— Готфрид, я не понимаю, — быстро сказал Шмидт, — что происходит?

— Что? — Штрассер встал, — Перераспределение собственности, дорогой герр Шмидт!

Сказав это, он пнул шефа ногой, стараясь попасть в лицо, но Георг, упав на спину, уклонился от носка ботинка, летящего прямо в зубы, и Штрассер, утробно рыкнув, несколько раз ударил его ногами, куда смог достать, не приближаясь, впрочем, слишком близко.

— Справедливость, — задыхаясь, произнёс он, — Вся ваша корпорация на мне… Я тянул всё! Я! А вы…

Он остановился наконец, снова достал серебряную фляжку и сделал несколько глотков, стуча зубами о металл.

— А вы, Шмидт, сейчас подпишете бумаги, — дополнил он минутой позже, нервно откусывая кончик сигары и прикуривая, — сразу или чуть позже… но поверьте, подпишите!

— Готфрид, вы сошли с ума⁈ — воскликнул Шмидт, — Спятили? Вы в здравом уме? Вы же понимаете, что ни один суд не признает…

— О… перебил его Штрассер, — вы надеетесь дожить до суда? Не переживайте, не доживёте. А суд… это не ваше дело, Шмидт! Всё куплено заранее, всё… У вас нет выбора… или вернее — есть, подписать всё и умереть быстро, или умирать долго… и всё таки подписать. Я…

Штрассер достал наконец бумаги, и в этот момент его с силой ударили сзади под колени, сбивая с ног. Падая, он почти успел выхватить револьвер, но услышал…

— Какой будет материал, чёрт подери… Какой материал!

С сеновала спрыгнул человек, потом ещё…

… и Штрассер, выгнувшись, захрипел.

— Сердце, — уже не услышал Готфрид Штрассер, — чёрт…

— Да и чёрт с ним, — радостно отозвался молодой долговязый репортёр, переглядываясь с коллегами и строча в блокноте.

— Пожалуй, соглашусь с вами, Джон, — меланхолично отозвался его старший товарищ, — лучше и не скажешь.

— Мистер Шмидт, скажите…

Пресса взорвалась! Даже на фоне войны и военных действий, попытка похищения одного из самых известных промышленников Нью-Йорка — это сенсация!

А тем более, личное соучастие репортёров нескольких ведущих изданий, личные впечатления… Последнее, впрочем, было ожидаемо, для этого и выстраивали такую сложную комбинацию.

Ну а пресс-служба корпорации, после короткого переполоха, вызванного возвращением Шмидта, рьяно взялась за дело. Помимо пресс-конференций — ноу-хау для этого времени, в ход пошли и старые, проверенные методы.

Тыкать палкой в улей корпораций и банков, связанных с ныне покойным Штрассером, предоставили заранее прикормленным изданиям, раздувая эту бурю в провинциальной прессе, с удовольствием взявшей на себя роль условной «Моськи», так что уже через несколько дней о похищении, а главное, о возможном соучастии в этом людей из высших эшелонов власти, знала большая часть страны. Даже газеты Конфедерации с нескрываемым удовлетворением писали об этом, выставляющем их противников откровенными людоедами и преступниками. Впрочем, не то чтобы у южан ситуация сильно лучше… но пропаганда, она такая.

А потом…

… умер глава корпорации DuPont, младший сын основателя, а через несколько дней — его сын и наследник. Как постановили врачи — от холеры.

Смерть военачальника во время войны — всегда проблема, а здесь… отличий немного, но они были. Руководство корпорацией перешло к Алексу Дю Пон, одному из младших партнёров, и…

… все тут же вспомнили, что покойный, Генри Дю Пон, был МЛАДШИМ сыном основателя, и кому какое дело, что руководство, да и основные активы, перешли к нему, как к наиболее талантливому управленцу?

Потомки старших детей, младшие дети самого Генри, равно как и все заинтересованные лица, включились в увлекательный процесс делёжки наследства. Неизбежные семейные разборки, суды, перетряхивание грязного белья… и Шмидт, через третьи руки, начал постепенно подбрасывать дрова в разгорающийся пожар.

