, ведущую в низины.

В сельских домах, мимо которых они проносились, гасли огни, закрывались окна и двери, и люди, оказавшиеся на пути у всадников, разбегались с криками:

– Спасайтесь! Король Мертвых! Король Мертвых!

Где–то внизу ударил колокол. Все и вся бежало прочь при виде Арагорна, но всадники мчались не останавливаясь, как охотники, настигающие зверя, пока кони не начали спотыкаться от усталости. И вот незадолго до полуночи, когда воздух и земля слились в одну сплошную тьму, подобную тьме самых глубоких подземных пещер, — всадники Серой Дружины въехали наконец на гору Эрех.

Ужас перед Мертвыми с давних времен владычествовал над этой горой и пустынными полями вокруг нее. На ее вершине водружен был огромный каменный шар, наполовину врытый в землю; верхняя часть шара выступала над горой на высоту человеческого роста. Круглый черный камень выглядел здесь странно и неуместно. Некоторые верили, что он упал с неба, но старожилы еще помнили сказания Закатного Края, в которых говорилось, что камень этот был некогда вывезен из гибнущего Нуменора и поставить его здесь повелел сам Исилдур. Люди из долины боялись не только подходить к нему, но и жить поблизости; поговаривали, будто у Камня встречаются призраки и в тревожные времена держат здесь совет, толпясь вокруг вершины и перешептываясь.

К этому–то Камню и подъехала глубокой ночью Серая Дружина.

Всадники, натянув поводья, остановили коней. Элрохир подал Арагорну серебряный рог; тот поднял его к губам, протрубил — и всем, кто стоял поблизости, показалось, будто откуда–то послышался отклик, словно из дальних пещер долетело приглушенное эхо. Ничего больше слышно не было, но все чувствовали: вокруг горы собралось огромное войско. С гор дунул ветер, холодный, как дыхание призраков. Арагорн спешился и, стоя у Камня, воззвал громким голосом:

– Клятвопреступники! Зачем вы сюда явились?

Из тьмы послышался голос, донесшийся словно из дальнего далека:

– Дабы исполнить клятву и обрести покой.

Тогда Арагорн воскликнул:

– Ваш час настал! Я иду в Пеларгир, что на Андуине. Вы пойдете со мной. Когда весь этот край будет свободен от прислужников Саурона, я признáю, что ваша клятва исполнена. Тогда вы покинете эти места и обретете вечный покой. Это говорю я, Элессар, наследник Исилдура, Короля Гондора!

С этими словами он велел Халбараду развернуть знамя, которое тот привез из Ривенделла. Но — странно! — полотнище оказалось совершенно черным. Если и были на нем вышиты какие–либо знаки или слова, в темноте их разглядеть было невозможно. Наступила тишина, и с этого момента вздохи и шепоты больше ее не нарушали. Дружина разбила у Камня лагерь, но почти никто глаз так и не сомкнул, ибо страх всю ночь стоял вокруг плотной стеной.

С первым лучом зари, холодной и бледной, Арагорн поднялся и вновь повел Дружину вперед. Это была неслыханная, изнурительная скачка. Мало кто из воинов выдержал бы ее, если бы не воля Арагорна, что по–прежнему вела отряд за собой. Никто из смертных не смог бы совершить такого похода, кроме дунаданов с Севера, а с ними — гнома Гимли и эльфа Леголаса!

Миновав перешеек Тарланг, они понеслись по Ламедону. Войско призраков не отставало от Дружины ни на шаг, а впереди летел страх. Так добрались они до Калембэла[526], города на реке Кирил[527], и солнце цвета крови село за Пиннат Гэлин, оставшийся далеко позади, на западе. Город был пуст, броды свободны — большинство мужчин ушло на войну, остальные жители разбежались и попрятались, заслышав, что грядет Король Мертвых. На следующий день заря не встала. Тьма Мордорской Бури поглотила Серую Дружину, скрыв ее от взора смертных. Но Мертвые следовали за нею неотступно.

Все дороги теперь вели на восток, навстречу войне и Тьме, перешедшей в открытое наступление. Пиппин смотрел на Правителя Дол Амрота, въезжающего под развевающимися знаменами в Большие Ворота Минас Тирита; король Рохана возвращался в Дунхаргскую Крепость, закончив переход через горы.