Снова хватает за грудь.

– Я не знаю, почему так сказала. Просто ты грустный был, я подумала…

– Ты предала ее доверие. Взяла и просто через нее переступила. Она ведь как сестру тебя воспринимает! Зачем ты это сделала? – спрашиваю резко, повышая тон. Она еще сильнее съеживается, прижимает колени к груди и мелко всхлипывает.

– Я не хотела… Я правда, просто глупость… прости, – снова размазывает слезы по щекам. – Ярослав, ты не думай обо мне плохо, пожалуйста. Я за Катю переживаю, и за Дашу тоже.

Опять по кругу.

– Переживает она, – бросаю холодно. – Ты ее обманула. Если ты Даше не скажешь, то я скажу. Как ты ее "любишь" и как о ней "переживаешь". Иди уже домой, хватит спектаклей на сегодня.

Она резко поднимает голову. Глаза красные, опухшие от слез. Лицо мокрое, растерянное. Кивает.

– Можно я таблетки у тебя выпью? – Лезет в сумочку и достает блистер, – сейчас, мне станет легче. Я сама уйду, не надо такси. Я можно… на кухню за водой схожу?

– Иди.

Просто хочу, чтобы она уже свинтила отсюда скорей.

– Яр, – возвращается, – пожалуйста, разреши хотя бы взять то, что Даша просила для Кати, – голос ее дрожит. – Я утром рано заеду в больницу, передам. Обещаю тебе, что больше никогда не приду сюда. Ты меня больше не увидишь.

Смотрю на нее внимательно. Пытаюсь понять, врет или правда совесть проснулась.

– Яр, пожалуйста, – снова просит она, вставая и нервно теребя пальцы. – Мне правда стыдно, я… Я исправлюсь. Завтра же все расскажу Даше сама.

Сомневаюсь я, конечно, что она что-то расскажет. Но ждать, пока Даша вернется домой и увидит ее здесь, тоже не хочу. Не хочу, чтобы лишний раз переживала.

– Черт с тобой, – вздыхаю. Поднимаюсь и быстро иду в детскую. Открываю шкаф и хватаю сумку, которую Даша специально собирала для Кати. Одежда, игрушки, книжки, которые попросила сама дочка. На секунду колеблюсь, потом машу рукой – что она может сделать с сумкой детских вещей?

– Вот, бери, – бросаю сумку ей под ноги. – Только чтоб утром сразу отдала Даше.

Она достает еще список.

– Катя тут еще кое-что попросила, я возьму в ее комнате.

– Быстро только.

– Спасибо тебе большое… Спасибо, Яр. Я больше никогда…

– Хватит уже слов, иди отсюда, – перебиваю жестко, показывая на дверь. – И запомни: видеть тебя больше не хочу. Никогда.

Выставить бы ее, так не хочется брать грех на душу, опять истерика эта начнется, потом успокаивай. Даша тоже! Нельзя было мне сказать?! Надо было обязательно ее просить? Чтобы лазила тут по ее вещам и нос свой совала везде.

И надо молчать, чтобы еще больше ее сейчас не расстраивать. И так вся на нервах из-за Кати.

Жду, когда выйдет. Отвлекаюсь на звонок от мамы, а когда возвращаюсь в комнату Кати, чтобы поторопить Марину, та спит на детской кровати, прижимая к себе сумку и большого медведя.

Бл*, серьезно?

– Марин, – толкаю ее в плечо. – Марина, просыпайся.

Что у нее там за таблетки были вообще?

Снотворное. Блистер у нее один. Таблетку оттуда она съела одну.

Ну хоть не устроила мне тут попытку суицида.

П****ц!

Что с ней делать?

Ладно. Черт с ней. Забираю сумку с вещами. Получишь ты у меня завтра и вещи, и все. Проснись только, сука.

Выключаю свет. Захлопываю дверь.

Пью воду и ложусь спать.

Даша так и не ответила. Уснула, наверное.

Тогда просто пишу: “спокойной ночи, мои девочки. Поцелуй Катюшу, я вас люблю”

Ярослав

Просыпаюсь от удушливой жары. В комнате темно, воздух тяжелый, будто пропитан чем-то липким.

Простынь влажная, спутанная и влажная от пота. Пытаюсь вдохнуть поглубже, сбросить с себя это ощущение вязкого тумана, но не получается. Все тело какое-то тяжелое, неподвластное мне.

