' — Ожидаемо' — равнодушно констатировал он, подтянув к себе глиняную кружку с чаем и делая первый глоток.

Мэтью… своеобразный человек, более чем. Его спокойствие и уверенность в битве — не от добродетели, а от привычки.

Вражда кланов, кровная месть… и первый убитый в двенадцать лет, а к четырнадцати годам он был, по факту, опытным бойцом, привыкшим убивать и терять близких. Стрельба из засад, поджоги домов, дуэли на ножах и прочий набор юного головореза, включая умение стрелять на звук, отрезать головы и снимать скальпы.

Подробности Георг не знает, да и, если честно, они не слишком ему интересны. Здесь и сейчас таких историй — пруд-пруди. Даже в Нью-Йорке хватает семей, и притом вполне почтенных и уважаемых, враждующих на протяжение поколений. Суды, адвокаты… есть и это, но есть и наёмники, и выстрелы в спину, и дуэли…

В глубинке местами куда как веселей, хотя, разумеется, везде по разному. Если где-то доминируют квакеры или меннониты, там по спокойней. Аесли сборная солянка из разных конфессийи национальностей, да притом одни укоренились в семнадцатом веке, а другие, понаехавшие в восемнадцатом, не хотят играть по чужим правилам, то бывает такой трэш, что на ночь глядя не хочется об этом думать даже ему.

За прошедшую неделю Шмидт не терял времени даром.

Он сумел наладить хорошие контакты не только с генералом Макклелланом, но и с большинством значимых офицеров из его окружения. Покер, выпивка, солдатские байки, бесконечные разговоры о лошадях, фураже, погоде и стратегических заблуждениях противника…

… и, конечно, беззастенчивое лоббирование собственных интересов.

Потому что это — США. И так тут играют.

Это не коррупция.

Это другое.

В покер он проиграл, по меркам его состояния, не слишком много — не более пяти тысяч долларов. Впрочем, не все партии приходилось сливать нарочно: офицеры Армии США, как оказалось, люди далеко не глупые, а карты здесь уважают — и не только географические.

Как бы скептически Шмидт ни оценивал общую профессиональную подготовку офицерского корпуса, полезных людей среди них оказалось предостаточно, а интерес к связям «на после войны» был вполне обоюдным.

Профессор Лоули, хоть и слегка оторванный от земной реальности, показал себя куда более ценным союзником, чем ожидал Георг.

Выходец из «хорошей семьи», с сорокалетним стажем преподавания в одном из лучших университетов страны, он обладал сетью знакомств, которой впору было завидовать. А уж придать этим связям нужное направление — тут он справлялся не многим хуже лоббиста с Капитолийского холма.

А там, где он по каким-то причинам пасовал — подключался прагматичный и юридически подкованный, изобретательный попаданец.

Покер, неофициальные переговоры, профессорские лекции, и живое участие членов экспедиции в решении технических задач Армии сделали своё дело:

Шмидт получил ряд выгодных контрактов, пусть пока ещё частично предварительных, а Университет Нью-Йорка, представленный профессором Лоули, подписал с Армией меморандум о сотрудничестве.

Нью-Йорк, особняк на Вашингтон-Сквер. Поздний вечер. Гостиная, затянутая сигарным дымом.

Комната обставлена сдержанно, но со вкусом: массивная мебель из тёмного дерева, зелёные шёлковые гардины, приглушённый свет двух ламп с латунными абажурами изящной работы . Пах нет старым табаком, дорогим бренди и слегка гарью — в камине потрескива ют угли.

— … Телеграмма пришла вчера, — сказал Сеймур, склонившись над кофейным столиком. Его пальцы, длинные, уверенные, ловко раскладывали бумаги, будто карточный шулер выкладывал выигрышную комбинацию, — Написано сдержанно, ничего лишнего, но каждое слово — в цель.

— Это мы уже поняли, — тихо отозвался судья Эмсли, полулёжа в глубоком кресле. Он был худ, сух, как карандаш, в безупречно выглаженном сюртуке. Его пальцы сцепились в плотный замок, а глаза полуприкрылись, — Шмидт, при всей своей… эээ… необычности, не выскочка. Он системен. Последователен. А это делает его либо опасным… либо ценным.

