Я знал, что по всем силовым и государственным структурам уже прошла информация о снятии Гаринды. Генри действовал быстро и эффективно. У него были все нити событий в руках, и Брыки усердно ему в этом помогали. Вот кто бы стал хорошим губернатором, но он мне нужен был на ином месте. «А может, сделать губернатором Ведьму?» – подумал я и отбросил эту мысль. Лучшая кандидатура – это Вирона, и я послал ей короткий файл.

– Готово, – отвлекая меня от мыслей, доложил оператор. Я кивнул и стал говорить на камеру.

Я говорил минут пять, разъясняя свою позицию, обличил Гаринду в порочащих ее связях, и пока говорил, получил согласие Вироны. Закончил тем, что назначил новым губернатором Вирону Штурбах, и на глазах всей колонии приказал вывести Гаринду из кабинета и через портальную площадку ее и ее любовника отправить на станцию. Это был путь позора, который пришлось пройти женщине, забывшей свой долг жены и опустившей этические нормы колонии ниже плинтуса. При ней любой мог сказать: «Что, Гаринде можно, а мне нельзя?»

Когда начинает рушиться мораль – начинает рушиться и государство, это уроки истории. Появляются разные философские течения, секты. Самые негодные и бесполезные люди, неспособные проявить себя в жизни, хотят занять лучшее место и начинают гнать волну национализма и поднимать как знамя свой язык, на котором они говорят. Все остальные становятся у них «не теми гражданами», они уже второй сорт. Подводят под свои взгляды идеологию. А все начинается с простой распущенности. И этого я допускать не хотел. Я не был ханжой, но блядей терпеть не мог. Не всяких, а неисправимых по жизни и по духу. Бывают люди как бляди, а бывают бляди как люди, так вот последних я понимал – не будь нужды, они бы этим делом не занимались. Но Гаринда была из первой категории. Для нее в первую очередь имели значение запретные удовольствия. За своих любовников она мать родную продаст. Ее ничему не научили прошлые неприятности. И мне пришлось ее убрать.

Эта ситуация заставила меня задуматься, что в управлении колонией много централизации. Без меня никто не смог сместить ее, и все терпели ее поведение, хотя я уже знал, что она разогнала из своего аппарата всех привлекательных женщин и нещадно гнобила тех, кто мог составить ей конкуренцию. Все ждали моего прибытия. Кто эти все? Вирона, Карл, которые должны были следить за процессами? Генри в том числе. Расплата Гаринду застала неожиданно для всех. Она еще не успела дойти до портальной площадки, как я получил известие, что любовник ее покинул.

– Гоните этого прохвоста прочь из колонии, – распорядился я и, дожидаясь Вирону и ее мужа, попросил принести мне пояс-антиграв и кофе.

Уже через двадцать минут пошли первые реакции колонистов. Больше половины из них одобрительно отнеслись к тому, что его милость снял с должности распутную губернаторшу. Особенно радовались замужние женщины: они встали грудью на защиту моих решений. Но были и те, кто поддержал губернатора. Что сказало мне о наличии тенденций расслоения в обществе. Я понимал, что без объединяющей идеологии построить прочное государство нельзя. Это или религиозный фанатизм, или идеология, основанная на успехе. А для этого нужно создать условия, при которых человек мог проявить себя и занять достойное место.

Когда-то я заочно учился в университете Марксизма-ленинизма. В качестве отступления скажу, что я учился там, чтобы не посещать занятия по политической подготовке и не конспектировать труды Леонида Ильича и классиков научного коммунизма. Уж больно это муторное и непонятное дело. Так вот, преподаватель, выпив с нами, с учениками-майорами, расслабился и стал говорить о причинах успехов США.

– Почему это сильная страна? – спросил он и закурил. – Потому что туда уехали протестанты, они хотели свободы и ее получили. А свобода дает человеку возможность найти свое место и процветать. Получив свободу, колонисты стали строить то, что они хотели, и построили. Это идеология «успеха». Страна предоставляет тебе все возможности, чтобы преуспеть. Работай, предпринимай… А когда они построили мощную страну, у них появилась идеология «превосходства». Мы самые могучие и самые правильные, а значит, надо наш образ жизни передать другим. Как? Просто, – ответил он, – силой и влиянием. – Он еще выпил коньячку, затушил сигарету и закончил: – А это начало их конца.

