От неведомых причин вдруг начинают желтеть клены, а ветер, в утренние часы гонялись по еще пустым улицам и терзая деревья вдоль канала, целыми пригоршнями срывает увядшие листья и расшвыривает их повсюду, как капризный ребенок свои игрушки.

Люди поглядывают на небо, и все чаще поднимают воротники пальто, календари неумолимо показывают середину сентября. Мы вздрагиваем, еле высунув нос из воротника — неласкова и мокра наша осень, много принесет она дождей и ветров. Но выпадают и на диво солнечные деньки, светлые, приятные и немножко грустные, как воспоминания о минувшем лете.

Одно из таких воскресений Виктор и Айна проводили на меллужских дюнах. Над морем кружились чайки, то пролетая над пляжем и бросаясь в серую воду, то опять взмывая кверху, и тогда казалось, будто беспокойные белые птицы сами не знают, что им надо. Ветра почти не было, волны лениво катились к берегу, и вековые сосны шумели просто так, по привычке.

— От этой тишины мне порой становится жутко, — прикрыв глаза, проговорил Виктор. — В наши годы нужны бури, нужны сильные порывы.

Айна не ответила. Слова казались излишними, хорошо было молчать и слушать Виктора.

— Это бесспорно, — продолжал он. — Старшее поколение сражалось, терпело невыносимые лишения, а мы? Все уже достигнуто, завоевано. Не заведет ли нас эта тихая жизнь в болото мещанства?

— Ты так думаешь?

— Я не говорю о тебе. Ты хочешь стать и станешь врачом. Ну, а я? Еще год, и университет останется позади. А дальше? Учить ребятишек где-нибудь в Латгалии? Устраиваться в какую-нибудь редакцию?

— Почему бы нет?

— Нет, Айна! Этому не стоит посвящать свою жизнь, — покачал головой Виктор. — Корпеть над тетрадями или рукописями, пока не сгорбишься и не ослепнешь…

— Ну, тогда что же? — Айна сверкнула глазами. — Если на малые дела нет охоты, а на большие не хватает воли и сил, так и рассуждать не о чем!

За два месяца она изучила характер Виктора, его склонность поддаваться сомнениям. Знала она также, что достаточно слегка подзадорить юношу, чтобы пробудить в нем упорство и уверенность.

— Да нет, — сказал Виктор. — Работать и жить стоит! Я только боюсь, что может иссякнуть горение. Погрязнуть в обыденности — это самое страшное.

— Да? Однако миллионы людей всю свою жизнь не видят ничего другого, кроме обыденности! Разве они теряют из-за этого свою цепкость?

— Aйнa, не будем спорить. — Виктор провел ладонью по ее мягким темным волосам.

— Почему? Ты считаешь, что незачем?

— Конечно Каждый живет, как умеет. Скажем, мой брат…

— Что твои брат? — заинтересовалась Aйнa.

— Хронический неудачник! Хороший парень, работает как вол, читает ночи напролет, изобретает даже за обедом я все-таки только средний, чтобы не сказать слабенький, инженер.

— Виктор! — она встала и посмотрела на море. — Однажды я говорила с твоим братом о тебе.

— Наш Петер не блестящий собеседник.

— Это правда. Но мне показалось, что он уважает тебя гораздо больше, чем ты его. Ну, а ты действительно так уверен в себе?

Виктор улыбнулся:

— Да как сказать? — Он стал рядом с девушкой и обнял её за плечи. — Я, например, уверен в том, что ты мне очень, очень нужна. Хотя бы потому, что ты противоречишь, поддразниваешь волосы и горячие губы…

В воздухе снова кружились чайки. Виктор наклонился и поцеловал девушку.

— Скажи, маленькая злючка, я для тебя что-нибудь значу? — Он почти сердито посмотрел Айне в глаза. — Ну?

— Может быть.

— Так не отвечают. Да или нет?

— Да.

— А почему?

— Да потому, что ты такой ужасно, ужасно большой и в то же время совсем маленький.

— Айна! — голос у Виктора дрогнул. — Ты никогда не уйдешь от меня. Верно?

Она кивнула головой.

— Никогда, — повторил Виктор, и ему показалось, что этот обет прозвучал особенно значительно. Весной легко обещать и клясться, а осенняя любовь остается на всю жизнь.

— Теперь у меня будет много, много работы и совсем мало свободного времени. — Айна потупилась, чтобы Виктор не увидел у нее на глазах слезы.

