Музыка выходила, казалось, из самых недр земли. Эти глухие, дрожащие звуки, очевидно, должны были возвестить зрителям, что трагедия близится к концу, что очень скоро распахнется дверь и в ночную тьму со свечой в руке выйдет разъяренный до безумия Отелло.

«Как страшно!» — вздрогнула Aйнa. Но Шекспиру до нее не было никакого дела. Сотни глаз, видевших завязку интриги, стали теперь свидетелями трагической развязки. Сотни людей облегченно вздохнули, когда мертвецы опять показались публике живыми и невредимыми.

Небольшая задержка в гардеробе, небольшая толкучка у выхода, и вот распаленные нервы освежает полуночная майская прохлада.

— Почему вы решили пригласить меня именно на «Отелло»? — взяв Петера под руку, спросила Айна.

— Да ничего и не решал, так получилось, — сознался он.

— Правда? А я думала, здесь скрыта угроза, и вы хотите мне продемонстрировать, какая печальная участь постигает легкомысленных женщин!

— Ничего подобного, — покачал головой Петер. — Просто я не хотел оставаться перед вами и долгу. Вы ведь пригласили меня в свою компанию Первого мая…

— Вы всегда так любезны? — Айна слегка пожала локоть Петера.

— Стараюсь. — Ему оставалось лишь ответить таким же пожатием. — Только сегодня не будет фейерверка, не будет такой толчеи и…

— И что?

— И вам будет труднее исчезнуть.

— Значит, в тот раз вы собирались гулять до утра? — продолжала она поддразнивать Петера.

— Да!

Девушка даже опешила.

— Хотели, и даже не попытались меня удержать?

— Я не имел права.

Айна задумалась: серьезность Петера уже начала действовать на нее, подавляя шаловливое настроение.

— Знаете, товарищ инженер, — тихо сказала она. — Человек сам присваивает себе те или иные права. По крайней мерс на прогулке.

Что это — вызов? Пожалуй, нет: в голосе Айны уже не слышалось прежней легкости.

Более чем когда-либо Петер чувствовал: именно сейчас нужно высказать то, что волнует его и не даст покоя со дня первой их встречи. У любого хода событий есть своя высшая точка, в любой работе и даже мечте рано или поздно наступает кульминационный момент. Этот момент нельзя упустить, надо решиться и действовать — ведь он никогда больше не повторится.

У остановки затормозил автобус. Айна подала Петеру руку. «Останьтесь», — хотел он сказать, а произнес:

— Спокойной ночи.

Она помахала перчаткой, пошла, и машина поехала дальше.

Петер глубоко вздохнул и отправился домой.

B первых числах июня у Виктора начались экзамены, и ему пришлось поднатужиться.

Правда, младший Вецапинь был не из тех, кто во время сессии день-деньской корпит над книгами, а по ночам пьет натуральный кофе, чтобы бороться со сном. Виктор по-прежнему ходил в университет когда вздумается, по-прежнему не отказывался заглянуть в кафе, по-прежнему перелистывал свою новую повесть и даже приписывал иногда по страничке, по две. Однако хорошо знавшие юношу люди могли заметить в нем некоторую перемену. Ни на чем, даже на своей повести, он не задерживался подолгу; в словах и жестах его появилась известная напряженность, никогда, впрочем, не переходившая в нервозность.

Нет, Виктор Вецапинь не нервничал и не волновался. Как физически, так и духовно он в эти дли был само здоровье, образец уравновешенности и собранности.

Некоторые студенты перед экзаменами не спят, снова и снова вылавливал ускользающую премудрость из книг и конспектов, другие вовсю стараются раздобыть балеты с вопросами. Многие приходят в университет за час до экзамена. воодушевляют или запугивают друг друга, пытаются выведать, какое настроение у экзаменатора, как проходит экзамен.

Виктор отлично спад по ночам и являлся на факультет точно в назначенное время. Его, как обычно, тотчас обступали однокурсники, засыпая вопросами, как выучил материал, не болит ли голова, на какую отметку надеется? Виктор улыбался, и эта спокойная улыбка победителя была ответом на все вопросы. Кто посмел бы сомневаться в нем, Вецапине!

