— Добрый вечер! — Виктор небрежно скинул мокрый плащ, под которым оказался светлый летний костюм. — Я вижу, у моего брата гости, верное сказать, гостья. Прошу прощенья, я не буду мешать.

Он раскланялся, собираясь направиться в свою комнату, и тут заметил Денвера.

— Доктор! — Виктор раскинул руки. — Вас посылает сама судьба. Сходимте в «Лиру», посидим…

Делвер не уклонился от объятий, похлопал Виктора по спине и плечам, потом высвободился.

— Простите, мой юный друг, сегодня я занят. Между нами говоря, и мне и вам уже достаточно, — он произнес это тихо, чтобы слышал один лишь Виктор, и снова повысил голос: — Мы с сестричкой только поздравили профессора с днем рождения. А теперь пора по домам.

— День рождения… И верно… — Виктор немного встревоженно провел ладонью по лбу. — Что, старик дома?

— Профессор уехал в больницу, — сказал Делвер и подал Виктору руку. — До свидания, дружище.

— Привет. — Виктор простился с Денвером и низко склонился перед Айной. Через минуту он уже был в своей комнате.

— Он всегда такой? — спросила Айна, когда они с Денвером спускались по лестнице.

— Зачем всегда? Молодым людям иной раз случается хватить лишку. Что тут страшного?

— Что, братья Вецапини не ладят между собой? — спросила через некоторое время Айна.

— Собственно говоря, ладят или не ладят, сказать трудно. — Делвер взял Айну под руку. — У каждого свой характер: Виктор — порывистый и общительный, Петер — сдержанный, я бы сказал, смирный.

— И все-таки они братья.

— По виду этого не скажешь… — Делвер отворил калитку. — Но что-то общее у них есть. Фамильное упорство, гордость. На полдороге они не остановятся. Каждый по-своему, а достигнут цели.

Улица встретила их вечерней сутолокой. Дождь перестал, на мокром асфальте отражались огни фонарей.

— Взгляните! — Делвер откинул голову и указал вверх. — Третье справа — окно Петера. Свет там не погаснет до утра; к нему наверняка еще придет какой-то товарищ, и они будут вместе колдовать над расчетами, пока не вспотеют мозги.

— Он так много работает? — спросила Анна.

— Нечеловечески. Непостижимо, когда этот инженер спит? Эх, ему бы голову Виктора!

— Идемте, — Айна вздрогнула. Вероятно, сквозь легкое пальто она ощутила прохладу весеннего вечера.

— Вам холодно?

— Нет, просто я не люблю говорить за глаза о людях. — Она посмотрела на Делвера. — А вам бы поправилось, если б другие стали пересуживать ваши способности и характер?

— Мой характер… — усмехнулся Делвер. — Знаете что, зайдемте куда-нибудь, посидим. И если желаете, побеседуем о моем характере.

— Нет, доктор, мне нужно домой. — Она высвободила локоть из-под его руки. — Вот мой автобус. Спокойной ночи!

Он молча приподнял шляпу, поглядел, как отъехала большая неуклюжая машина, сунул руки в карманы и, ни о чем не думая, побрел по направлению к центру. По улице, тихо гудя, проносились автомобили, навстречу шли люди, порой касаясь Делвера плечами, возле кафе «Флора» с ним кто-то поздоровался, наверно знакомый студент, но большинству прохожих до него не было никакого дела.

Делвер остановился лишь на углу Советского бульвара и с минуту разглядывал красную неоновую рекламу, гласившую: «Храните деньги в сберкассе!».

«Забавно, — подумал он и рассмеялся. — Весьма забавно! У меня вовсе нет таких денег, а если б были? Если бы были, я бы купил Айне Сарме шубу, а сам бы пошел выпить. Выпивал бы и думал о своем характере. Да вообще характер ли это? Может быть, только поза только бессильная игра в прятки, чтобы люди не видели, каким слабым человеком может оказаться иной хирург. Никогда не нужно размышлять о самом себе!» — решил Делвер, вынул сигарету, закурил и, твердой, уверенной походкой перейдя улицу, исчез в пестрой толпе.

Лампа ярко освещала разостланные по письменному столу бумаги: в остальную часть комнаты ее абажур пропускал лишь таинственный зеленоватый полумрак, подобный тому, каким пользуются театральные осветители, когда надо изобразить на сцене подводное царство.

