Я остался один и лежал, продолжая сочинять песню «Печаль-тоска». У меня действительно было погано на душе, и чем больше я задумывался, тем плачевнее мне виделось мое будущее. Ну как я выберусь с этой дикой планеты? У меня нет сверхбыстрого корабля и нет возможности уйти телепортом. Для этого нужна телепортационная площадка, даже две, чтобы с одной уйти на другую. Я не знал координат и не представлял, как устроена эта площадка. Такой базы знаний у меня не было. Но Шиза была уверена в том, что мы в конце концов уберемся с планеты под названием Земля. Мне бы ее уверенность. И я, честно сказать, хандрил, поэтому и мысли пришли написать песню «Печаль-тоска».

В палату, приоткрыв дверь, заглянул санитар:

– Глухов. На перевязку, – позвал он и подмигнул.

Я на такую фамильярность не ответил. Шиза уже сказала мне, что он стукач Кума, и мне с ним водиться не хотелось. Но опять же у моей дочки была на этот счет своя точка зрения.

– Его можно завербовать, – сказала она мне.

– Зачем? – удивился я.

– Затем, что тебе нужны информаторы, а он очень удачная кандидатура. Я помогу, не бойся, – и замолчала.

Какая-то тишина внутри установилась, звенящая, что казалось, что у меня никого внутри нет. Но я-то знал, что симбионт разросся по телу и по позвоночному столбу. Он рос, я молодел. Именно молодел, новая Шиза имела образ прошлого Ирридара и потихоньку перестраивала мое физическое обличие. «Тебя должны узнать, когда мы вернемся», – сообщила она мне. Я лишь отмахнулся тогда от ее слов. Но сейчас легко встал и последовал за санитаром.

Санитар был из заключенных, бывший начальник аптеки из Львовского оперативного полка. Вальяжный и несколько надменный из-за своего привилегированного положения. В процедурной он снял старую повязку, обработал рану и шов и стал накладывать новую повязку.

– Странный ты человек, Глухов, – произнес он.

– Чем странный? – спросил я.

– На тебе заживает как на собаке, быстро, и рубец рассасывается. И способности у тебя странные… Не расскажешь откуда?

– Тебя Кум заставил у меня выпытывать? – спросил я.

– Кум? Ты чего такое говоришь, Глухов?

– Говорю, потому что знаю, что ты стукач. Куму стучишь, поэтому тебя тут и держат. Ты втираешься больным в доверие, расспрашиваешь их, а они тебе душу открывают. Но я знаю, кто ты. И даже знаю, что твой отец был в Зеленых братьях, убивал коммунистов и активистов в Западной Украине. Ты же Михайло Казимирович Сытник из Ивано-Франковска… Наполовину поляк. Дед твой был управляющим в имении барина…

Санитар отшатнулся, не закончив перевязку.

– Глухов, – тихо проговорил он, – откуда у тебя эта информация?

– Оттуда, – так же тихо сообщил я ему. – За бугром мне рассказали про твою семью. И дали задание: нужно попасть в Нижнетагильскую колонию, найти там господина Сытника и завербовать его. Он должен у себя на Западной Украине организовать подполье. Деньги и аппаратуру тебе дадут. Вот я попал сюда и чтобы с тобой, Сытник, увидеться. Я ради этого дела порезал себя.

Санитар смотрел на меня как баран на новые ворота. Он замер, можно сказать, остолбенел. Я смотрел на него и, не выдержав, рассмеялся.

– Я пошутил, Лепила, заворачивай меня, и я пойду в кроватку. Про тебя сестрички рассказали. Ты треплешься много.

– Ты это, Фокусник, – погрозил он мне пальцем, – ты прекращай свои фокусы, тут такие не понимают.

Я поправил больничную рубаху и ответил:

– А может, это не фокусы, Сытник, или как тебя, Котенок? Такой псевдоним тебе Кум дал?

И я пошел в палату, оставив санитара с раскрытым ртом. Я говорил все, что в голову приходило. Санитар особым умом не отличался и был трусоват А мне было скучно. И Шиза кое-что выдала по нему. Как она вызнает такие тонкости, откуда черпает информацию, я не знал, а спрашивать Шизу было лень. Она начнет мне рассказывать про ее способности лезть в мозги и отбирать нужную информацию, но на это ей нужно время, и так далее… Ее пространные рассуждения наводили на меня тоску, и я половины не понимал того, что она говорит… Умеет – и слава богу, все мне на пользу. Вернее, нам, мы же уже вдвоем.

