Это была женщина средних лет. Лицо ее в обрамлении глянцевитых черных волос было красиво зрелой, уже начинающей отцветать красотой. Глаза смотрели куда-то вниз, на губах застыла еле заметная, немного грустная улыбка.

— Необыкновенное лицо, — ответила Айна. — Напоминает мадонну какого-нибудь старого итальянского художника.

— Она и есть итальянка, — усмехнулся Делвер. — Профессор женился в Милане во время первой мировой войны.

— Это жена профессора? — удивилась Айна.

— Да. Она умерла десять лет назад, у нас в больнице. Даже скальпель Вецапиня оказался бессилен…

— Он сам оперировал ее?

— Сам. А что ж? — Делвер снова раскурил погасшую сигарету. — В жизни еще не такое случается.

Айна промолчала. Она не сводила глаз с печального, красивого лица итальянки.

— Некоторые считают женой профессора Марту, которая открывала нам дверь, — продолжал своп пояснения Делвер. — На самом деле Марта просто домашняя работница. Если в доме трое взрослых мужчин, без женской руки не обойдешься!

Вошел профессор. Он успел переодеться в праздничный темный костюм и теперь выглядел весьма представительно. Айна невольно привстала; Делвер не обратил внимания на эту перемену, сидел себе и пускал дым, глядя куда-то в сторону.

— Марта зовет к столу, — объявил профессор, потом, обернувшись, пропустил в комнату темноволосого молодого человека небольшого роста — тот зашел поздороваться с гостями.

— Знакомьтесь. — профессор взглянул на Айну. — Это наша сестричка, а этой мой сын Петер.

Они поздоровались.

— А Виктора нет? — спросил Делвер.

— В университете, — проворчал профессор. Казалось. сам он не очень верил этому объяснению.

— Да, учиться в вузе не так-то легко, — вздохнул Делвер. — Особенно на филологическом. На мой характер, чем заниматься разными там словообразованиями да литературными памятниками, лучше поступить в больницу санитаром или торговать газированной водой на углу.

— Не болтай! — Профессор взял Дел вер а под руку и подвел к столу. — Какая там газированная вода? Тебе нужен спирт или в крайнем случае пятидесятиградусная, настроенная на медвежьих ушках. Пропустим по маленькой, а?

— Да, не мешало бы! — Восторженно разведя руками. Делвер с удовольствием присел к небольшому, со вкусом накрытому столу. Любимыми кушаньями профессора Вецапиня были селедка и гороховый суп. Приноравливая эти нехитрые запросы к требованиям праздничного стола. Марта приготовила гороховые тефтели и маринованную селедку, не забыв и упомянутую Делвером пьебалгскую ветчину, прокопченную почти дочерна, таявшую на языке и соленую, как слеза.

Небольшая компания сразу почувствовала себя отлично. Профессор сел рядом с Делвером, Петер с Айной. Оставили место Виктору, который вот-вот должен был появиться, и Марте, хозяйничавшей на кухне и пока что отказывавшейся присесть.

— Итак, начнем! — Рожденник отер салфеткой рот и поднял рюмку водки.

— Профессор, так не годится! — Делвер постучал ножом по тарелке и встал: — Первую чарку нельзя без тоста!

— Да отвяжись ты! — буркнул Вецапинь, однако поставил рюмку и поудобнее откинулся на стуле.

— За юбиляра! — Делвер поднял рюмку и поглядел на свет. Желтоватая жидкость имела необыкновенный, почти янтарный оттенок. — Этот напиток настоен на самых разнообразных травах. Одна придает крепость, другая — запах, третья заставляет его сверкать и переливаться. Это напоминает мне семью нашего юбиляра. Кто в Риге не знает Вецапиней? Их знают все. Профессор всегда тут как тут, если надо что-нибудь вырезать или зашить какому-нибудь бедняге. Он опора и основа семьи, он корень, придавший ей крепость и силу. Петера Вецапиня мы представляем себе днем и ночью склонившимся над своими чертежами и изобретениями. И если он стебель, придающий семейству аромат, то Виктор — Виктор должен подарить ему блеск, его имя должно прозвучать далеко за пределами пашей страны. Итак, за семейство Вецапиней, за их доброе имя и славу!

Делвер выпил рюмку одним глотком, немного театрально поклонился профессору и Петеру, сел и накинулся на селедку.

