— Вот мы и на месте, — сказал Инсин, спешиваясь. — Разводи костер, а я займусь уловом.
Кейта, привыкшая все делать сама, сначала хотела возразить, но потом лишь молча кивнула. Она наблюдала за ним, и удивление девушки лишь росло. Степной воин не стал вырезать удочку или плести сеть. Он снял свои высокие сапоги и дээл, оставшись в одних штанах и рубахе, подобрал длинную, острую палку, скорее напоминавшую короткое копье, и, не колеблясь, шагнул в ледяную воду. Инсин двигался медленно, почти не создавая ряби. Его тело было напряжено, а взгляд, острый, как у орла, впился в темную воду. Вот он замер, словно каменное изваяние. Мгновение — и рука юноши с копьем молниеносно метнулась вниз. Когда он выпрямился, на острие самодельного гарпуна билась приличных размеров серебристая рыбина.
Инсин вышел на берег, умело снял рыбу с копья и, не говоря ни слова, снова вошел в воду. Через несколько минут у его ног лежали уже три отменных хариуса. Кейта за это время собрала сухой хворост и, выбив искру с помощью своего кремня и огнива, развела небольшой, жаркий костерок. Инсин тем временем подготовил рыбу — выпотрошил ее острым ножом, натер изнутри солью, которую всегда носил с собой в маленьком кожаном мешочке, и нанизал каждую на свежесрезанную ивовую ветку. Юноша воткнул ветки в землю у самого огня, под таким углом, чтобы рыба не жарилась, а пеклась в жару углей. Вскоре по поляне поплыл восхитительный, аппетитный аромат печеной рыбы с дымком.
Кейта сидела у костра, поджав под себя ноги, и молча наблюдала за Инсином. Она видела, как отблески пламени играют на его лице, на его сильных руках, как капли воды блестят в темных заплетенных волосах. Он делал все это для нее — спокойно, умело, без лишних слов. Заботился. И в этой простой, молчаливой заботе было больше нежности, чем в самых пылких признаниях, свидетелями которых девушке приходилось бывать.
Когда рыба была готова, Инсин снял одну ветку и протянул ей.
— Осторожно, горячая, — назидательно произнес он.
Кейта взяла рыбу в руки. Мясо было нежным, сочным, оно буквально таяло во рту. Это была самая вкусная еда, которую она когда-либо пробовала! Юноша и девушки ели в тишине, нарушаемой лишь треском костра и журчанием ручья. Тишина была уютной и полной, она больше не была стеной между ними, а стала их общим пространством. Когда первый, самый острый голод был утолен, напряжение окончательно спало. Двое сидели у огня, медленно доедая рыбу, и молчание, которое до этого казалось уютным, теперь становилось немного неловким. Они так много пережили вместе за эти дни, но не знали друг о друге абсолютно ничего.
— Как ты… научился этому? — спросила Кейта, кивая на остатки рыбы. — Охотиться копьем. Я думала, вы, степняки, пользуетесь только луками.
Инсин посмотрел на нее, и в его глазах блеснула тень улыбки.
— Моя мать, — сказал он, и при упоминании о ней голос юноши стал теплее. — Она была не из нашего рода. Отец привез ее из похода в далекие южные земли, где горы встречаются с лесами. Она научила меня. Говорила, что настоящий воин должен уметь добыть себе пищу и без лука, и без ножа, имея лишь то, что дает ему земля.
Степной воин замолчал, глядя на огонь, и Кейта видела, что он погрузился в воспоминания.
— Она была… другой. Любила не бескрайний простор, а укромные уголки. Не песни ветра, а шепот ручья. Она научила меня видеть следы не только на пыли, но и на мху. И говорила, что у каждого дерева есть своя душа.
Кейта слушала, затаив дыхание. Это было невероятно. Мать этого степного воина говорила ему те же слова, что и ее отец-шаман говорил ей!
— А что с ней стало? — осторожно спросила она. Боль на мгновение омрачила лицо Инсина.
— Великая Сушь. Лихорадка… Мама была как цветок, пересаженный в чужую, слишком суровую почву. Она угасла, когда я был еще совсем мальчишкой.
— Мне жаль, — искренне сказала Кейта. Теперь она понимала, откуда в нем эта внутренняя борьба. Он был сыном не только степи, но отчасти и леса. В Инсине с самого рождения жили два мира.
— А ты? — спросил он, меняя тему, чтобы не погружаться в печаль. — Ты всегда знала, что станешь… ну… такой?