Петер Вецапинь прилег на диван. Закинув руки за голову, он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок, где еле заметно колыхались маленькие световые кружки от дырочек в швах абажура. В комнате было тихо, и Петер старался ни о чем не думать, дать отдых нервам, чтобы потом опять сесть за стол и еще часа три покопаться в запутанных линиях чертежа, выискивая таящуюся там ошибку.

Сегодня Петер остался один, так как друг, с которым они обычно работали вместе, уехал в командировку. Говорят, что наедине с самим собой человеку легче сосредоточиться; но, привыкнув трудиться сообща, Петер не мог в этот вечер собраться с мыслями.

Порой по улице, сотрясая дом, проезжал грузовик, тонким, почти неуловимым звоном звенели стекла.

Затем все стихало, и тогда в тишине ясно слышалось тиканье часов.

За стеной Виктор временами принимался мурлыкать какой-нибудь мотив. Видно, я младший брат не собирался еще ложиться.

Половина первого. Может бить, Виктор читает, может быть, готовится писать или просто затачивает свои многочисленные карандаши — они постоянно торчат из серебряного стаканчика, украшающего письменный стол младшего Вецапиня. острые, точно пики.

— Я могу писать только хорошо отточенным карандашом — говаривал Виктор. — Иначе у меня не получается.

Карандаши всегда были в порядке, и у Виктора Вецапиня всегда все получалось Все, за что бы он ни взялся. — будь это учеба, работа или развлечения.

«Уж не начинаю ли я ему завидовать?» — мелькнуло у Петера. Он прикрыл глаза. «Нет, это не зависть». - решил он. Что делать? Брату действительно все дается шутя, а ему, Петеру, нередко случается изведать горечь неудачи.

Он вспомнил, что еще в младших классах школы Виктор привлекал внимание учителей они же всегда пытаются обнаружить у своих питомцев какие-либо недюжинные дарования я изрядно преувеличивают их Тогда младший Вецапинь уделял много времени рисованию Головы древних греков с довольно сложной растушевкой, вазы и орнаменты причудливой формы, всевозможные фрукты и животные не представляли для Виктора трудностей Правда, в его рисунках еще сказывалась свойственная подростку некоторая неуверенность, но талант нельзя было отрицать. и преподаватели советовали Виктору подумать на будущее о поступлении в Академию художеств.

Года два или три Виктор действительно думал о ней. но потом явилось новое увлечение. Как-то в воскресенье. гуляя с приятелями в Межапарке, Виктор увидел на сцене Зеленого театра соревнования по боксу Трудно сказать, пленила ли его мужественная борьба или восторженные возгласы зрителей; во всяком случае, с того времени младший сын профессора стал ходить по вечерам на тренировки в спортивную школу.

Некоторые специалисты рекомендовали ему уменьшить свой вес. чтобы не пришлось в семнадцатилетнем возрасте выступать в полутяжелом. И юноша стал строго соблюдать диету, усердно потел, бегая по лесу или прыгая в комнате со скакалкой.

Потом намерения его изменились. Какой смысл выступать в среднем или полусреднем весе? Что это за бокс, кому он интересен? Пляшут по рингу два разъяренных петушка, пытаясь клюнуть друг друга. Скучища! То ли дело — тяжелый вес… Выходят боксеры, сбрасывают халаты в раскланиваются. Публика бушует. Кричит, аплодирует, свистит. Атмосфера накалена до предела. И есть отчего: посмотрите-ка, что за бойцы на ринге! Шея как из железа, спина — сплошные мускулы. А руки — настоящие молоты!

А сама схватка… Страсти кипят ключом. В ужасном шуме трудно расслышать даже гонг. Боксеры ведут разведку обороны противника. Это вам не легковесы скачут, нет! Здесь соревнуются великаны, гиганты, потомки древних викингов. Каждый удар может решить схватку. Нокаут в первом или втором раунде — не возиться же целых девять минут…

Подобные речи семейству Вецапиней приходилось выслушивать за обедом, причем Виктор теперь ел двойные порции и уже не боялся прибавить а весе. Ведь Джек Демпси, Макс Шмелинг, Джо Луис тоже не считали котлет и не избегали мучного!