В ход пошло всё — от долговых расписок до сомнительных контактов некоторых членов семьи, слухов, сплетен, финансовых отчётов и решительно всего, что, хотя бы в теории, сможет сделать этот процесс более увлекательным. Пресса… по всякому. Далеко не все издания решились связываться с могущественной корпорацией, но в целом, публике нравилось.

Но главное, семья Дю Пон сосредоточилась на внутренних проблемах, и барьер, возведённый корпорацией DuPont на пути Шмидта, рухнул.

— Пресса, мистер Шмидт, — деловито сообщила Эльса, войдя в кабинет с пачкой газет, — я уже сделала пометки в заказанных нами статьях.

— Благодарю, мисс Линдгрен, — быстро отозвался Георг, — присаживайтесь.

— Да, спасибо, — отозвалась девушка, аккуратно садясь на краешек стула и слегка розовея. Поняв это, она смутилась ещё больше, и, как это обычно бывает у женщин, начала поправлять волосы и одежду. Попаданец же…

… тоже смутился, чувствуя, как краска заливает скулы.

В последние несколько недель между ними происходит то, что позже начнут называть «химией», а пока… пока они приглядываются друг к другу, не решаясь сделать первые шаги. Впрочем, Шмидт кое-что уже предпринял… расставшись для начала с любовницей. Плоть слаба, да… но эти отношения стали тяготить его, казаться неправильными, едва ли не противоестественными, так что, одарив актрису на память несколькими драгоценностями на круглую сумму, они расстались если не добрыми приятелями, то по крайней мере, по-хорошему.

В принципе, он уже всё решил для себя, но… как это всё не вовремя! Хотя… а когда такие вещи случаются вовремя? Они просто случаются, а дальше каждый решает сам.

Бегло прочитав нужные статьи с пометками Эльсы, с полчаса они потратили на обсуждение стратегии поведения с прессой, после чего Георг отпустил девушку, чувствуя одновременно облегчение и сожаление.

— Надо бы, пожалуй, объясниться, — пробормотал он, когда дверь за мисс Линдгрен закрылась, — а потом начать, что ли, ухаживать…

— Дурацкая ситуация, — вздохнул он, — как мальчишка в начальных классах! Хотя казалось бы…

Понимая, что в ближайшее время он всё равно не сможет нормально работать, он вздохнул и развернул газету, решив, что раз уж такое дело, потратить немного времени на международные события. Лениво перелистывая страницы, он всё время мысленно возвращался к Эльсе.

" — Интересно, а какие у нас будут дети? И сколько? Трое… а может, и четверо? Нет, больше не стоит, пожалуй, а вот это в самый раз!"

В его голове начали возникать картины грядущего семейного счастья — с детьми, прогулками по парку, посиделками у камина, и… прочими, более интимными вещами. Впрочем, следующая страница несколько охладила его романтические настроения.

" — Берти, — хмыкнул он, читая светскую хронику со знакомой фотографией, — шалун, х-хе… Интересно, как он там?"

Вздохнув, Шмид поморщился… увы, знакомство с Берти, которое могло бы перерасти в приятельские отношения, а может быть, и нечто большее, вряд ли стоит продолжать. А хочется, чёрт дери… и ах как хочется! Подобного рода неформальное общение весьма нередко перерастает в более тесную дружбу! А дружба с наследником престола Британской Империи — это более чем заманчивый куш.

Впрочем, насколько он знает историю, наследником Берти предстоит быть ещё ох как долго… и власти до того момента у него будет не то чтобы много, скорее даже — почти нисколько. Да и стоит только потянуть за эту ниточку, как непременно всплывёт «польский след», а дальше несложно будет размотать всю цепочку, вплоть до того неприятного факта, что он когда-то был рабом. Вернее, не то чтобы несложно… но для британской разведки это вполне осуществимо, и риск в таком случае перевешивает все выгоды.

Нет, это не конец всего, но… не стоит. В США это — клеймо, и плевать, насколько ты белый! Двери многих домов закроются для него раз и навсегда, да и другие моменты… Нужно помнить, что к ирландцам, вполне белым европейцам, в США крайне негативное отношение — не все, собственно, считают их белыми. К славянам, а тем более русским, пожалуй, отношение ещё хуже… варвары, полуазиаты, монголоиды, рабы… люди с «неправильным» происхождением и культурой, и далее по списку.