— Да нечего тут раздумывать! — Она дернула Петера за локоть. — Не бойтесь, я не влюбилась и делать блестящую карьеру пока не собираюсь! Разве нельзя проста погулять? Не знаю, как вам. а мне это доставляет удовольствие.

— Мне тоже, — кивнул Петер. Больше ничего не приходило на ум. Виктор в таком положении наверняка оказался бы находчиво?

Солнце уже скатилось за высокие здания, когда они вышли на улицу Мира.

— Расскажите о ваших изобретениях, — попросила Айна.

— Да тут, собственно, нечего и рассказывать, — Петер даже нахмурился от напряжения. — Вовсе не так интересно. Взгляните лучше, как много светите, окон, какая масса людей на улице! Все они куда-то идут, у всех праздничное настроение. А послезавтра — опять из работу. Случалось вам видеть Ригу утром рабочего дня, скажем, около половины девятого?

— Нет, не случалось. — созналась девушка. — Утренние дежурства у нас начинаются гораздо раньше.

— Выйдите как-нибудь. — продолжал Петер. — поглядите на это бесконечное, стремительное движение. Трамваи, автобусы, троллейбусы переполнены. асфальт гудит под тысячами ног. Это и есть наша подлинная Рига. Такой ее надо рисовать из картинах и описывать в книгах.

— Товарищ инженер’ — Айна взглянула на спутника, — Вы. кажется, зарыли в землю талант! Вам нужно не чертить и не изобретать, а писать стихи.

— Что вы. — улыбнулся Петер. — Может быть, я плохой инженер, но поэт уж совсем никакой. Вот брат мой когда-то писал стихи…

— Виктор?

— Да. Виктор. У меня только один брат. Хороший. замечательный брат.

— Вы, наверное, ладите с ним?

— Конечно, — подумав, ответил Петер. — Только мне кажется, что иногда я ему завидую.

— Ударились в самокритику?

— Вроде того…

Вместе с людским потоком Петер и Айна вышли на улицу Ленина. С наступлением сумерек движение автомашин сократилось, зато народу собиралось больше, и почти все направлялись к центру. Противиться этому течению было и ненужно и невозможно.

А потом в вечерней тишине прогремел артиллерийский залп. раскаты его многократно повторились в проемах зданий, и в то же мгновение по темному майскому небу разлетелись огни красных, желтых, зеленых ракет.

— Странно, — сказал Петер, как бы обращаясь к самому себе. — Столько раз видел, и все равно каждый год хочется поглядеть опять.

Айна молча пожала ему руку. Раскат следовал за раскатом, яркий свет сменял темноту, потом снова смеркалось, чтобы через мгновение небо опять озарилось разноцветными искрами.

Рядом с Петером каким-то малыш в упоении считал залпы, но, дойдя до десяти, сбился и уже не зная, сколько осталось. В промежутках между раскатами грохота из репродуктора на улице Кирова и доносились звуки гимна.

— Ой, ракета упала на нашу крышу, — воскликнул долговязый подросток, толкнув в бок приятеля. — Пожар будет!

— Да какой там пожар, — буркнул тот. — Разве, когда звезды падают, пожар бывает?

— Папочка, еще долго будут палить? — спросила маленькая девочка, сидевшая на плечах у отца.

Каждый переживал эту минуту по-своему, у каждого были свои слова и мысли. Люди стояли и смотрели в небо, а время шло, и салют кончался.

— Выйдем и набережную? — спросил Петер, но так и не дождался ответа.

Он обернулся, поискал глазами в толпе. Айны не было. Она исчезла.

Виктор обещал быть в городе сразу после праздников, а вернулся из Пьебалги лишь десятого мая. Отперев дверь, он повесил плащ, тут же в передней стянул замызганные хромовые сапоги и в носках отправился дальше.

— Добрый день! — поздоровался он с Мартой, убиравшей посуду в столовой.

— Здравствуй, здравствуй! Значит, приехал? А мы уж боялись, не случилось ли чего.

— Да что там могло случиться? Просто загостился.

Виктор открыл дверцу буфета в поисках съестного. Обедали у Вецапиней в семь часов.

— Я тебе картошки пожарю, если хочешь. — Марта оставила посуду и вытерла руки о передних. — Наверное, проголодался с дороги.

