— А Марисса? — спросила я, когда тарелка опустела наполовину. — Что с ней?

Рука Рэйвена с ложкой замерла в воздухе. Лицо отвердело.

— Она во флигеле.

— Но там нет кухни. И отопление там... так себе.

— Там есть камин и запас дров, — равнодушно ответил он. — А еда... пару дней голодовки ей не повредят. Это полезно для прояснения рассудка.

— Рэйвен, там буран. Флигель могло замести.

— Его замело, — кивнул он, отправляя ложку мне в рот, затыкая поток милосердия. — Снег до самой крыши. Дверь не открыть. Она в безопасности, Алиса. В полной изоляции. Именно там, где ей и место.

В его голосе было столько холода, что я поежилась.

— Ты же любил её, — тихо сказала я.

Рэйвен отставил пустую тарелку. Посмотрел на меня долгим, нечитаемым взглядом.

— Я был зависим от неё, — поправил он. — Это разные вещи. Наркоман может думать, что любит свою дозу, пока ломка не вывернет его наизнанку. Или пока... — он сделал паузу, глядя на мои губы, — пока ему не дадут настоящее лекарство.

Он встал, прерывая разговор.

— Тебе нужно сменить повязки. И помыться.

При слове «помыться» я напряглась.

— Я не смогу, — прошептала я, глядя на свои забинтованные культи вместо рук. — Я даже пуговицу расстегнуть не могу.

— Я знаю, — просто ответил он. — Поэтому я помогу.

— Нет! — вырвалось у меня. Кровь прилила к лицу. — Это... это неприлично. Мы... это неправильно.

Рэйвен наклонился ко мне, уперевшись руками в диван по обе стороны от моей головы. Его лицо оказалось в сантиметрах от моего. Я видела каждую крапинку в его синих глазах, видела, как расширяются его зрачки.

— Алиса, — произнес он мягко, но с нажимом. — Вчера ночью ты вытащила меня с того света. Ты видела меня полумертвым, в собственной блевотине и крови. Ты целовала меня, чтобы влить жизнь. О каких приличиях мы говорим? Мы перешли эту черту, когда ты решила не дать мне сдохнуть.

Он выпрямился и протянул мне руки.

— Идем. Вода стынет.

***

Ванная комната в «Черном Утесе» была единственным местом, которое я восстановила с особой любовью. Я нашла старую медную ванну на львиных лапах, отчистила её до блеска, а Даррен помог наладить систему подогрева воды от кухонного очага.

Сейчас здесь было жарко и влажно. Воздух был густым от пара. Пахло моим любимым вишневым мылом и сушеной мятой.

Свечи, расставленные по полкам, бросали дрожащие тени на кафель.

Рэйвен внес меня на руках и поставил на пушистый коврик.

— Я... я сама разденусь, — соврала я, прижимая локти к бокам. — Попробуй просто расстегнуть пуговицы...

Он не стал спорить. Подошел ко мне со спины. Я почувствовала его горячее дыхание на своей шее.

Его пальцы, привыкшие держать меч, сейчас касались мелких пуговиц на спине моего платья с невероятной аккуратностью.

Одна пуговица. Вторая. Третья.

Ткань расходилась, обнажая спину. Прохладный воздух коснулся кожи, и я вздрогнула.

— Тебе холодно? — спросил он. Его голос вибрировал у самого уха.

— Нет. Мне... страшно.

— Не бойся меня, — он поцеловал меня в плечо. Легко, невесомо. — Я не причиню тебе вреда. Никогда больше.

Платье упало к ногам тяжелой волной. Я осталась в тонкой нижней сорочке.

— И это тоже, — сказал он.

Он взял край сорочки и потянул вверх.

Я подняла руки — это движение отозвалось болью, но я стиснула зубы. Ткань скользнула по телу, через голову, и отлетела в сторону.

Я осталась нагой.

Мне хотелось закрыться, спрятаться, провалиться сквозь землю. Я не была идеальной. На бедре — шрам от детского падения. На плече — свежий ожог от вчерашнего огня.

Но Рэйвен не отвернулся.

Он обошел меня и встал напротив. Его взгляд скользил по моему телу не сально, не пошло. Он смотрел на меня как на произведение искусства, которое пострадало в пожаре, но от этого стало только ценнее.

— Красивая... — выдохнул он.

Он подхватил меня на руки и опустил в теплую воду.

Блаженство.