— И все-таки мы часто будем вместе, — сказал Виктор, касаясь губами лба девушки. — Хотя бы через день.

— Я не знаю, Виктор, будет ли это возможно.

— Будет! — он снова обнял ее узкие, чуть угловатые плечи.

Солнечный диск коснулся поверхности моря, и цвет воды из зеленовато-серого стал почти фиолетовым. В сторону озера Бабитэ, хлопая крыльями, пролетели утки. С наступлением вечера воздух опять по-осеннему посвежел и сосны зашумели слышнее.

— Идем! — слазала Aйна. — День кончился.

Виктор молча посмотрел на девушку, нагнулся, взял ее за руку и медленно зашагал по дюнам. Ноги тонули в песке, а ему было легко идти. Вдалеке раздался протяжный сигнал электрички, и опять все стихло, лишь временами с ветвей сосен с шорохом падали шишки.

В конце сентября к Виктору совершенно неожиданно зашли его однокурсники Эрик Пинне и Вальтер Орум.

— Извини за вторжение, — начал Вальтер. — Хотели с тобой поговорить. Ты не работал?

— Нет, просто смотрел картинки.

Виктор поднялся с тахты и отложил «Огонек», — он читал там приключенческую повесть.

— Интересно? — спросил Эрик.

— Ничего. Под конец выдыхается немного.

Он зевнул и предложил приятелям садиться. Эрик развалился на тахте и тотчас впился близоруки глазами в журнал. Вальтер сел к письменному столу.

«Всегда официален: настоящий начальник! — усмехнувшись, подумал Виктор. — Интересно, зачем они пожаловали?»

Эрик вынул из кармана измятую пачку папирос и закурил.

— A ты не хочешь? — спохватившись, спросил он Виктора.

— Нет, спасибо. Ну, Вальтер, что стряслось?

— Да ничего не стряслось! Просто хотели поболтать с тобой насчет литературного кружка. В университете тебя совсем не видно.

— Никак не выбраться, — кивнул Виктор. — Дома хлопот по горло.

— С повестью?

— Ну, ясно. Теперь разделался. Отнес в редакцию.

— Сколько листов получилось? — спросил Эрик. — Десять будет?

— Семь. Надоело размазывать.

— Значит, тысчонок двадцать отхватишь. Это деньги! Мне за поэму полторы дали.

— В молодежной газете? — спросил Виктор.

— Да. Ты читал? Ну как?

— Честно говоря, не нравится. Все время писал официальные стихи, совал в них трактора и знамена, а теперь ударился в другую крайность. Герои только и делают, что гуляют пол луной и целуются. Я ожидал большего.

— А форма? — не сдавался раскритикованный автор.

— Что форма! От твоих амфимакров мне ни холодно ни жарко. Рифмовать ты умеешь, амуры у тебя на месте Но я хочу видеть любовь, о которой ты пишешь.

— Ну, что касается любви, — не утерпел Вальтер, — каждый любит по-своему. Некоторые только требуют от других, а сами…

— Ты бы мог выражаться яснее. Договаривай, если имеешь в виду меня. Я бросил Виту, да? Такое поведение недостойно советского молодого человека?

— Приблизительно так.

Вальтер не сводил глаз с Виктора. Видно, опять не миновать спора.

— Если непонятно, то могу повторить. — Виктор повысил голос. — Это мое личное дело!

— Ты думаешь?

— Да, я так думаю.

Виктор взял со стола журчал и с шумом бросил на полку.

— Вита ушла из университета, — неуверенно заметил Эрик. — Уехала в Цесис.

— Вы, наверное, хотите, чтобы я привез ее обратно? И всю жизнь водил бы за ручку? В таком случае ваш визит бесполезен, могли бы не утруждаться.

В передней хлопнула дверь, тяжелые, ровные шаги раздались по всей квартире.

— Отец? — спросил Эрик.

— Да. Побежите ему жаловаться? Боюсь, что у профессора Вецапиня не найдется времени для разговора с вами.

Вальтер встал.

— Ты, наверное, считаешь, что сейчас опять проявил незаурядное остроумие и смелость? А по-моему, тебе бы стоило посмотреть на себя более практически. Весьма возможно, что твои дела далеко не в таком уж блестящем порядке! Ну, да если тебя сегодня опять одолело самомнение — ладно, поговорим в другой раз.