И в этой густой, жаркой темноте вдруг ощущаю знакомый запах. Дашин. Ее духи – сладкие, с нотами жасмина и апельсина, запах ее волос, чуть ванильный. Ее дыхание щекочет мне шею, пальцы мягко гладят грудь, спускаются ниже.

Я не сразу прихожу в себя. Сознание словно затуманено, и мне кажется, что я еще сплю. Может, это сон? Да, точно сон. Такой реальный, приятный и мучительно-нежный.

Ее пальцы знают каждую точку моего тела, скользят вниз, задевают боксеры.

Сердце стучит громче.

То ли сон. То ли реал.

– Даш… – голос свой хриплый сам не узнаю. Как это…

– Я здесь, Ярик, – мягкий шепот, ее голос чуть надтреснутый, как всегда бывает у Даши, когда она волнуется или хочет близости. – Я соскучилась…

Голова идет кругом от ее запаха и касаний. Мое тело мгновенно откликается, уже не спрашивая разрешения, совершенно без моего контроля.

Горячие губы целуют меня в грудь, потом все ниже, ниже…

Сознание продолжает плавать в липкой дымке сна, я почти убеждаюсь, что она вернулась домой, просто тихо зашла и легла рядом, не будя меня.

И вдруг что-то в мозгу щелкает. Что-то не так. Это не Даша… Она же в больнице с Катей. Как она могла приехать ночью?

Почему я не слышал звонка, как она входила? Почему не помню ничего? Почему так неестественно все это происходит? Чувствую какой-то диссонанс, тревогу, но тело уже давно не подчиняется мне.

Я не могу собраться, слишком взвинчен, возбужден до боли. Сердце мечется, разум панически пытается понять, что происходит, но физически я уже не здесь, не в сознании.

Вдруг до меня доходит, что она делает. Что мы делаем. Сердце холодеет, мысли, наконец, начинают проясняться. Момент прозрения приходит слишком поздно.

– Что за черт?! – резко скидываю ее с себя, вскакивая и отшатываясь назад. Сердце колотится от шока и ужаса одновременно.

Щелкаю выключателем ночника. Слабый свет падает на лицо, которое смотрит на меня испуганно, растерянно, виновато. И это лицо не Даши.

Это Марина.

Голая. Рядом.

– Ты охренела?! – кричу на нее, скидывая с себя.

Кровь ударяет в виски, а сердце готово разорваться на части.

– Какого черта ты делаешь?!

Марина прижимает простыню к груди, пытаясь скрыть себя, хотя уже поздно.

Смотрит испуганно, но в глубине мелькает странный, почти торжествующий огонек.

– Яр, ты сам… Ты позвал меня… Я думала, ты хочешь… – бормочет она, словно оправдываясь.

– Ты все прекрасно знала! – Натягиваю боксеры. – Ты специально, сука! – кричу, пытаясь обуздать ярость, смешанную с отвращением. – Убирайся вон!

Марина резко встает, хватается за одежду, разбросанную по полу. Руки дрожат и она будто специально делает все медленно, чтобы еще сильнее мучить меня своим присутствием.

Стою и чувствую, как внутри меня все рушится. Как будто бы мое тело и разум больше не принадлежат мне. Отвращение к ней, к себе, к тому, что только что случилось. Как я позволил этому произойти? Почему не проснулся раньше, почему не остановил?

Запускаю пальцы в волосы, стягиваю до боли.

Твою мать.

– Такси не вызовешь? – вытирает двусмысленно губы.

Облизывает кончиком языка.

– Пошла вон!

– Стонал так… Даша так не делает разве? – ухмыляется и натягивает туфли.

Ррр! Придушить хочется стерву!

Хватаю с вешалки ее куртку и кидаю ей в руки.

– Вещи детские дай, я отвезу.

– Пошла на х**, – открываю дверь и, схватив за локоть, выставляю.

– Соскучишься набирай, Ярик, – хохочет.

Хлопаю дверьми.

Остаюсь один в пустой, душной квартире.

Тут все еще висит этот запах, знакомый, обманчиво родной. Она пользовалась туалетной водой Даши.

Ничего не понимаю.

Сажусь на край кровати, упираюсь локтями в колени и сжимаю голову руками. Меня трясет от злости, стыда и беспомощности. Я хочу вернуться назад, чтобы стереть последние полчаса из памяти, но понимаю, что назад дороги нет. Уже произошло то, что невозможно будет забыть или объяснить.

Как вообще я мог не понять?! Как мог не узнать?!

Что за сон такой, что я как озабоченный подросток в пубертате увидел эротичекий сон.