Дочка отличалась от матери. Не такая заноза, как та, даже грубоватая где-то – видимо, почерпнула это у меня. И проще, чем мать. Она была еще та фифочка. Чуть что, сразу вешала на меня табличку – «Солдафон».

Вечером перед ужином в палату зашла Светлана, подвинула стул и стала меня осматривать.

– Света, – тихо прошептал я и подал ей купюру в пятьдесят чеков Внешпосылторга, – организуй мне три бутылки коньяка, на остальное купи себе что-нибудь. Я думаю, что ты сможешь разменять чеки на рубли.

– Смогу, – пряча купюру в карман халата, ответила она. – А зачем тебе коньяк?

– Я думаю, что меня оставят в психлечебнице на неделю, так я сдружусь с санитарами.

– Хорошо, постараюсь принести завтра-послезавтра. Хочешь, домашней пищи принесу? – Она смотрела на меня, ожидая моего ответа.

– Правильное и своевременное решение, Светлана, одобряю, – улыбнулся я. Она услышала, что хотела. Воровато оглянулась на дверь, нагнулась, поцеловала меня в губы, рукой шаловливо поиграла под одеялом. Зарделась и решительно встала со стула.

– Я пошла, – произнесла она.

– Счастливого пути, родная, – напутствовал я ее и получил взгляд, полный обожания и благодарности.

– Теперь вот она твоя навеки, – напомнила о себе Шиза.

– И что, мы ее с собой заберем? – мысленно усмехнулся я.

– Нет, ты ей устрой счастливую жизнь здесь, – ответила она и снова ушла в режим тишины. Вот такие они, Шизы, половину скажут – остальное додумывай.

Санитар смотрел в спину уходящему Фокуснику, и у него неприятно засосало под ложечкой, ведь все, что говорил этот сученок, было правдой: и дед был управляющим поместья у пана, и отец был информатором у Зеленых братьев. Откуда этот непонятный человек мог о нем столько знать? Он, конечно, рассказывал байки сестричкам, но не все… Неужели его хотят завербовать?

Страх стал подкатывать к горлу. Санитар дождался, когда все вольнонаемные сотрудники медчасти покинули лазарет, и, оставшись на дежурстве, обошел палаты. В одной из них лежал и спал Глухов, в другой – двое больных гриппом. Сделав обход, Сытник пробрался в ординаторскую и поднял трубку телефона. Отсюда можно было позвонить в административный корпус. Он набрал номер телефона зама по безопасности и стал, затаив дыхание, ждать.

– Слушаю, – ответил густой недовольный голос.

– Гражданин начальник, это санитар Сытник из медчасти.

– Ну, – прозвучал вновь недовольный голос. – Чего хотел?

– Вы велели проследить за Глуховым, так вот, я кое-что узнал.

– Что именно? – Голос в телефонной трубке насторожился.

– Глухов – шпион, он прибыл в колонию вербовать агентов, он пытался вербовать меня, сказал, что все про меня знает, что там, за границей, есть сведения о моей семье и что меня будут ждать на дому, дадут деньги и аппаратуру связи… Вот и…

– Ты в своем уме, Сытник? – Голос в трубке буквально взорвался, в нем было столько гнева и презрения, что санитар отстранил от уха трубку и стал пережидать, когда крик прекратится. Он слышал, какими словами его обзывали: «идиот», «дебил». – Откуда ты это взял? – закончив ругаться, спросил майор.

– Так он сам мне все это рассказал. И еще, гражданин начальник, он сказал, что знает мой оперативный псевдоним, который вы мне дали. Он называл его.

– И как он тебя обозвал? Козлом? – уже тише, но с иронией спросил голос в трубке.

– Котенок, гражданин начальник.

– Котенок, значит… Ты, Сытник, еще глупее, чем я думал. Тебя развели, как ребенка, а ты уши развесил. Это все?

– Нет, гражданин начальник, еще докторша наша главная запиралась в палате с Глуховым. Я хотел подслушать, о чем они там беседовали, но пришел зам по тылу и стал ломиться к ним. Докторша-то открыла дверь и стала с ним ругаться. Он спросил, что они там делали запертыми. Она ответила: «Не твое дело». Он обозвал ее шалавой, а она ударила ему по щеке. На том и расстались. Еще она сказала, что ей дал задание хозяин, гражданин начальник, поэтому она заперлась с больным. Вот теперь все.