Ее бедра прижимались ко мне, даже когда я пытался удержать ее неподвижно, ее потребность трахать мою руку подавляла контроль, который я над ней установил, так как она жаждала большего.

Ее свободная рука потянулась к моему члену, и я зарычал, внезапно отстраняясь и разворачивая ее, одновременно стягивая с нее штаны до щиколоток, обнажив ее сладкую попку.

— Что ты…

Я оборвал ее вопрос, резко придвинувшись к ней сзади, схватил оба ее запястья и прижал ее ладони к зеркалу, прежде чем впиться зубами в ее шею и заставить ее вскрикнуть.

Ее глаза снова закрылись, и я сильно шлепнул ее по заднице.

— Mírame, (Прим. Пер. Испанский: Смотри на меня) — рявкнул я.

— Я тоже отражаюсь, — выдохнула она, прикусив губу, когда ее глаза снова распахнулись. (Прим.: Игра слов — Mírame созвучно со словом Mirror (отражать))

— Нет, это значит — Смотри на меня, — прорычал я, поймав ее взгляд в зеркале. — Чтобы ты знала, кому принадлежишь, когда кончишь.

Ее губы приоткрылись, и я раздвинул ее ноги еще шире, а на кончики моего члена выступила влага, умоляя меня использовать его. Но я чувствовал, как демон во мне пробуждается, и когда я обхватил пальцами ее тонкую шею, я знал, что не могу позволить себе вот так потерять контроль. Не сейчас.

Она была словно изысканное блюдо, которым нужно было наслаждаться. А я не мог доверять самому себе рядом с ней, и не хотел сломать мое прелестное создание.

Я дотянулся до ее спортивного бюстгальтера и дернул его вниз, заставляя ее сиськи выпрыгнуть из него, чтобы я мог видеть их в отражении, а ее твердые соски так и напрашивались на поцелуй моих зубов.

Я грубо схватил их, дергая, сжимая, заставляя ее чертыхаться, тяжело дышать и прижимать попку к моему члену в безмолвном требовании.

И я хотел подчиниться ему. Я хотел этого так сильно, что моя рука снова обхватила ее горло, прежде чем я смог остановить себя, и я закрыл глаза, когда головка моего члена скользнула по горячей влажности ее киски.

— Черт, Мертвец. Он такой большой, что я не знаю, сможет ли…

Я сжал ее горло еще сильнее и глубоко вдохнул, когда ее дыхание прервалось, остановив ее слова, мой пульс забился в бешеном ритме, мышцы напряглись, и я схватил ее за бедро, готовый сделать это, сдаться, взять ее, обладать ею, уничтожить ее.

Мои пальцы разжались, и из ее уст вырвался жадный стон, заставивший меня снова открыть глаза.

Она все еще смотрела на меня, ожидая, не сопротивляясь, не убегая и не крича. На самом деле, взгляд ее глаз ясно давал понять, что она хочет этого, всего этого, всего, что я могу ей дать. Она не имела представления, кто я такой? Или она была настолько сломлена, что готова была позволить мне показать ей себя с самой темной стороны?

Я вонзил зубы в ее плечо, с усилием отрывая руку от ее горла, а затем опустил пальцы между ее бедер и нашел ее клитор.

— Я вреден для тебя, — сказал я ей в последней отчаянной попытке предупредить ее, пока не стало слишком поздно. Потому что я был серьезно близок к точке невозврата, к тому, чтобы предъявить права на нее и на все, чем она была, и превратить эту темную одержимость в живую, дышащую фантазию, которой я никогда не позволю закончиться.

Я дразнил ее клитор, а она откинула голову на мое плечо, все еще не отрывая глаз от моего отражения в зеркале, а я переводил взгляд с ее ярко-голубых глаз на ее вздымающиеся груди и на то, как моя рука двигалась между ее бедрами.

— Думаю, мне нравится вредное, — выдохнула она. — Покажи мне все самое плохое, Мертвец. Думаю, это поможет мне снова жить.

Мои бедра прижимались к ее округлой попке, пока я продолжал терзать ее клитор, а мой член на короткое мгновение скользнул между ее ягодиц, когда желание обладать ею свело меня с ума.

Я использовал это желание на ее клиторе, дразня и кружа, возбуждая ее все сильнее и сильнее, пока она терлась о меня бедрами, получая еще больше удовольствия, прижимая свою попку к моему члену и доводя меня до исступления.

— Блядь, — выдохнула она. — О, святая мать… никогда не останавливайся. Никогда, никогда не останавливайся.

