— Айна, — сказал он, взяв девушку за локоть, — ты же можешь одни раз не пойти.

— Почему?

— Да хотя бы просто потому, что я тебя прошу.

Девушка помотала головой.

— Не могу, Виктор.

— Убийственная сознательность! — попытался съязвить он.

— Возможно.

— А что ты делаешь после этих лекций, которые никак нельзя пропустить? — спросил он, немного смягчившись.

— В девять мне надо в анатомичку…

— В одиннадцать в морг и в час ночи в крематорий, — перебил Виктор.

— Я вижу, ты хорошо осведомлен о моем расписании.

— Айна! — произнес он с нежностью в голосе, что обычно действовало на нее.

— Встретимся в другой вечер. Скажем, в воскресенье. Хорошо?

Айна сложила зонтик и вошла в автобус. Виктор молча последовал за ней.

— Два по шестьдесят! — Он сердито протянул кондукторше деньги. Автобус оказался тот же самый, на котором он двадцать минут назад приехал из центра, только народу набилось еще больше.

— Ты не сердишься? — Aйнa обернулась и посмотрела Виктору в глаза.

Он отвернулся. Нельзя же объясняться с девушкой а переполненном автобусе. Каждое слово, каждый жест выглядит как на сцене.

Вскоре Виктору показалось, что Aйнa нарочно упирается ему в грудь. Девушка была близко и в то же время недосягаемо далеко.

— Комсомольская набережная, — раздался голос кондукторши.

Через две остановки Виктор и Айна снова были на улице. Казалось, весь город окутан туманом — он не покрывал людей и предметы, а только делал их одинаково бесцветными, сливающимися.

— Айна! — еще раз попытал счастья Виктор.

— Ну?

— Значит, тебе обязательно нужно идти на эту идиотскую лекцию?

— Обязательно.

— Ладно, — отрезал Виктор. — Иди.

— И пойду.

Она улыбнулась, сверкнув своими карими глазами.

— Ты не знаешь, ты многого еще не знаешь, — сказал он, понизив голос.

— A, что я должна знать?

— Ничего…

Мимо проезжал автобус. Виктор попятился, чтобы его не обрызгало грязью, а когда опять подошел к краю тротуара, Айна уже была на той стороне улицы и как раз входила в огромный освещенный подъезд.

Стиснув зубы, он выждал, пока за нею захлопнется дверь, круто повернулся и зашагал к дому, не разбирая, асфальт под ногами или лужи. В груди бушевали темные, злые волны.

Виктор хотел попасть в редакцию часам к одиннадцати, но из-за отвратительного настроения полдня просидел дома.

«Может быть, лучше завтра», — пытался он оправдать проволочку. Наконец все же собрался с духом и надел плащ. «Идти так идти. Неужели я боюсь?»

Прямой и самоуверенным, он прошел по аллеям Кировского парка, неторопливо отворил украшенную деревянной резьбой массивную дверь и спокойно поднялся на второй этаж.

Нередко помещения журнальных редакции во второй половине дня пустуют, у телефона сидит один-единственный сотрудник. На сей раз, наоборот, в комнате было полно народу. Люди, как рыбы, набившиеся в вершу, метались и сталкивались, а наружу выбраться не могли,

— А! Товарищ Вецапинь! — Секретарь редакции, сухощавый, черноусый мужчина средних лет в черных роговых очках, поднял руку с исписанными листами бумаги, делая Виктору знак подойти ближе.

Наклонившись над большим, сплошь заваленным рукописями столом, редактор и члены редколлегии, оживленно жестикулируя, обсуждали какую-то предложенную к печати поэму. В углу комнаты два известных писателя шумно играли в шахматы, вокруг толпилось с полдюжины, не менее, шумных зрителей.

Свободных стульев поблизости не оказалось. Виктор стал перед секретарем и пожал протянутую ему черед стол сильную руку.

— Отлично, отлично! — сказал секретарь, откладывая рукопись, которую читал, и принялся рыться в столе. — Повестушка неплохая, м-да.

Виктор внимательно разглядывал этого человека, пытаясь предугадать его суждение. Лицо секретаря, точно высеченное из камня, ни малейшим движением мускулов не выдавало его мыслей.

Рукопись была, наконец, найдена.

