— Да говорю же вам, мне уж двадцать!

— Уж больно хлипки вы, сударь, не знаю, не знаю…

— Вы, уважаемый, чините мне страшную обиду!

— Обида что? Проглотил, да забыл. А вот коли ко мне ваша матушка пожалует, или ваш батюшка, да с полицией…

Это Боря пререкался с хозяином прекрасного заведения, в котором мы оккупировали столик. Все заказали себе лимонада, Боря тоже хотел, но подавальщик упёрся. Позвали хозяина — и тот засомневался, на Бориса глядя. Почему-то не хотелось им продать лимонад несовершеннолетнему.

— Никто к вам не придёт! Разве ж я виноватый, что у меня усы растут смешно и клочками?

— Усы здесь совершенно никакого значения не имеют. Вот, у господина, к примеру, тоже усов нет, но учительский мундир мы очень хорошо понимаем.

— Ладно тебе, — вмешался Порфирий Петрович, — я за парня ручаюсь, взрослый он. Усы просто не отрастил покамест. Налей-налей, ты меня знаешь!

Ручательство господина Дмитриева вопрос решило. Хозяин поклонился, отдал подавале приказ и улетучился. Разгорячённый Борис с покрасневшим ликом сел. Вскоре перед ним оказалась такая же кружка, как у нас.

— Добрый вечер! — провозгласил я, и пять кружек соединились с солидным бряком над столом.

Выпили. Похрустели тонюсенькими ломтиками картофеля, запечёнными в печи и круто пересыпанными солью.

— Тут можно такие же заказать, но с перцем, — заявил Леонид. — Изумительные, доложу я вам, а ценой всего ничего дороже. И не так, чтобы острые — вполне в меру, мне можете верить смело, у меня желудок нежный, чуть чего — изжога, а тут — ничего.

— Ну так давайте и попробуем. Эй, человек! — Кунгурцева призывно махнула рукой. — Разрешите, пожалуйста, ещё вас потревожить!

Человек разрешил. Пока он бегал, мы пили.

— Усы — вправду, пакость, — бормотал Боря. — Вообразите, тут клочок, здесь другой. И все смеются — ухахатываются, обидно даже. Но я тут вот что подумал. На зимние каникулы я дома запрусь и выходить совсем никуда не буду.

— А в чём идея? — не понял я.

— Усы отрастить!

— А. Ну, это лучше тогда на летних. На всё лето запереться. За две недели может ничего и не образоваться стоящего внимания. Впрочем, я не специалист, вы уж лучше у кого проконсультируйтесь поумнее меня. Порфирий Петрович вот, например, явно в вопросе сведущ.

— Вам, Александр Николаевич, хорошо. У вас вид такой представительный! Даже без усов сразу понятно, что учитель. А на лето я не могу, летом мы с родителями в Москву решили ехать в обязательном порядке.

— Беда какая, — посочувствовала Анна Савельевна. — Но вы знаете, что? Вы за дня три до зимних бриться перестаньте. А лучше за неделю. Чтобы время выиграть. Оно ведь не сразу смешно растёт, сначала, верно, и незаметно будет.

— А ведь вы правы, Анна Савельевна! Как же это я сам… Так и сделаю!

— Ну, за усы.

— За усы!

Выпили за усы. Прибежал официант, принёс покрытые красненьким порошочком ломтики. Мы немедленно спросили ещё лимонада — и он снова убежал. Все потянулись к картошке.

— Да это ведь, видит бог, изумительно! — воскликнул Порфирий Петрович. — Столь простое блюдо и столь…

— А я вам говорил! Я все местные заведения очень хорошо знаю, и где попить, и где поесть. Как недорого, а как — с форсом. Впрочем, ежели вы позволите, я себе накапаю, здоровья ради, а кто желает — так оно, само собой…

С этими словами Леонид достал дарёный бальзам. Все отказались, и он, нисколько не смутившись, стал капать себе.

— Жаль, Вадима Игоревича нет, — вздохнул он, употребив заряженного таким образом на здоровье лимонада. — С ним бы и обсудили.

— Что обсудили? — спросил Боря.

— Команда у нас, людей лечим.

— Пока вылечили только одного, — проворчал я. — И тот… Вона чего учудил.

— Александр Николаевич, я не думаю, что это — наша вина…

— Нет, конечно, Анна Савельевна, но всё равно. Работал человек, горя не знали с ним. А мы приложились — и все теперь мучаются.

— Не все, студенты в восторге.

— Ваш лимонад-с, прошу-с.