Вода обняла меня, снимая тяжесть и боль. Я откинула голову на бортик и закрыла глаза.

Рэйвен закатал рукава рубашки выше. Взял мягкую губку, намылил её.

Он начал с моих ног.

Его движения были медленными, ритмичными. Губка скользила по икрам, по коленям, поднималась к бедрам. Вода плескалась тихо, гипнотически.

Я наблюдала за ним сквозь полуопущенные ресницы.

Он был сосредоточен. На его лбу залегла складка. Он мыл меня так, словно совершал священный ритуал омовения алтаря. Ни одного лишнего движения. Ни одного прикосновения там, где я могла бы смутиться. Но каждое касание его рук сквозь пену зажигало под моей кожей маленькие пожары.

— Повернись, — попросил он тихо.

Я села, подставив ему спину.

Он намылил губку снова. Провел по позвоночнику, массируя напряженные мышцы. Добрался до шеи. Его большие пальцы надавили на точки у основания черепа, и я невольно застонала от удовольствия.

— Тебе нужно расслабиться, Алиса. Ты натянута как струна.

— Трудно расслабиться, когда тебя моет генерал вражеской армии, — пробормотала я, пьянея от пара и его рук.

— Я больше не враг, — он отложил губку. — Теперь волосы.

Он взял ковшик, полил мне на голову теплой водой. Потом выдавил на ладонь немного шампуня (мое изобретение на основе мыльного корня и трав).

Когда его пальцы погрузились в мои волосы и начали массировать кожу головы, я забыла, как меня зовут.

Это было лучше любого секса. Это была чистая, незамутненная нежность. Он перебирал пряди, массировал виски, смывал пену, поддерживая мою голову рукой, чтобы вода не попала в глаза.

— У тебя волосы пахнут садом, — сказал он задумчиво. — Даже когда они грязные от сажи. Теперь они пахнут вишней. Ты вся пахнешь вишней. Я схожу с ума от этого запаха.

— Это магия, — прошептала я.

— Нет. Это ты.

Он смыл пену. Завернул меня в огромное, нагретое у печки полотенце, и вынул из ванны.

Я прижалась мокрой щекой к его груди, слыша, как бешено колотится его сердце. Оно билось в унисон с моим. Тук-тук-тук. Быстро. Сбивчиво.

Мы вернулись в гостиную, когда буря за окном достигла своего апогея. Дом гудел, как огромный корабль, пробивающийся сквозь шторм, но здесь, у камина, этот гул казался лишь фоном для уютного треска поленьев.

Рэйвен усадил меня на шкуру перед огнем. Я была завернута в его рубашку — огромную для меня, доходящую до середины бедра. Ткань пахла им, и этот запах действовал на меня как наркотик, успокаивая и будоража одновременно. Мои обожженные руки лежали на коленях, белые бинты ярко выделялись на темной ткани брюк, которые я натянула под рубашку для тепла.

Он сел позади меня. Я чувствовала тепло его ног, касающихся моей спины.

— Сиди смирно, — тихо сказал он.

В его руках был гребень — простой, костяной, который он нашел на столике.

Он начал расчесывать мои влажные волосы.

Сначала я напряглась, ожидая боли — волосы спутались после мытья. Но Рэйвен действовал с пугающим терпением. Он разбирал прядь за прядью, начиная с кончиков, медленно поднимаясь к корням. Гребень шуршал, пропуская через зубья тяжелую волну волос.

Это было странно. Генерал Империи, человек, чьи руки привыкли к рукояти меча и убийственным заклинаниям, сейчас занимался делом, достойным камеристки. И делал это так, словно от этого зависела судьба мира.

— Ты знаешь, — произнес он задумчиво, пропуская прядь сквозь пальцы, чтобы подсушить её теплом огня. — Я всегда думал, что магия — это порядок. Структура. Ледяная кристаллическая решетка.

— Так учат в Академии? — спросила я, прикрывая глаза от удовольствия. Его движения убаюкивали.

— Так учила Марисса, — поправил он. Имя бывшей фаворитки прозвучало сухо, как треск ломающейся ветки. — Она говорила, что эмоции — это хаос. Что истинная сила в абсолютном покое. В стазисе.

Он замер, положив руку мне на макушку. Его ладонь была тяжелой и горячей.

— Я верил ей. Я позволил ей превратить меня в ледяную скульптуру. Я думал, что отсутствие боли — это и есть жизнь.