— М-да, — повторил секретарь, сдвигая очки на лоб. — Вот она. Мы хотим дать в декабрьском номере отрывок о метели и размышления вашего главного героя. У человека несчастье, но какие чувства, какая сила и упорство пробуждаются в нем, когда он одиноко бредет по снежной пустыне! М-да. Это у вас неплохо вышло. На мой взгляд, из вас со временем выкуется писатель. Мы думаем напечатать с пол-листа, может быть чуть побольше. Так ведь, товарищ редактор?

Редактор обернулся, подошел поздороваться и подтвердил, что действительно можно опубликовать пол-листа.

— А остальное? — спросил Виктор, почувствован, как дрогнули щеки и лицо залилось румянцем.

— С остальным, видимо, ничего не выйдет. — Редактор задумчиво посмотрел в потолок. — Читается с некоторым интересом, но литературным произведением это еще нельзя назвать.

— Возможно, товарищ Вецапинь захочет переработать спою повесть, — заметил секретарь. — В таком случае можно, конечно, не публиковать отрывок, а подождать, что у него получится.

— Возможно, — редактор пожал плечами. — Хоть я лично сомневаюсь. Лучше написать заново.

— Xе-xe-xеl — от души расхохотался один из шахматистов, тогда как другой смущенно встал и махнул рукой. — Уже третья партия. В шахматишки надо играть умеючи!

— Эдгар опять продул? — не утерпев, поинтересовался редактор.

— Готово дело! — потирая руки, воскликнул победитель.

Секретарь передал рукопись темноволосому коренастому парню, только что проигравшему третью партию.

— Эдгар, иди потолкуй с товарищем Вецапинем. — Это про метель?

— Да. Ты же читал?

— Читал, — ответил Эдгар Кулис.

Виктор знал его как автора хороших рассказов и как простого, симпатичного человека, который никогда не откажется помочь добрым советом младшим собратьям по перу.

— Здравствуйте! — Он помахал рукой Виктору. — Может, спустимся в кафе? Здесь сейчас негде уединиться.

— Можно, — согласился Виктор.

— А как будет с отрывком? — спросил секретарь, заметив, что Кулис с Вецапинем собираются исчезнуть. — Послезавтра надо сдавать материал в типографию.

— Отвяжись! — Кулис шутя показал ему кулак. — Успеем!

В кафе, занимавшем две небольшие комнаты в полуподвале, было еще пусто. Лишь официантка неторопливо расставляла по столам бокалы и рюмки.

— Кофейничек! — заказал Кулис.

Виктор не отказался от предложенной папиросы — нервы были натянуты до последней возможности. В соседнем помещении тихо пела радиола.

Кулис закурил и начал.

— Идея вашей повести весьма привлекательна: нельзя вешать голову, даже когда все кажется потерянным, потому что в нашей стране не дадут пропасть честному человеку. Герои немного странные — дикари не дикари, — впрочем, на свете бывают разные люди; надо только убедительно мотивировать их поступки. Докажите мне, что иначе они действовать не могут, и все будет в порядке!

Официантка принесла никелированный кофейник я две чашечки с наперсток величиной.

— Настоящий? — Кулис наклонялся над кофейником.

— А как же!

— Чудесно. — Он налил Виктору, потом себе. — Что может быть проще черного кофе?

Виктор не ответил. Он думал о другом, мысли кружились и мчались с бешеной быстротой.

— А сколько усилии, сколько труда понадобилось, чтобы у нас на столе появился этот божественный черный напиток! — Кулис прищурился от удовольствия и посмотрел на Виктора. — Даже такой пустяк, как размол зерна. Раздробишь слишком крупно — не будет вкуса, истолчешь в порошок — получится гуща. Подержишь немного в открытой посуде — пропадет аромат. А варка! Нет ничего легче, чем сварить кофе! — Он поднял чашечку и отпил первый глоток. — А попробуйте-ка сварить его по всем правилам искусства! Десять раз вы потерпите неудачу, и хорошо, если на одиннадцатый вам это удастся. Любое простейшее и легчайшее дело требует умения, труда. А как по-вашему, для того чтобы писать рассказы, труда не нужно, умение не обязательно? Нет, друг мой, одного лишь желания тут недостаточно! Это первая ваша бела…