Мы молча смотрели друг на друга, и в тишине кабинета витал призрак нашего общего детища, превратившегося в оружие против нас же. Прагматизм постепенно выжигал остатки шока.

— Нужно найти «нулевого пациента», — твёрдо сказал я, — Самого первого. Того, с кого всё началось. И установить, как именно «одержимость» связана с «Магической Реальностью». Теорий мало. Нужны улики, факты!

— Которые можно найти только там, — Пётр снова взглянул на три алых маркера на карте. Его лицо стало решительным, — В Урочищах. Нужны вылазки. Точечные, быстрые. Разведка боем!

Я кивнул.

Холодная решимость вытеснила остальные эмоции, выковав в мозгу чёткий, стальной план. Одному с этой заразой не справиться. Мне нужны были глаза, уши и «клинки», которым я мог бы доверять.

Или, по крайне мере, чья преданность была бы гарантирована не абстрактной лояльностью, а холодной, железной логикой долга.

— Я начну собирать команду, — объявил я, нарушив повисшее молчание, — Небольшую. Только тех, с кем я уже работал.

Салтыков поднял на меня вопросительный взгляд.

— И кто же это будет?

— Арс, Маша, Аврора, Эммерих, — перечислил я.

— Каселёвы⁈ — удивился Пётр, тряхнув волосами, — Они же до сих пор на поводке у Инквизиции? И дважды пытались тебя убить!

— До того, как я запер их в МР и тестировал на них наши разработки. И до того, как выпустил и предложил сражаться с Ур-Намму. Они по гроб жизни обязаны мне. Я покарал их, а затем освободил и дал шанс. Теперь их преданность — не вопрос выбора, а единственный возможный для них путь. Думаю, они ненавидят то, чем были, и будут цепляться за шанс искупить это, даже если искупление лежит через ад.

— Уверен?

— Бомбы в затылках никто не отменял.

Пётр хмыкнул.

— А ты не мелочишься.

— К тому же, они сильные и изворотливые маги.

Пётр медленно кивнул, понимая мою логику. Такие люди были идеальным инструментом — мотивированным, отчаянным и не имеющим другого выбора.

— Хорошо, — сказал он, — Я отдам распоряжение, чтобы их доставили сюда, в закрытый ангар. Проверка, снаряжение, доступ к арсеналу… — Он сделал движение рукой, — Я тоже подготовлюсь.

— Нет, Пётр.

Он замер, удивлённо глядя на меня.

— Что значит «нет»?

— Ты остаёшься здесь, в Москве.

Его лицо мгновенно потемнело от недовольства.

— Марк, это мое детище настолько же, насколько твоё! Моя ответственность! Я должен…

— Ты должен быть здесь! — я резко перебил его, — Кто-то из тех, кто знает устройство МР не понаслышке, должен остаться в столице и проконтролировать всё происходящее, пока нас не будет. Проверки, разработка протоколов защиты… Юсупов со своей Инквизицией будет рыскать в поисках еретиков, технари из министерства — паниковать без должного руководства, а Тайная канцелярия… Ты и сам знаешь лучше меня, как они действуют. Если эта зараза уже здесь, тебе одному известно, где искать её следы в коде, как отслеживать аномалии. Ты — наш якорь. Наши глаза и уши в этом безумии.

Салтыков сжал губы. В его глазах бушевала внутренняя буря — желание действовать, лично исправлять свою ошибку, боролось с холодным интеллектом, который понимал правоту моих слов.

— Проклятье, Марк… Сидеть здесь, в этой стерильной коробке, в то время как вы будете лазить по Урочищам⁈

— Это важнее, чем любой поход с нами, — я смягчил тон, но не отступил, — Если мы провалимся там — ты останешься единственной надеждой всё это остановить. Единственный, кто сможет понять механизм и, возможно, найти противоядие. Это не проявление недоверия, Пётр. Это стратегическая необходимость.

Он отвернулся, уставившись в мерцающие строки кода на экране. Молчание затянулось. Я видел, как напряжены мышцы его шеи, как сжаты кулаки. Он был учёным, создателем, и его место было в поле, у самого эпицентра загадки.

Но он также был прагматиком.

Наконец, Салтыков сдавленно выдохнул, и его плечи чуть опустились.

— Ладно, — это слово прозвучало как приговор самому себе, — Проклятье, ты как всегда прав, Марк! Я останусь.