– А разве идеология марксизма-ленинизма неправильная, не самая передовая идеология? – наивно спросил кто-то из офицеров. На что полковник ответил:

– А это уже совсем другая песня, товарищи.

Я понял, колонии нужна «своя песня». Только где ее взять?

Пока я размышлял об идеологии, появились Вирона, Карл и Генри.

– Садитесь где хотите, – встретил их я. – И расскажите, почему не убрали Гаринду без моего участия?

Первым ответил Генри, у него всегда был готов нужный ответ.

– Она поставлена на эту должность вашим указом, хозяин, никто не осмелится его нарушить, мидера Гаринда этим пользовалась.

– Ладно, – вынужден был согласиться я. – А почему мне не сообщили?

– Потому что она не представляла опасности, на которую нужно было срочно реагировать.

– И как бы вы поступили в случае острой опасности без меня? – спросил я.

И Генри ответил:

– С ней произошел бы несчастный случай.

Я открыл рот и посмотрел на него. Помолчал, закрыл рот и спросил:

– А по-другому нельзя реагировать?

– Можно, если будут обозначены принципы, по которым можно определять, достоин человек своего места или нет. И у совета будет власть назначать губернатора. То, что мидера Гаринда спала с юными любовниками, не мешало ей управлять колонией.

– А то, что она гнобила всех красивых женщин и отсылала их подальше, – продолжал наседать я, – это нормально?

– Нет, не нормально, но и некритично, – ответил Генри.

Я вытаращился на него и понял, что наш разговор напоминает разговор строгого отца и умного сына: я пытаюсь заставить его признать себя виноватым, а он отфутболивает мои доводы с логически выверенными ответами.

– Скажите мне просто, – спросил я, – у вас есть понимание, как развивать колонию?

– А в чем проблема? – спросила Вирона. – Колония развивается и растет…

– Растет, – согласился я, – но почти половина колонистов одобряет деятельность Гаринды, им было все равно, спит она с малолетними или нет. Это говорило о том, что моральное состояние колонии находилось на очень низком уровне. И значит, я делал вывод, что и развитие колонии не соответствовало должному уровню.

– А где же взаимосвязь? – удивилась Вирона.

– Больное общество, как и больной человек, работает вполсилы, – язвительно произнес я. – Вам, как аналитику, это должно быть известно лучше других.

– Вы считаете это болезнью? – спросила Вирона.

– А как ты считаешь? – вопросом на вопрос ответил я.

Женщина пожала плечами и взглянула на мужа.

Тот посмотрел на меня и спросил:

– Скажите, ваша милость, у вас есть конкретные предложения?

– Есть, – ответил я. – Принцип один: вы должны жить без опеки с моей стороны. Сейчас это невозможно. Как члены совета вы не создаете в колонии здоровой моральной атмосферы, а колонисты безразличны к судьбе колонии и не будут сражаться за свою новую страну. Они не видят в этом своего интереса. Или, точнее сказать, почти половине населения колонии все равно, кто будет править, а это непременно отразится на их благосостоянии. Другие государства, например Пальдония, вытрясут из колонии все, превратят ее жителей в рабов. Они этого не понимают. А вы должны понимать. Ваше благополучие тоже зависит от того, что будет с колонией.

– Это мы понимаем, – ответил Карл. – Что конкретно нам следует делать?

– Развивайте культуру и прививайте колонистам ценности, которые должны сплачивать, а не разделять. В колонии есть Высший совет. Даю вам задание разработать идеологию «успеха» и выработать стратегию, согласно которой будет развиваться колония. Принцип один: больше личной свободы, больше предпринимательства, льготное кредитование проектов. Фильмы, которые тут снимаются, песни, музыка должны быть самими по себе лучшими и передовыми. Образ жизни колонии должен стать привлекательным. Ясно?