Саян и Тэмир удивленно на нее посмотрели, словно девушка предложила пойти с рук покормить болотных абаасы.

— Праздник? — неуверенно переспросил Тэмир. — Но… война же…

— Вот именно! — подхватила Алани. — Перед долгой тьмой нужно впустить в себя как можно больше света. Мы отпразднуем возвращение Кейты! Возвращение нашего солнца.

Идея оказалась настолько неожиданной и смелой, что по итогу понравилась всем. Саян тут же загорелся.

— Точно! Настоящий шаманский праздник! Не то что степные попойки с драками, а наш, правильный! — он повернулся к Кейте, и его лицо сияло энтузиазмом. — Только представь. Утром мы все вместе пойдем к реке и будем плести салама 27, украсим их разноцветными лоскутками, перьями, пучками шерсти. Каждый вплетет в нее свое желание — о мире, здоровье, хорошей охоте. И мы развесим их между деревьями, чтобы духи-иччи радовались.

— А днем будут состязания! — подхватил Тэмир, подскакивая от возбуждения. — На лучшего сказителя — кто расскажет самое длинное и красивое олонхо! Состязание на самый ловкий танец с бубном! И… и…

— И состязание на то, кто съест больше всех ягодных пирогов. — с надеждой в голосе добавил Саян.

Алани улыбнулась.

— И, конечно, вечером — большой костер. Мы будем петь, играть на хомусах, будем рассказывать друг другу веселые и страшные истории, чтобы смех отгонял злых духов, а страх делал нас сильнее. А самые смелые будут прыгать через огонь, сжигая все свои печали и болезни.

Ребята говорили суетливо, перебивая друг друга, рисуя перед Кейтой картину яркого, солнечного праздника, полного творчества и единения с природой и духами. Удаганка слушала их, и лед в душе начал потихоньку таять. Она смотрела на своих друзей, на их горящие глаза, их искреннее желание помочь ей, вытащить ее из пучины отчаяния.

— А еще, — сказал Саян, заговорщицки подмигнув, — я расскажу всем историю о том, как одна маленькая, но очень упрямая девочка пыталась научить ручного суслика танцевать под звуки хомуса, а суслик вместо этого украл у нее все запасы собранных в лесу ягод и орехов.

— Саян! — воскликнула Кейта, и впервые за этот вечер, уже перешедший в ночь, на ее губах появилась слабая, но настоящая улыбка. Девушка посмотрела на своих друзей, и ее сердце наполнилось теплом — они были ее лекарством, ее светом во тьме. Как тут можно было отказаться от поступившего предложения? — Хорошо, хорошо. Будет вам праздник. Завтра с утра можете начинать подготовку, а сейчас — марш по балаганам, вы должны были все уже десятый сон видеть!

Конечно, ребятам было легко говорить. Не им предстояло в скором времени снова садиться на место отца на Совете старейшин и решать, какой ответ отправить степному хану. Мысль о Совете тяжелым камнем легла на сердце Кейты, едва она переступила порог своего балагана. Праздник праздником, но война никуда не делась. Девушка переоделась в простую ночную рубаху, заплела косу, и, погасив огонь, легла в свою постель из мягких шкур. Усталость была свинцовой, но сон не шел. Мысли роились в голове, не давая покоя. Она снова и снова прокручивала в голове холодный, отстраненный взгляд Инсина, его жестокие, несправедливые слова. И чем больше она думала, тем отчетливее понимала — это была маска. Такая же, какую она сама пыталась нацепить на себя. Он лгал, чтобы защитить ее, чтобы оттолкнуть. Но зачем?

И тут новая, леденящая мысль закралась ей в голову. Старейшины ведь рассказали Инсину о шаманской болезни. И наверняка это они же рассказали, что ее отец, верховный шаман, тоже… отсутствует. Но зачем⁈ Если Инсин передаст эту информацию своему отцу… что их айыл сейчас обезглавлен, что их главная защита — и магическая, и моральная — недееспособна… Беды не избежать! Жестокий степной хан не упустит такого шанса, он сотрет их с лица земли, не дожидаясь никаких ответов на свое лживое перемирие. Хотя, думая об этом, Кейта была уверена — беды не избежать в любом случае. С этой тяжелой мыслью она провалилась в беспокойный, рваный сон.

