– Ты дура?! – забирает детский ботиночек. – Чего ты кричишь при ней и пугаешь ее. Катюш, надевай куртку. Мы с мамой поговорим.

Берет меня за локоть и ведет в нашу спальню.

– Отпусти! Мне больно.

– Мне соседка звонила. Ты ночью чуть не спалила квартиру.

— Я просто уснула!

— Ты включила духовку и уснула! Это, мать твою, опасно. Ты в этом состоянии не можешь смотреть за ребёнком. Занимайся своими тортами, если это для тебя важнее. А Катя поедет со мной и будет в безопасности.

– Это случайность.

– Утром тоже случайность? Ребенок сам по себе. Ты сидишь вечно в этом телефоне. Окна раскрыты. Она после больницы и бегает на сквозняке без носков! Сама одета вон. Тебе вообще ребенок нужен?

— Скотина… — шепчу, губы дрожат. — Как ты смеешь такое говорить? Я… я её вынашивала! С угрозой выкидыша лежала на сохранении. Или когда я в больнице лежала, у тебя уже тогда были дела поважнее. С бабами развлекался? Иди туда, где ночевал, а нас оставь в покое.

– Дура ты! С себя вины не снимаю! Но я хочу, чтобы ты просто выслушала меня, а ты истеришь, бросаешься и споришь. Я боюсь оставлять с тобой дочку, когда придешь в себя и захочешь поговорить, тогда звони. И справку от врача принеси.

Разворачивается и берется за ручку двери.

– Я ее не отпущу! – кидаюсь на него с кулаками.

– Руки на меня поднимать не надо, – перехватывает и толкает на кровать. – Успокойся. Тебе надо одной побыть. В себя прийти. И, если не дура, то отпустишь дочь и не будешь истерить и пугать ее. Поняла?

– Дай ее обнять!

– Сиди тут. Не заставляй меня скорую тебе вызывать!

Катюша… моя…

– Ты этого не сделаешь!

– Надо будет, сделаю. Но ребенку с тобой опасно сейчас быть. Не пугай ее. Выйди и попрощайся спокойно. Иначе точно дочку больше не увидишь.

– Ненавижу тебя.

– Я верну ее через пару дней. Когда ты будешь вменяема. Не провожай нас. Не травмируй ее своим видом.

– Ей мама нужна, – подрываюсь за ним.

– Папа тоже.

– Я не пущу.

– Если ты сейчас выйдешь из комнаты и устроишь истерику, то я вызову скорую и полицию и за то, что ты натворила ночью, тебя заберут. Ты этого хочешь?

Я молчу.

Выходит и закрывает за собой дверь.

Это не мой муж. Не отец моей дочки.

Предатель. Холодный. Спокойный. Как будто ему плевать.

Оставляет меня одну в ледяной пустой квартире.

С разбитым сердцем, изрезанной душой и рваными нервами.

Он ушел и забрал с собой самое дорогое, что у меня было.

Квартира становится пустой и чужой. Холодной, мерзкой. Как тюремная камера.

Я бросаюсь к окну.

Смотрю, как он сажает дочку в машину. Пристегивает ее. Что-то говорит.

Садится в машину и уезжает.

Опираюсь о стену и сползаю по ней, как мешок с тряпьем.

Руки дрожат. В груди как будто дыру пробил.

Как так все за одну ночь перевернулось?

Как будто специально все это собиралось, собиралось и в один день бахнуло. Не просто черная полоса началась, меня саму раскатали в эту черную полосу.

Надо успокоиться и придумать, что делать.

Всегда есть выход. Не просто же так это говорят.

Беру телефон и набираю Марину.

Она сразу берет.

– Да, Даш, привет. Ты как?

– Он забрал Катю… – голос еще сипит, хотя слез уже нет.

– В смысле?

– Забрал. Собрал чемодан, взял Катю и ушел. Сказал, что ей со мной опасно.

– Чего?! Даш, что случилось?

Путанно рассказываю ей, что случилось ночью и утром. Про сгоревший торт, соседей, крем, разбитую посуду.

Марина молчит. Слушает.

– Даш… ну ты же понимаешь, ты действительно сейчас на пределе. Это… это может выглядеть со стороны тревожно.

– Это все просто какая-то череда дурацких совпадений!

– Даш, ты не обижайся, но ты сама это создаешь. Никто не просил тебя ставить торт в духовку ночью. Никто не заставлял ложиться спать. А если он прав? А если бы квартира сгорела? Ты с Катей…

– Тоже хочешь сказать, что я чокнутая?