Эрик Пинне где-то достал истрепанную бумажку и уверял, что это правильный список билетов. Все столпились вокруг него и, наваливаясь друг на друга, читала вопросы. Виктор, конечно, даже нс взглянул в ту сторону — ему нужды не было в подобных списках.

Издавна было заведено, что первым всегда экзаменуется Вецапинь. Характер не позволял ему торчать в коридоре или подпирать дверь в ожидании, пока выйдут другие. Несомненно, Виктор не замешкается и сегодня. Правда, экзаменатор вызывает по четыре человека сразу — пока одни отвечает, другие могут готовиться.

Вальтер Орум тоже всегда шел экзаменоваться впервой четверке. Как товарищи по школе, они с Виктором на семинарах и экзаменах постоянно держались вместе, нередко поддразнивая третьего своего однокашника, Эрика Пинне, за его нерешительность и выжидание.

Сейчас Оруму казалось, что в голове сплошная путаница, но он по опыту знал, что так бывает всякий раз и все станет по местам, когда очутишься с глазу на глаз с экзаменатором.

Взявшись за ручку двери, Виктор подмигнул Вальтеру, как бы приглашая его следовать за собой, потом улыбнулся остальным однокурсникам. Благодаря своему чертовскому спокойствию и самообладанию Виктор считался почти легендарной фигурой среди студентов.

Вальтер, конечно, пошел вместе с ним. А уже в аудитории Виктор заметил и Граву — студента, который в начале года перешел к ним на курс с заочного отделения. Возможно, Грава немножко боялся, но виду не подавал — Виктору он показался таким же спокойным и уравновешенным, как обычно.

— Посмотрим, какие билеты они вытянут, — обратился к оставшимся Эрик Пинне — Когда мы экзаменовались на первом курсе, с лестницы соседнего дома видно было все как на ладошке. Кто вытащит билет, показывает на пальцах номер. А тут ничего не узнаешь, пока не выйдут.

— Интересно, долго сегодня держать будет? — проговорил кто-то.

— Еще пяти минут не прошло, — ответил Эрик и опять уткнулся в своп бумажки. Со школьных времен у него сохранилась скверная привычка читать и повторять буквально в последние секунды перед экзаменом.

— Эрик, что, Артур не в нашей группе? — спросила Вита.

— Был в нашей.

— Почему я его сегодня не вяжу?

— И вряд ли увидишь, — неохотно произнес Эрик. — Артура не допустили к испытаниям. Он, вероятно, вообще вылетит.

— С четвертого курса?

— Паршиво, конечно. На сей раз дело не шуточное. Да, по правде говоря, какой из Нейланда филолог!

Громко хлопнула дверь. Эрик кинулся к Виктору.

— Который билет?

— Седьмой.

— Про Руставели? — Эрик заглянул о свой список. — Нет, про Низами, — усмехнулся Виктор. — Тебе, Амфимакр, опять подсунули неправильную бумажку.

— Как же так? Эйдук из второй группы уверял, что все точно!

Виктор пожал плечами. Он отделался, а Эрик пускай выкручивается, как умеет.

— Ну как? — спросила Вита, коснувшись его плеча. Вопрос был излишним.

— Так, — Виктор равнодушно махнул рукой, — Потолковали.

— «Отлично»? А что, Подник очень придирается?

Виктор снова пожал плечами.

— Я почем знаю? Ко мне не придирался.

Вита очень хорошо знала, что он не любит рассказывать о подробностях экзаменов — как сошло, что спрашивали и как удалось ответить. И все таки ей хотелось расспрашивать и расспрашивать, лишь бы хоть минутку побыть возле Виктора, слышать его голос, видеть, как oн улыбается, как хмурится.

— А я все-таки очень, очень боюсь, — созналась она.

— Чего? — перебил он с невольной резкостью. — К чему прибедняться!

— Не сердясь!

Она поглядела на Виктора, и в ее взгляде была мольба, может быть и упрек. Ну и пусть! Он уже не мог разговаривать с ней другим тоном.

— Когда ты мне дашь что-нибудь на перепечатку? — спросила девушка.

— Да нет ничего полого. Все некогда. А если бывает, отдаю машинистке из канцелярии. У тебя же замены…