Он начался, как и прежде. Запах сухой, раскаленной земли. Огромное, выцветшее небо. И орда, рождающаяся из марева на горизонте. Все было знакомо до боли, до тошноты. Вот жестокий хан отдает приказ. Вот река всадников несется прямо на нее. Но в этот раз, когда степь под ее ногами сменилась родным мхом, а за спиной вырос священный сэргэ, она почувствовала — что-то не так. Воздух был более разреженным, а невидимый купол защиты, который всегда окружал ее во сне, казался тоньше, хрупче. Снова из рядов орды выехал он — мэргэн с тоской в глазах. Но и он тоже изменился. Лицо Сына Степи было жестче, решительнее, а в глазах больше не было той растерянности и сомнений, что она видела раньше. В них была холодная, смертельная цель.

Юноша поднял свой лук. Наконечник стрелы был сделан из того же черного, как ночь, камня. Натянул тетиву. Но раньше… раньше в этом сне Инсин всегда целился в сэргэ за ее спиной. Его палец всегда дрожал, он никогда не стрелял в нее. А теперь он целился ей прямо в сердце. Палец не дрогнул. Раздался сухой, щелкающий звук, и черная стрела сорвалась с тетивы, неся с собой неминуемую смерть. Кейта застыла, не в силах ни пошевелиться, ни сотворить заклятие. Она смотрела, как черная точка летит прямо на нее, и понимала, что это конец.

И в тот миг, когда до ее груди оставалось не больше ладони, перед ней, словно из воздуха, возникла фигура. Это был молодой человек, которого она никогда ранее не видела. Ни в жизни, ни в иллюзорных мирах. Он был высок и строен, но не так, как Инсин. Если Сын Степи был гибким степным ветром, то этот незнакомец был строгим и прямым, как вековая сосна. Его волосы были светлыми, почти белыми, как снег на вершинах Серых гор. Незнакомец был одет в простую, но добротную одежду из светлой кожи, какую носили охотники с дальнего севера.

Он не пытался отбить стрелу, лишь выставил вперед ладонь. И черная стрела, полная магии Нижнего мира, замерла в воздухе в дюйме от его руки, а затем бессильно рассыпалась в прах. Инсин на своем коне ошеломленно опустил лук, а орда за его спиной замерла. Незнакомец медленно опустил руку и обернулся к Кейте. Его лицо было спокойным, почти безмятежным, а глаза — поразительного, светло-серого цвета, как небо перед рассветом. В них царила глубокая, древняя мудрость и… беспокойство. За нее.

— Кейта, тебе нельзя здесь оставаться, — сказал он, и голос был тихим, но резонировал так, что, казалось, его слышал весь мир. — Игра изменилась. Он больше не тот, кем был. Ты должна проснуться!

Кто он? Что значит «игра изменилась»? Что случилось с Инсином? Но она не успела задать ни одного вопроса. Мир вокруг начал таять, обращаясь в бесцветный прах.

Кейта проснулась и ее сердце бешено колотилось. Лихорадочные мысли о пережитом прервал какой-то грохот за окном, а затем смачное, витиеватое ругательство, в котором упоминались криворукие предки, неуклюжие медведи и все абаасы Нижнего мира. Девушка подошла к оконцу, затянутому бычьим пузырем. На улице едва светало, но у большого сэргэ уже кипела работа. Саян, пытаясь водрузить на верхушку ритуального столба тяжелый венок из еловых веток, очевидно, уронил его прямо на обычно тихого и скромного Тэмира, который сейчас потирал ушибленную голову и высказывал все, что думает о координации старшего товарища. Похоже, ни свет ни заря, ученики бубна с энтузиазмом начали подготовку к запланированному празднику.

Удаганка на мгновение прислонилась лбом к прохладной стене балагана, делая глубокий вдох. Этот сон определенно был важным предупреждением. Но сейчас Кейта не могла позволить себе эту роскошь — сидеть и рефлексировать. Там, снаружи, были ее друзья, ее народ, и им нужен был не испуганный провидец, а их бойкая предводительница. Девушка решительно заперла все свои переживания на самый тугой замок в глубине души, накинув на него еще пару охранных заклинаний для верности. Сегодня она не будет Дочерью Леса из страшного пророчества. Сегодня она будет просто Кейтой. Девушкой, которая любит свой дом и своих друзей.