– Нет, Даш! Но ты сама говоришь, что все из рук валится. Ты не спишь, не ешь, плачешь, злишься, срыв за срывом… Это нормально после такого стресса, но это и правда может напугать, особенно, когда в доме маленький ребенок.

– Мне тупо плохо, понимаешь? Я хотела отвлечься.

– Я понимаю, солнце, я все понимаю. Поэтому Ярослав правильно все сделал, что забрал Катюшку. Ты успокойся. Уверена, он не будет прятать ее от тебя.

– Он сказал мне справку от врача принести! Он нормальный вообще? Какую справку?! Как будто я чужой человек и он меня вообще не знает.

– Даш… Он прав. Тебе надо сходить к врачу. Есть успокоительные, есть мягкие препараты.

– Ты заодно с ним, что ли?

– Нет, ты что! Я за тебя переживаю. Просто, надо, чтобы ты пришла в себя, выспалась хоть пару ночей нормально. Тогда и с Ярославом можно будет спокойно обсудить, что случилось, и дочку забрать…

– Я думала ты на моей стороне.

– Даш, ты не понимаешь, что ли, что ты сама себя накручиваешь сейчас. Хочешь до нервного срыва довести?

– Это вы хотите меня сделать невротичкой.

– У тебя просто истощение. Это же не диагноз. Это не стыдно.

– Мне нужна моя дочка и чтобы от меня отстали с диагнозами. А не лезли с таблетками, – повышаю голос. – Спасибо, Марин. Поддержала.

– Даш, послушай. Я просто хочу, чтобы тебе стало легче, – устало. – Я тебя люблю, Даш. И правда переживаю.

– Пока, Марина.

Сбрасываю.

Кидаю телефон на кровать.

Тот глухо стукается и отскакивает.

Никто меня не слышит. Никому не важно, что я чувствую.

Никто даже не пытается поставить себя на мое место. Таблетками конечно, проще всего задушить боль. Как и алкоголем.

Но я не хочу ни на какие таблетки подсаживаться.

Со мной нормально все.

За одну ночь какая-то Анна забрала у меня все.

Оставила только холод, разбитую кухню и рев внутри, от которого начинает звенеть в ушах.

Осматриваю кухню. Это и правда выглядит истерично. Кастрюли, противни, крошки везде.

Поднимаюсь, надеваю перчатки и начинаю все убирать.

Я вылезу из этой черной полосы. верну свою жизнь назад.

Пусть Ярослава в ней больше не будет. Но дочку я заберу. Никто у меня ее не отнимет.

После часа уборки привожу наконец дом в порядок. Запах гари еще есть, но уже не так критично.

Устала очень. Зато злость немного отступила.

Кате, правда, не надо видеть меня в таком состоянии.

Когда пальцем тронь, а уже рыдать хочется.

Просто пока вообще не понимаю, как дальше мы будем жить. Семьи уже точно нет. Но квартира и все остальное – общее. Это надо как-то делить, переезжать. Мне нужен совет.

Я: “Мам, я приеду к тебе сегодня в гости”

Мама: “ты с Катей или Ярослав тоже приедет?”

Когда у Ярослава были командировки, то мы часто с Катей приезжали к родителям с ночевкой. А без Кати я никогда и не приезжала, наверное?

Я: “я одна приеду, мам”

Перезванивает тут же.

Не хотела я вот так, по телефону, но видимо, все же не получится.

Принимаю вызов.

– Что случилось, почему одна?

– Мам, давай я приеду и расскажу все.

– Что случилось, Даша?

– Мы… – слова правильные, чтобы не шокировать маму, так сложно подобрать, – мы… в общем, я плохо себя чувствую и чтобы ее не заразить, решила у вас побыть пару дней.

– У вас точно все в порядке?

– Я приеду, мам, поговорим, – говорю тише, чтобы она не слышала, как дрожит мой голос.

– Ну хорошо, приезжай.

Я быстро собираю минимум вещей, закрываю окна, перекрываю воду. Проверяю, что точно все обесточено и еду к маме.

Марина что-то пишет, но я не читаю сообщения. И в чат не захожу.

Может, вообще оттуда выйти и удалить его?

Но тогда я не буду вообще ничего знать о том, что происходит.

Через минут сорок паркуюсь возле дома родителей в Подмосковье. Тихий спальный район советских времен. Никакой движухи и шума. Идеальное место, чтобы восстановиться, поговорить и найти выход.