— Так вы изобретатель? — тихо спросила Айна, поглядев на соседа. Она заметила, что у него изящные руки. Такие руки, такие пальцы бывают у скрипачей и пианистов.

— Я просто инженер, — нехотя пояснил Петер. — Товарищ Делвер, расписывая меня, немножко перестарался: на юбилеях это случается.

— К чему такое уничижение? — вмешался Делвер. — Мы же все знаем, что Петер Вецапинь разрабатывает новую конструкцию телевизора!

— Ее разрабатывает весь коллектив, — возразил Петер. — В этом механизме я только маленький винтик. К тому же еще ничего особенного не изобретено.

— Ты что ж, — спросил профессор, — собирался изобрести что-нибудь особенное за один день? Это беда нашей молодежи! Им нужно все сразу. Я занимаюсь хирургией уже тридцать четыре года, но пока еще не изобрел ничего особенного. Да, может быть, и не изобрету, хотя, по совести говоря, очень бы хотелось. Изобрести что-нибудь такое, что отняло бы у болезней всякую власть над человеком!..

— Да, — сказал Делвер, наполняя рюмки. — Правильно, профессор!

Все выпили молча.

— Крепкая? — спросил Петер сочувственно, заметив, что Айна после «медвежьей» борется с кашлем.

— Нет, что вы! — Переведя дух, девушка задорно посмотрела на соседа. Сосед, видимо, уже начал ее раздражать. Сиди рядом с таким — больше двух слов зараз из себя не выдавит. Она откинула прядь со лба. — Вовсе не крепкая! Надо только привыкнуть.

— А вы привыкли?

— А вы?

— Да не особенно.

— Ну и я тоже нет. — Айна опять стала серьезной.

Где-то неподалеку, должно быть в кабинете профессора, зазвонил телефон. Делвер быстро взглянул на часы — было начало десятого.

— Простите, профессор! — С деланным равнодушием он не спеша встал и направился было в комната, где надрывался телефон. — Это меня.

— Почему именно тебя? — Вецапинь удержал гостя, усадил его обратно.

— Я же договорился, что мне в это время будут звонить? — оправдывался Делвер.

Но профессор уже исчез в кабинете.

— Эх! — Делвер махнул рукой, налил рюмку и быстро вылил ее. — Видать, кончен бал.

— Из больницы? — спросила Айна.

— Не иначе.

Профессор шумно положил трубку и вернулся.

— К сожалению, у меня больше нет времени.

Он торопливо кивнул гостям и, сунув руки в карманы. направился в переднюю. Делвер выскочил вслед за ним.

— Профессор, это из больницы?

— Да.

— Сегодня у вас выходной…

— У меня выходных нет. — Вецапинь взял трость.

— Сегодня в больнице работаю я! — Делвер еще раз попытался перехватить профессора, но тщетно — его уже нельзя было удержать.

— У меня сейчас нет времени, — повторил он и подал Делверу руку. — До утра ты свободен, а в восемь — как всегда.

Хлопнула дверь, Вецапинь был таков. Делвер закурил и пошел к телефону. После второго сигнала ответила дежурная сестра.

— Кровотечение? — спросил Делвер отрывисто.

Оказалось, что оперированный больной в порядке, по привезли какого-то пострадавшего от несчастного случая, и доктор Бриснынь боится оперировать без профессора.

Делвер положил трубку и тихо выругался. Боится! Чего? Боится ответственности, овечья душа! Если боится, так не лез бы в хирурги, а возил бы каталку по коридорам!

Так или иначе, вечер загублен. Айна тоже собралась уходить — оставаться одним, без хозяина неприлично. Петер молча проводил девушку до двери и помог ей надеть пальто.

— Спасибо, — улыбнулась она и протянула руку.

В эту минуту вошел Виктор Вецапинь.

Говорят, что яблоко от яблони недалеко падает Если считать профессора яблоней, то яблоко — младший его сын Виктор — упало у самого ствола. С первого взгляда можно было сказать, что по внешности он истинный сын своего отца. Та же фигура, только, конечно, соответственно возрасту, стройнее в гибче, те же волнистые светлые волосы, только гораздо пышнее, чем у профессора, тот же острый взор, который иногда называют внимательным, даже пронзительным.