– Я должник Эомера, — признал Теоден. — За горячими и дерзкими речами нередко кроется преданное сердце.

– Добавь, о Король, что, если в глаз попадет соринка, иной раз и правда покажется кривдой, — заметил Гэндальф.

– Мои глаза были поражены слепотой, — молвил Теоден. — Но больше всего я обязан тебе, о гость мой. Ты снова явился вовремя. Я хочу по–королевски одарить тебя, прежде чем мы выступим в поход. Выбирай, что пожелаешь! Мои сокровища — твои сокровища. Одного только не проси у меня — моего меча.

– Вовремя ли я сюда явился, покажет будущее, — ответил Гэндальф. — А что касается подарка, Повелитель, то я выберу то, без чего мне теперь просто не обойтись, — быстроту и надежность. Отдай мне Скадуфакса! Я брал его в долг, если можно так выразиться. Но теперь я отправляюсь навстречу смертельной опасности и ставлю серебро против черного. Я не хочу рисковать тем, что принадлежит не мне. Кроме того, мы связаны со Скадуфаксом узами верной и крепкой дружбы.

– Добрый выбор, — кивнул Теоден. — На этот раз я с охотой уступаю тебе то, о чем ты просишь. Но знай — это неслыханно ценный дар! Другого такого коня в мире нет. В нем возродились могучие скакуны прошлого, но таких, как он, более уже не будет. А вас, мои дорогие гости, прошу выбрать из моей оружейни, что приглянется! Мечи у вас есть, но мы снабдим вас шлемами и кольчугами самой искусной работы — мои предки получили их в дар от гондорцев. Выбирайте, пока у нас есть время, и пусть роханские доспехи послужат вам верой и правдой!

Из королевской сокровищницы принесли груду доспехов, и слуги помогли Арагорну с Леголасом облачиться в сверкающие кольчуги. В придачу оба получили по шлему и круглому щиту, украшенному зелеными, красными и белыми камнями, с золотым умбоном. Гэндальф от кольчуги отказался, а Гимли она была ни к чему — даже если бы в Эдорасе и нашлось что–нибудь на его рост, напрасно искали бы люди в своих оружейнях латы прочнее короткого панциря, выкованного в подземельях Одинокой Горы далеко на севере. Гимли взял себе только подбитый кожей шлем с железными пластинами, который пришелся как раз по его круглой голове, и небольшой щит, на котором красовался белый на зеленом поле конь — герб Дома Эорла.

– Пусть охранит он тебя в битве! — сказал Теоден. — Этот щит сделан был для меня в дни короля Тенгела, когда я был еще отроком.

Гимли поклонился.

– Я горд оказанной мне честью, о Повелитель Марки, и постараюсь не посрамить твоего герба, — сказал он церемонно. — Воистину, лучше я буду носить коня на щите, нежели он меня — на спине! Я предпочитаю свои две ноги четырем лошадиным! Но, может, когда–нибудь я пригожусь и пешим?

– Не исключено, — сказал Теоден.

Он встал, и к нему приблизилась Эовейн с кубком вина.

– Фэрту Теоден хал![386] — воскликнула она. — Пригубь от этого кубка, о Король! В добрый час! Удачи тебе в пути! Возвращайся невредимым!

Теоден пригубил вина, и Эовейн по очереди поднесла кубок остальным. Перед Арагорном она внезапно остановилась и подняла на него сияющие очи. Арагорн взглянул в ее прекрасное лицо и ответил улыбкой, но, принимая кубок, случайно коснулся ее руки — и почувствовал, как дрогнули пальцы дочери Эомунда.

– Радуйся, Арагорн, сын Араторна! — молвила Эовейн.

– Радуйся и ты, королевна Рохана! — ответил Арагорн, но лицо его потемнело, и улыбка погасла.

Когда кубок обошел полный круг, Король направился к выходу. Дружина уже дожидалась его; у дверей столпились герольды, роханские князья, полководцы — все, кто оказался в этот день в Эдорасе или жил поблизости.

– Внемлите, дети Эорла! — воззвал Теоден. — Я выступаю в поход, и, может статься, он будет для меня последним. У меня нет наследника, ибо единственный сын мой Теодред убит в бою. Сим провозглашаю своим наследником Эомера, сына моей сестры. Если же и Эомер не вернется — выберите нового короля по своему желанию. Но кому вверю я свой народ, пока меня не будет? Кто из вас останется охранять город?