Я снова закружил пальцами, наблюдая, как огонь вспыхивает в ее глазах, а другую руку завел ей за спину и вставил два пальца в ее тугую киску. Она наклонилась вперед, опираясь руками о зеркало, чтобы удержать себя в нужном положении, и громко застонала для меня, а этот ее хриплый голос стал таким восхитительно грязным, что мне захотелось поглотить этот звук. Она была даже лучше, чем я помнил с тех пор, как попробовал ее на вкус, горячую, влажную и такую чертовски сладкую.

— Mírame, — снова прорычал я, чтобы она не забыла. Я хотел увидеть это в ее глазах, когда доведу ее до краха.

Ее слова превратились в бессвязный лепет, пока я играл на ее теле, как на инструменте, не отрывая взгляда от ее глаз, пока проникал в нее все быстрее, мои пальцы синхронно двигались на ее клиторе и внутри нее, а она задыхалась и стонала.

Ее крики становились все громче, все отчаяннее, и я чувствовал, как ее киска сжимается вокруг моих пальцев, приближаясь к кульминации, а ее сиськи выпятились вперед, когда сама она выгнулась назад, прижавшись ко мне. Я даже не остановил ее, когда она отняла руку от зеркала и обхватила ею мою шею, запуская пальцы в мои чересчур длинные волосы и притягивая меня к себе.

Я опустил губы к ее шее, вдыхая ее запах, и проводя ими по ее коже, касаясь щетиной чувствительной области, а затем и зубами.

Она простонала мое имя, начиная кончать, и я вытащил пальцы из ее киски, оставив другую руку контролировать ее клитор, а затем вместо этого ввел их в ее попку, заставляя ее кричать еще громче, а ее рука сжала мои волосы так сильно, что почти вырывала их с корнями.

Она выглядела совершенно сногсшибательно, когда распадалась на части из-за меня, огонь в ее глазах горел ярко, на ее чертах был написан экстаз, а ее красота навсегда запечатлелась в моей памяти.

Я еще несколько раз толкнулся в нее пальцами, выжимая из нее все возможное удовольствие, пока мой взгляд не упал на ее губы в отражении, и я представил, как она берет мой член между ними, сосет, лижет и обслуживает меня, стоя на коленях.

— Моя, — прорычал я, убедившись, что она это поняла. Что она знает, что ее удовольствие принадлежит мне так же, как и все остальное в ней будет принадлежать со временем.

Она просто тяжело дышала несколько долгих секунд, наши глаза встретились в отражении, и она кивнула, медленно вынимая пальцы из моих волос.

Демон во мне замурлыкал от этого, и я подался бедрами вперед, мой член задвигался между ее бедер, скользя по влажности ее киски, но я не мог уступить тому, чего он хотел. Я не мог так рисковать.

Я внезапно отпустил ее, вернулся в душ, закрыл глаза и снова сжал член, представляя себе все способы, которыми я разрушу ее, как только смогу доверять себе рядом с ней, и рыча от усилия, которое требовалось, чтобы не сделать этого прямо сейчас.

А до этого она будет умолять меня. Умолять и просить, приоткрывать свои полные губы и подчиняться моим приказам так, как мне нужно.

Я сильно кончил, разбрызгав сперму по стене душа и желая, чтобы это были ее полные сиськи.

Я долго оставался под горячей водой, успокаивая зверя во мне с помощью удовольствия и силы воли, пока не убедился, что снова полностью восстановил контроль над собой.

Когда я вышел, то обнаружил, что ее нет, дверь закрыта, а свежие спортивные штаны сложены для меня в раковине рядом с полотенцем.

Я вытерся, надел чистую одежду, причесался и почистил зубы, а затем открыл дверь.

Я замер, увидев, что выход заблокирован мягкой кроватью, которую Бруклин явно придвинула к дверному косяку, чтобы я мог до нее добраться даже с цепью.

— Смотри! — воскликнула она, прыгая на кровать и кувыркаясь. — Я могу сделать сальто вперед!

Она ошибалась. Это было не сальто.

Я посмотрела на нее с недоумением, пытаясь понять, в каком настроении она находится, а она похлопала по мягкому матрасу рядом с собой. Она переоделась и была одета в черные гольфы до колен, крошечные черные шортики и что-то похожее на мужскую хоккейную футболку, которую завязала узлом на боку. Еще она нарисовала красное сердечко у себя на скуле, и по какой-то причине мне захотелось прижаться к нему губами.