— О-о-о, давайте-давайте! А картошечки ещё сообразим?

— С солью, с перчиком?

— И ту, и ту давайте.

— Сию минуту-с, как раз поспела, из печи горяченькая будет.

— Ура! — сдвинули мы кружки.

Тут внезапно родился, что называется, полицейский. Поставив кружки, мы все о чём-то помолчали, чему-то вздохнули.

— Так что же у вас за беда, Александр Николаевич? — спросила Кунгурцева.

— Да Татьяна замуж нацелилась, — внезапно высказался я откровенно.

— Ну, не за вас ведь! — расхохотался Леонид. — Выпьем же за свободу!

— В том и печаль, что за меня.

— Ой-ой… — Анна Савельевна возложила щеку на ладонь, уперев локоть в стол. — Как же бедную девочку чувства терзают, если она принуждена была сама о таком заговорить…

— Бегите, — решительно сказал Леонид. — Прочь из города, Александр Николаевич! И — на корабль. Плывите навстречу приключениям!

— И рад бы, да куда мне… Хозяйство, скотина…

— Скотина-то у вас в городе откуда? — озадачился Дмитриев.

— Ну, это я так, фигурально. Мало ли в городе скотины… Не будем называть имен. И показывать пальцами. В некоторые жидкие зелёные морды…

Порфирий Петрович захохотал и провозгласил тост за здоровую печень. Выпили, конечно. В хорошей компании лимонад летит — просто изумительно.

И тут к нашему столику подошёл совершенно неожиданный Серебряков.

— Я вас, Александр Николаевич, разыскиваю, чтобы потребовать удовлетворения, а вы тут лимонад распиваете.

— Садитесь, Вадим Игоревич.

— Не буду я с вами сидеть. И вовсе не надо было приходить, но моё к вам хорошее отношение… Забудьте. Пришлю секунданта.

— Вот ты, Вадик, вечно так — горячишься, потом жалеешь.

— Порфирий? Ты-то тут как?

— Да уж, как видишь.

— Говорить с тобой не желаю совершенно.

— Странный вы человек, Вадим Игоревич, — заметила Кунгурцева. — Пришли в такое заведение, а сами ни лимонад пить, ни говорить не хотите.

— Прошу меня простить, я уже ухожу.

— Имейте в виду, я согласен только на магическую дуэль.

— Что-о-о⁈

— Я ведь вызываемая сторона? Значит, после того, как будет вызов, выбор оружия за мной. Магия. Ма-ги-я.

— Это подло с вашей стороны! Вы ведь знаете, что мне нельзя, что меня сошлют на каторгу!

— Не сошлют. Мы поединок в палате устроим, у вас же разрешение.

— Да помилосердствуйте, это уж софистика какая-то.

— С вашим-то талантливым юристом — выкрутитесь! А перед тем как друг друга убить — сделаемте с вами доброе дело. Леонид, посвятите господина Серебрякова в нюансы.

Леонид сунул в руки Вадиму Игоревичу бутылку бальзама. Тот посмотрел на этикетку и почему-то молча сел на свободный стул. Сообразительный официант немедленно поставил перед ним кружку с лимонадом, да и остальным подсвежил сноровисто.

— Рекомендую накапать, — сказал Леонид. — Лично я так и поступаю. А вот эта картошечка, вот-вот, красненькая, она теплая же ещё — вы пробуйте! Уверяю, всю жизнь вспоминать станете.

Серебряков выпил, вытер усы (Боря с завистью на это дело посмотрел), похрустел картошкой и сказал: «Хм!»

— Дело — тьфу, — орал ему тем временем в ухо Леонид. — Там гражданин один — с повозки брякнулся, да так неудачно, что череп проломил о бордюрку. Ему маг черепушку-то подлатал, но в мозг лезть не сумел. Лежит, вообразите, в больнице, формально живой, а ладу добиться не могут. Жена, детишки мелкие рыдают. А толку? Скажите мне, что толку, а? Нуль! Я и подумал. Это ведь гораздо проще, нежели со Старцевым должно быть. Внешние повреждения! Да мы их на раз — тьфу, и всё тут!

— Ну так и зачем же вам я? Если менталку править не надо.

— Для связи, — напомнил я.

— Верное дело… Что ж… — Серебряков выхлебал кружку и вдруг сверкнул глазами. — Это что же, выходит, мы с вами можем спасать жизни? Десятки, сотни жизней? Когда все отступаются, когда нет надежды, мы и только мы в состоянии прийти и обратить ситуацию во благо⁈