Никто не проронил ни звука.

– Неужели никто не назовет мне имени наместника? Кому больше всех доверяет народ?

– Роду Эорла, — молвил Гама.

– Я не могу расстаться с Эомером, да и он не пожелает со мной разлучиться, — возразил Король. — А он — последний в роде Эорла.

– Я говорю не об Эомере, — возразил Гама. — К тому же Эомер не последний. У Эомера есть сестра — Эовейн, дочь Эомунда. Она отважна и благородна. Ее любят все. Пусть Эовейн возглавит народ Эорла на время похода!

– Да будет так, — постановил Теоден. — Пусть же герольды возвестят людям, что отныне ими правит Эовейн, королевна из рода Эорла!

Король воссел на каменный трон у входа в Золотые Палаты, Эовейн преклонила пред ним колени и приняла из его рук меч и блестящий панцирь.

– Прощай, дочь сестры моей! — сказал ей Теоден. — Час нашего расставания черен, но, может, мы еще вернемся в Золотые Палаты. Помни: в Дунхаргской Крепости оборону можно держать долго, и если мы потерпим поражение, оставшиеся переберутся туда.

– Не говори так, о Король! — горячо возразила Эовейн. — Я буду считать дни до твоего возвращения, и каждый из них будет казаться мне годом.

Но глаза ее обращены были не на Короля, а на Арагорна, стоявшего рядом.

– Король вернется, — сказал Арагорн. — Не страшись! Наши судьбы вершатся на Востоке, не на Западе.

Теоден поднялся и вместе с Гэндальфом сошел вниз по ступеням. Остальные последовали за ними. У ворот Арагорн обернулся в последний раз. На верхней ступеньке, перед входом в Золотые Палаты, одиноко стояла Эовейн, положив руки на рукоять меча. Облаченная в сверкающую кольчугу, она казалась статуей из серебра.

Гимли шел рядом с Леголасом, положив топор на плечо.

– Наконец–то! — говорил он. — Люди всегда тратят уйму слов, прежде чем заняться делом. Моему топорику не терпится в драку! Впрочем, я верю, что эти роханцы сражаются не щадя живота, вот только биться на лошадях — не по мне это. Как я буду воевать? Хорошо бы на своих двоих! Не вечно же трястись мешком на луке Гэндальфова седла!

– Местечко из безопасных, — рассмеялся Леголас. — Но не грусти — Гэндальф охотно поставит тебя на землю, когда начнется битва, да и Скадуфакс, думаю, возражать не будет. Топор — оружие не для всадников.

– Да какие из нас, гномов, всадники? Мое дело — рубить головы оркам, а не брить на скаку человечьи макушки, — проворчал Гимли, пробуя лезвие топорика.

У ворот собралось великое войско. Были там и старые, и молодые, но все до одного на конях — больше тысячи всадников. Копья стояли стеной, как молодой лес. Теодена приветствовали громкими радостными кликами и подвели ему королевского коня. Подвели коней и Арагорну с Леголасом. Гимли чувствовал себя неловко и хмурился, — впрочем, Эомер уже шел к нему с конем в поводу.

– Радуйся, Гимли, сын Глоина! — еще издалека крикнул он. — Прости, что у меня не нашлось пока времени взять у тебя урок вежливости! Но, может быть, отложим нашу тяжбу? Обещаю, что недоброго слова о Владычице Леса ты от меня больше не услышишь!

– Считай, что до поры до времени я забыл о нашем споре, сын Эомунда, — поклонился Гимли. — Но если тебе доведется увидеть госпожу Галадриэль своими глазами, ты должен будешь признать, что она прекраснее всех на свете, — а не то конец нашей дружбе!

– Да будет так! — сказал Эомер. — А до тех пор прости меня и в знак прощения садись со мной в седло! Гэндальф поедет впереди, с Государем Рохана. Огнегрив согласен нести двоих. Дело только за тобой!

– Спасибо, Эомер! — Гимли был тронут и обрадован. — С великой охотой! Но позволь в таком случае моему другу, Леголасу, ехать рядом!

– Согласен, — кивнул Эомер. — Леголас поедет слева, Арагорн справа — и посмотрел бы я на того, кто захочет нас остановить!

– Где Скадуфакс? — спрашивал тем временем Гэндальф.

– Пасется на воле! — ответили ему. — Никто не мог совладать с ним. Видит ли досточтимый Гэндальф серую тень среди ив, у брода? Это он.