Я отступил, чувствуя, как пот стекает по вискам под шлемом. Сердце колотилось где-то в горле. Это была не защита — это был форт. Цифро-магическая крепость, выстроенная вокруг ядра заразы. И её архитектура была на порядки сложнее, изощрённее того, что я видел раньше.

Пришлось сменить тактику, и использовать вместо грубой силы тонкий щуп. Это был новый инструмент — игла разума, которую я разработал на основе данных из Урочища.

Я попытался найти шов, микротрещину, точку входа.

И снова — ничего. Стена была монолитной. Абсолютной!

Я сорвал с головы шлем, с силой швырнув его на пол. Металл звякнул о кафель, провода беспомощно затрепетали. Я стоял, опираясь руками о холодную консоль, и пытался перевести дыхание.

Перед глазами плясали багровые круги.

— Дерьмо космочервей… — это было даже не ругательство, а констатация факта.

Салтыков, наблюдавший за процессом с удалённого терминала, голосом, лишённым всяких эмоций, произнёс в динамик:

— Статус?

— Защита непробиваема, на первый взгляд, — я вытер рукавом пот со лба, — На порядок мощнее, чем раньше. Они… эволюционировали. Или изначально были такими, а Курташин был устаревшей моделью. Сложно сейчас сказать.

Я посмотрел на Воронцова. Он снова был в забытьи, его грудь равномерно поднималась и опускалась. Человек был здесь, но его разум, его тайна — находились за неприступной стеной.

Мысли лихорадочно метались.

Я ошибся в расчётах. Чтобы найти уязвимость, проанализировать структуру, подобрать ключ… В лучшем случае потребуются дни… А если остальные «образцы» защищены так же?

Недели. Целые недели кропотливой, изматывающей работы, в то время как заражение продолжит расползаться по Империи.

Я поднял с пола шлем, снова ощущая его холодный вес.

Что-то мне подсказывало, что у нас не было этого времени…

Но иного пути не было.

5 июля. Тайная лаборатория корпорации «Маготех». Где-то за пределами Москвы.

Последние… сколько там дней? Три? Четыре? А, неважно — всё равно они слились в один бесконечный, изматывающий кошмар.

Цикл, повторяющийся с пугающей регулярностью: несколько часов тяжёлого, беспокойного сна на койке в соседней со лабораторией каморке, а затем — пятнадцать часов в интерфейсном шлеме.

Пятнадцать часов ежедневного ментального боя. Пятнадцать часов, которые я тратил, пытаясь пробить ту самую зеркальную стену в сознании пленников. Воронцов, Чернышёва, другие из «списка» — все они пребывали в магическом стазисе, их тела холодные и недвижимые, но их разумы оставались неприступными крепостями.

Я пытался пробиться к каждому (потеряв на этом почти десять часов перемещений между лабораториями) — и всегда с одним и тем же результатом.

По итогу… Всё же пришлось перевезти всех «одержимых» в одну лабораторию, за пределами столицы, и теперь я имел доступ к каждому из «кровавого» списка, но…

Пока что это ни к чему не привело.

Воздух в основной лаборатории был густым от запаха перегретой электроники и пота. Мониторы показывали безумные каскады шифрованного кода, трёхмерные модели защитных барьеров, которые я безуспешно атаковал.

Я пробовал всё — от точечных кинетических импульсов, имитирующих удар кулаком, до сложных вирусных алгоритмов, которые должны были разъедать защиту изнутри. Всё разбивалось о тот же монолит.

Вынырнув из очередной сессии, я снова сорвав с головы шлем. В висках стучало, будто по ним били молотком. Я потянулся за кружкой с остывшим до состояния жижи кофе, когда дверь открылась.

Вошел Салтыков. Старый друг, чью жопу я спасал не раз, человек, которому я в своё время подарил вторую жизнь… Он был куратором всего этого безумия. Он выглядел таким же уставшим, как я, но в глазах горел тот самый неугасимый огонь учёного, нашедшего невероятную загадку.

— Очередной сбой? — спросил он, подходя к центральному терминалу. Его пальцы привычно заскользили по голографической клавиатуре, вызывая логи моей последней попытки.