Пётр молча встал, подошёл к неприметной панели на стене и провёл ладонью по сенсору. С тихим шипением часть стены отъехала в сторону, открывая вход в лифт с матовыми стенами из чёрного металла.

— Пойдём, — коротко бросил он, — Покажу кое-что. Перед тем, как ты отправишься собирать команду.

Мы спустились на лифте, который шёл вниз так долго, что уши на секунду заложило. Когда двери открылись, мы оказались в огромной подземной лаборатории, уходящей вдаль, насколько хватало глаз. Высокие, в несколько ярусов, потолки были пронизаны паутиной энергопроводов и сервисных мостков. В воздухе висел низкий гул генераторов и запах озона, охлаждающей жидкости.

Салтыков повёл меня мимо рядов серверных стоек, испещрённых мерцающими руническими символами, к отдельному, огороженному энергетическим полем стенду. На двух манекенах было закреплено то, что я сразу узнал.

— Мы протестировали и доработали твой кустарный напульсник, — сказал Пётр, и его голос приобрёл оттенок профессиональной гордости, — Тот гибрид цифровой и реальной магии, которым ты воспользовался против Курташина. Принцип тот же, но исполнение… — он сделал паузу, — … чуть более удобное.

Устройство представляло собой два мощных репульсора, стилизованных под элементы брони для предплечий. Они были выточены из матово-чёрного сплава, испещрены тончайшими серебряными каналами, по которым пульсировал тусклый свет. Они выглядели одновременно архаично и футуристично — как реликвия забытой цивилизации.

— Это всё ещё прототип, Марк, — предупредил Салтыков, следя за моим взглядом, — И у него есть ключевое ограничение. Чтобы противостоять «одержимым», как Курташин, способным напрямую контролировать и перенаправлять такие потоки, тебе нужен не просто источник питания. Тебе нужно… доминирующее поле, — Он указал на массивный, похожий на реактор, рюкзак, стоявший на соседнем стенде. От него тянулись толстые жгуты проводов к репульсорам, — Мощный генератор, который будет создавать вокруг тебя стабильное, сильное пространство «Магической Реальности». Ты будешь черпать цифровую магию прямо из него, и она будет усиливать и стабилизировать твою реальную. Пока что этот генератор… ну ты сам видишь. Но мы работаем над его уменьшением и усилением.

Я молча взял одно из предплечий. Металл был холодным и неожиданно лёгким. Он идеально сел на предплечье.

— Покажи, — попросил я.

Салтыков кивнул, забрал у меня предплечье и активировал его. Тихое гудение заполнило пространство вокруг нас. Он повернулся к глухой, бронированной стене в дальнем конце лаборатории.

Пётр не стал принимать боевую стойку, не стал произносить заклинаний. Он просто щёлкнул пальцами.

Воздух дрогнул. Не было ни вспышки, ни грохота. Просто участок стены размером с грузовик… перестал существовать! Исчез. Будто его стёрли из мира.

На его месте зияла идеально ровная дыра, края которой светились раскалённым докрасна металлом и потоками расплавленного бетона.

Я посмотрел на дыру, затем на изящные репульсоры на руке Салтыкова, и почувствовал, как по моим губам расползается широкая улыбка. Впервые за долгие месяцы в груди вспыхнула не ярость, не отчаяние, а нечто забытое, тёплое и могучее — надежда.

С помощью этой технологии, этого симбиоза кода и воли, мне удастся вернуть утраченную силу!

Артём Сергеевич Клюев аккуратно разложил бутерброды на салфетке, поправил очки и вздохнул с лёгкой усталостью.

Десять лет в отделе кадрового делопроизводства Управления тылового обеспечения научили его двум вещам: никогда не выделяться и ценить предсказуемость. Его рабочий день был отлаженным механизмом и раньше: приход ровно в 8:45, чашка чая в 10:00, обед с 13:00 до 13:45, и уход в 17:30.

Ни минутой раньше, ни минутой позже.

Он был идеальным винтиком системы — неприметный но исполнительный, немного сутулый мужчина лет сорока, в недорогом, но аккуратном костюме. Его лицо не запоминалось, голос не выделялся, мнение по любому вопросу всегда совпадало с мнением большинства. Сослуживцы ценили его за неконфликтность и исполнительность, но вряд ли кто-то мог вспомнить о нём, выйдя за порог здания.