— Ничего, пообедаю вместе со всеми. Меня тут никто не спрашивал?

— Заходил Эрик.

— Амфимакр? Ну и что он? — Виктор нашел несколько бутербродов — достаточно, чтобы заморить червячка.

— Ничего, обещался в другой раз зайти.

— Ладно. Позвоню ему в общежитие. — Виктор взглянул на часы — Консультация уже кончилась…

Видя, что младший Вецапинь не расположен к дальнейшим разговорам. Марта захватила тарелки и скрылась в кухне. Доедая бутерброд. Виктор подошел к телефону и набрал номер. Посте долгого молчания он услышал слабый старушечий голос.

— Позовите, пожалуйста. студента Пинне из тридцать седьмой комнаты. — проговорил Виктор, барабаня пальцами по столу.

Старушка, вероятно уборщица общежития, попробовала от него отделаться. Мол, из тридцать седьмого номера все ушли, позвоните попозже.

— То есть как попозже? Позовите, пожалуйста, Пинне! — настаивал Виктор. — Говорят из деканата.

Уборщица вздохнула и сказала, что сходит, поглядит.

Виктор взял трубку в левую руну и стал не спеша просматривать вчерашние газеты. Сообщения о заседаниях Организации Объединенных Наций, телеграммы о событиях на Кипре и в Алжире, репортаж о подготовке я республиканской спартакиаде. Почти две велели он не брал в руки газет, а на свете за это время так я не произошло ничего на ряда вон выходящего.

— Слушаю, — раздался о трубке хрипловатый голос Эрика.

— Амфимакр? — спросил Виктор и, не дождавшись ответа, продолжал. — Это Виктор. Привет, старина!

В эту минуту мимо общежития, наверно, проходил трамвай, так как слова Эрика совершенно потонули в каком-то реве и грохоте. Можно было лишь догадаться, что однокурсник интересуется причиной долгого отсутствия Виктора.

— Долго? Разве это долго — двенадцать дней? Застрял! По телефону всего не расскажешь. Может, зайдешь?

Эрик обещал заглянуть.

— Значит, жду. Другим пока не говори, что я приехал. Ладно?

Виктор повесил трубку и сложил газеты. Потом все-таки выбрал и пачки номера «Спорта» и понес их в свою комнату. Человеку, который когда-либо сам подымался на ринг или выходил на зеленое поле, не так-то легко отвыкнуть от прежних наклонностей. Младший Вецапинь все еще любил просматривать на досуге отчеты о спортивных соревнованиях: лежишь на тахте, читаешь, и кажется, будто сам набираешь очки или борешься за десятые дата секунды…

Он подумал, «то неплохо бы принять душ и побриться. Но тело охватила такая усталость, что даже двигаться не хотелось. Четыре часа в автобусе не шутка, если к тому же пришлось уступить свое место пожилому пассажиру, а самому весь долгий путь выстоять, пригнув голову, чтобы не стукаться макушкой об потолок.

«Давно пора провести до Пьебалги железную дорогу и пускать не меньше трех составов в день, — подумал Виктор, зевая — Каждый раз такое мученье…»

Он взял газету, проглядел фотоснимки и, пробежав заголовки, остановился на заметке о возвращения Шоцикаса на ринг. Феноменальный литовский тяжеловес. очевидно, выздоровел.

Интересно, кто сменит его? Виктор помотал головой, чтобы отогнать сон, надвигавшийся, точно туча. Веки совсем отяжелели. Перед глазами появилось как бы запотелое стекло, по краю его вырисовывалась отчетливо проведенная линия. Потом все исчезло, и Виктор почувствовал, что спина его прикасается к канату. Вдали глухо, как под водой, затрещал звонок, и этот звук, рассеиваясь, заполнил всю комнату, точно назойливое стрекотание сверчка. Внизу загудела стоголосая толпа, и Виктор понял, что он на ринге. Он согнул руки, переступил с ноги на ногу, качнулся влево, вправо — все тело было воздушно-легким и эластичным…

Противоположный угол ринга скрывался в густом, непроглядном тумане. И вот оттуда вынырнула одна, другая, третья фигура: Виктор узнал Пинне, Орума и Muттay. Все они зачем-то взобрались на ринг и теперь, улыбаясь, приближались к нему.