— Не сбой, — я с силой поставил кружку на стол и кофе расплескался, — Поглощение. Полное и безоговорочное. Эта защита… она не просто сильнее. Она умнее. Она учится. С каждым провалом она становится на шаг впереди.

— Бесподобно! — прошептал Пётр, и в его голосе прозвучала неподдельная, жадная любознательность, — Смотри, — он вывел на экран сложную диаграмму, — Структура барьера не статична. Она адаптируется к типу атаки. Каждый, сука, раз! Твоя последняя попытка с резонансной частотой вызвала в ней перестройку, которую я раньше не наблюдал. Это гениально!

Он смотрел на данные, как художник на шедевр. Его восхищение было искренним.

И честно говоря, это бесило меня больше всего.

Я проверил его. Лично. В первый же день, прежде чем допустить к исследованиям. Обруч сканера опустился на его голову, и я впился взглядом в экран, в сотый раз ища подвох, малейший след лилового шума.

Затем погрузился в сознание друга настолько глубоко, насколько это в принципе было возможно — и повторял это каждый день!

«ЧИСТ».

Всегда «ЧИСТ».

Но сейчас, глядя, с какой жадностью он впитывает каждую деталь, каждую крупицу знания об этой чужеродной архитектуре, моё недоверие снова зашевелилось где-то внутри.

Это была не просто научная страсть… Это был голод. Голод человека, который потерял свою магическую мощь и теперь видел в расползающейся по миру чуме не только угрозу, но и… возможность. Новый фундамент, новый источник силы вместо утраченного Эфира, который мог бы вернуть ему всё и даже больше.

А что, если он не заражён в привычном смысле? Что если он просто… сотрудничает? Играет в свою игру, используя и меня, и «одержимых», как пешек? Его доступ к ресурсам «Маготеха», его глубочайшее понимание МР…

Быть может сейчас он просто делает вид, что бьётся о стену вместе со мной, а сам… Собирает данные? Выжидает удобного момента?

Ведь если подумать, он был идеальным кандидатом на роль «кукловода», о котором я всё время думал…

— Марк? — Пётр обернулся, заметив мой взгляд, — Что-то не так?

«Да, дерьмо космочервей, всё не так!» — хотелось закричать ему в лицо — «Мне не нравится, как ты на это смотришь! Мне не нравится, что ты видишь в этом апокалипсисе „бесподобность“! Мне не нравится, что я вообще вынужден об этом думать!»

Но я ничего не сказал. Лишь сгрёб со стола пачку стимуляторов, выдавил из блистера таблетку и сунул её в рот.

— Всё нормально, — вздохнул я, глядя ему прямо в глаза, — Просто устал. Продолжаю.

Я снова натянул на голову шлем, чувствуя, как холодные щупы впиваются в кожу. Но на этот раз помимо лицезрения вражеской крепости меня ждало ещё одно, отравляющее душу зрелище — тень моего бывшего друга, стоящего за моей спиной и с жадным интересом наблюдающего, как я разбиваюсь о стены, которые, возможно, он и построил.

И эта мысль была хуже любой лиловой скверны.

15 июля 2041 года. Подземная лаборатория «Маготеха».

Ещё десять дней, которые слились в один сплошной, изматывающий кошмар.

Десять дней, пахших перегоревшими микросхемами, потом и едким озоном от постоянных магических перегрузок. Воздух в лаборатории стал густым и тяжёлым — честно говоря, им было довольно сложно дышать, он обжигал лёгкие статикой и отчаянием — несмотря на бесконечно работающие воздушные фильтры.

Я снова и снова нырял в сознание Воронцова и прочих пленных, и каждый раз натыкался на ту же зеркальную стену. Она не просто защищалась — она и в самом деле эволюционировала, училась на моих атаках, предвосхищала их.

Мои ментальные щупы ломались, вирусные алгоритмы рассыпались в цифровую пыль, а кинетические импульсы поглощались без следа. Я чувствовал себя шахтёром, который пытается пробить алмазную скалу собственным лбом.

Отчаяние начало подтачивать меня изнутри, холодной, острой сталью.

Мы проигрывали. Я проигрывал.