Он неловко махнул рукой, не зная, как назвать ее силу, на что Кейта усмехнулась в ответ.
— «Такой»? Вечно уставшей и попадающей в неприятности? Нет, не всегда. В детстве я была уверена, что стану великой охотницей на белок. У меня даже был личный враг — особенно наглый и хитрый бельчонок, который постоянно воровал у меня орехи. Я строила для него ловушки, устраивала засады…
— И как, поймала? — с интересом спросил Инсин.
— Нет, — рассмеялась девушка. — Он всегда был на шаг впереди! В конце концов, мой отец сказал, что если я буду тратить столько сил на одну белку, то скоро сама стану тощей, как лысый беличий хвост. Велел мне лучше учиться различать травы. А это было та-а-ак скучно!
Они разговаривали легко, просто, как старые друзья. Говорили о своем детстве. Инсин рассказывал, как он учился стрелять из лука, пытаясь попасть в летящего орла, и как его братья смеялись над ним, когда он промахивался. А Кейта — как она впервые пыталась поговорить с духом-иччи и вместо мудрого хранителя леса случайно призвала сварливого духа старого пня, который потом еще неделю ворчал на всех, кто проходил мимо него. Юноша и девушка смеялись, и их смех эхом разносился по ночному лесу. Они узнавали друг в друге не врагов, не символы из пророчества, а просто людей. Людей со своими мечтами, страхами, смешными и грустными воспоминаниями.
— Знаешь, — сказал Инсин, когда смех утих, — я всегда думал, что ваш лес — это просто заросли. Темные, опасные, полные…
— … колдунов и ведьм? — с улыбкой подсказала она.
— Да, — юноша смущенно кивнул. — А теперь… я слышу.
— Что слышишь?
— Лес. Он словно одно огромное живое существо. Журчание этого ручья, треск костра, даже тишина… это все как будто его дыхание.
Кейта смотрела на Инсина, и ее сердце наполнялось тихой, светлой радостью. Он понимал. Он чувствовал! И эта связь, которую она ощущала с ним в Сердце Тэнгри, не была иллюзией, она была настоящей…
— А я, — призналась шаманка в свою очередь, — всегда думала, что ваша степь — это просто пустота. Место, где нет ничего, кроме ветра и смерти. А теперь я понимаю, что это не так — это место, где можно увидеть звезды так близко, будто до них можно дотронуться рукой. Где можно почувствовать себя по-настоящему свободным!
Юноша и девушка замолчали. Больше не нужно было слов — они посмотрели друг на друга через пляшущее пламя костра. И в этот момент увидели не Сына Степи и Дочь Леса. А просто Инсина и просто Кейту. Двух людей, которые, несмотря на пропасть между их мирами, оказались невероятно, до боли похожи.
— Нам пора, — сказал наконец степной воин, и в его голосе слышалось сожаление.
— Да, пора… — так же тихо отозвалась Кейта. Этот короткий ужин у ручья, этот теплый, искренний разговор, сделал для их сближения больше, чем все битвы и чудеса Верхнего мира. Он заложил первый камень в фундамент чего-то хрупкого, но невероятно важного. Покончив с ужином, Инсин тщательно затушил костер, не оставив ни единого уголька, — еще одна привычка, не свойственная степнякам, но такая важная для леса.
— Спасибо за еду, — сказала Кейта, когда они уже снова сидели на коне. — Было очень вкусно.
— Тебе нужны силы, — как само собой разумеющееся, ответил Инсин, но на его лице девушка успела заметить тень улыбки. Она снова прижалась к спине юноши, но на этот раз — не только для того, чтобы не упасть, а чтобы сохранить это ощущение тепла и заботы, которое степной воин ей подарил. Путники ехали молча, но теперь тишина была наполнена отголосками их разговора, теплом костра и взаимопониманием. Лес вокруг уже не казался ни враждебным, ни чужим — он был просто молчаливым свидетелем их странного путешествия.
Наконец, впереди, сквозь стволы деревьев, замаячили знакомые огни. Айыл и такой родной частокол, заприметив который, Кейта невольно улыбнулась. Инсин остановил Ариона в нескольких десятках шагов от ворот, в тени большого кедра. Он хотел высадить девушку здесь, чтобы ее появление, да еще и в компании Инсина, не вызвало лишних вопросов. Но тут юноша заметил темную фигуру, прислонившуюся спиной к воротам. Фигура стояла неподвижно и, кажется, спала стоя.