— Скорее второе, — пробасил Брукс, отдувая пепел в каминную решётку с видом бывалого кота у огня. Его плотное, полноватое тело казалось укоренившимся в кресле, — Помню, как двое из нас (не будем показывать пальцем, да?) пытались слегка… ммм… соскрести с него золото. Через поставщиков. Через маленькие «ошибки» в формулировках. Через старого Блейка из мэрии, которого мы так трогательно приучили читать между строк…

Он хмыкнул.

— Не вышло, господа. Не тот случай.

Сеймур криво усмехнулся, не возражая. Судья чуть приподнял брови, но даже не раскрыл глаз.

— Мы ведь думали, — продолжал Брукс, — что он из тех, кому нужна твёрдая рука. Наставник. Покровитель. А он… не любит, когда на его шею кладут руку. Даже если ласково.

— Это не значит, что он в нас не нуждается, — возразил Сеймур, отставляя бокал бренди, — Но, согласен, он может обойтись. И если мы не хотим быть теми, кто потом догоняет паровоз с криками «подождите!», пора брать билет. В первый вагон.

— Поддерживаю, — коротко сказал Эмсли, открывая глаза. Взгляд у него был спокойный, тяжёлый. — Я выдвигаюсь в Конгресс, и не хочу туда приехать на развалюхе. А Шмидт… Шмидт — это локомотив. С огнём в топке и паром из клапанов.

— Да уж… — промолвил один из джентльменов, бледный и узкоплечий, прикуривая сигару дрожащими пальцами. — Хорошее сравнение.

— Я постоял у него на рельсах, — он затянулся и выдохнул сизую струю, — не понравилось.

Комната ненадолго притихла. Сквозь приглушённый гул улицы донёсся отдалённый звон трамвая — будто кивок судьбы.

— Значит, так, господа, — заговорил судья, выпрямляясь и перекладывая одну ногу на другую. Голос его стал чётким, с металлической ноткой. — Хотим, чтобы он стал частью команды? Придётся признать: он не фигура. Он игрок. А значит, играть нужно честно.

И — на равных.

— Как минимум, без камня за пазухой, — хмыкнул Брукс, глядя на Сеймура поверх очков, — В нашем возрасте, знаете ли, от этого только спина болит.

Кто-то тихо рассмеялся. Кто-то глотнул бренди. Было видно — решение принято.

— Ладно, — подытожил судья, вставая. В каминных отсветах его фигура выглядела костяком в чёрной мантии. — Завтра нанесу пару визитов, потревожу старую гвардию. А вечером напишу Шмидту лично, своей рукой.

— Играем, — кивнул Сеймур, сдвигая бумаги в аккуратную стопку, — На равных.

— Пора, — затянувшись, проворчал Брукс, — вцепиться в паровоз, пока он не ушёл с перрона.

Вашингтон встретил Георга влажной, липкой духотой, пылью, запахами конского пота и навоза. Разбитые улицы заполнены повозками, всадниками и пешеходами, создавая впечатление не то гигантской стройки, не то военного лагеря. Повсюду строительные леса, штабеля досок, кирпичи, простонародный говорок, и тут же — джентльмены, чьи светлые лица постоянно мелькают в газетах.

Капитолий с его недостроенным куполом кажется почти аллегорией: великая идея только строится, а пока — стоит в строительных лесах, всё ещё впереди. Вдоль Пенсильвания-авеню тянутся здания с колоннами, театры, фешенебельные отели, и тут же — какие-то непонятные мазанки, лачуги из всякого хлама и их обитатели, с пронырливыми, пропойными физиономиями. Город чиновников, лоббистов, агентов влияния, карманных пророков…

… и всякого сброда. Столица.

Гостиница «Willard», в которой Шмидт снял временные апартаменты — странный гибрид, смесок собственно отеля, салона, казармы и биржи. В холле — срез, кажется, всего Вашингтона, от простых солдат с костылями, до сенаторов, конгрессменов и министров, и между ними, слоями — предприниматели, какие-то мутные дельцы, чернокожие слуги и едва ли не бандиты.

Пройдя через этот человеческий хаос, попаданец мельком поймал обрывки разговоров, где самым странным образом мешались поставки какого-либо товара, инженерные работы, лоббирование и хлопоты о пенсии по инвалидности.