Но искал я другое — леденящую пустоту, что виделась мне в памяти Ани и в камере братьев.

А в голову, между тем, так и лезли воспоминания об Эфире! О бездонной мощи, что позволила бы мне одним усилием воли прочесать весь город, выдернуть из толпы нужный след! Теперь же приходилось делать это вручную, метр за метром…

Дерьмо космочервей, я чувствовал себя слепым с палкой!

Спас мир, ну-ну… И потерял такую мощь! Пусть и не по своей вине…

Ещё и Бунгама отдыхает, придётся обходиться своими силами! Впрочем, у меня всё же оставались помощники.

Я отдал мысленный приказ, и две чёрные тени где-то в воздухе тут же отозвались.

Мунин и Хугин, мои верные маледикты, взметнулись в багровеющее небо и растворились, растекаясь по городу моими глазами и ушами. Хорошо, что вороны никогда не улетали слишком далеко, и оказались заперты под куполом вместе со мной.

Хоть что-то…

Я ехал, сканируя прохожих, заглядывая в окна первых этажей.

Полчаса. Час.

Ничего.

Лишь клокочущий котёл эмоций. Я уже начал сомневаться, не ошибся ли я, не ушёл ли Курташин из города до появления купола, как вдруг…

Холодок.

Слабый, едва уловимый, будто дуновение из открытой двери морозильника. Я резко свернул с центральной улицы в лабиринт панельных пятиэтажек. Ощущение нарастало.

Вот дерьмо… Это была не одна точка, а целое скопление! Как гниль под древесной корой…

Я затормозил у одного из ничем не примечательных домов. С виду — обычная пятиэтажка, постройка семидесятилетней давности… Но моё магическое зрение буквально перекрывало мерцанием.

Изнутри лилась абсолютная, всепоглощающая пустота. Не отдельные источники, а единое, безразличное поле. Я поднял взгляд. В окнах не было движения, не мелькали тени — даже света почти не горело!

Только мёртвые, тёмные стекла, за которыми скрывалась ледяная тишина.

Неужели целый подъезд? Или… весь дом?

Мысль была настолько невероятной, что я на мгновение остолбенел. Такая скорость заражения… Это был не просто рост — это был взрыв!

Прикинув варианты, я покачал головой и не стал лезть внутрь. Один против сотни, а то и пары, в замкнутом пространстве… Не скажу, что для меня это было бы самоубийством — но рисковать не хотелось. Да и обнаруживать себя раньше времени тоже.

Я потянулся к коммуникатору, чтобы вызвать штурмовые группы Инквизиции, как вдруг в сознание ударили два чётких, леденящих образа, переданных Мунином и Хугином одновременно.

Заводской район. Цех №4. Масштаб: около пятисот единиц.

Центральный рынок. Подвалы. Триста пятьдесят.

Школа №15. Спортзал. Триста.

Стадион… Теплотрасса… Больница…

Образы сыпались как из рога изобилия. Три, четыре, пять… десять очагов! Мои вороны отмечали на карте моего сознания всё новые и новые точки заражения…

Десятки. Сотни. Тысячи людей.

Я опустил руку с коммуникатором, так и не набрав номер. Сердце заколотилось с бешеной силой, кровь отхлынула от лица. С момента появления купола прошло меньше десяти часов.

За это время в городе оказалось заражено уже несколько тысяч человек.

Это была пандемия — и я оказался заперт в ней…

Кабинет заместителя мэра я превратил в импровизированный штаб. Воздух тут стоял густой и спёртый — он пах потом, страхом и остывшим кофе.

Я стоял у старой, бумажной карты Шадринска, вывешенной на стене, пытаясь мысленно просчитать, куда мог деться Курташин и что представлял из себя этот проклятый купол.

В ушах стоял монотонный гул генераторов, работающих на аварийном питании, и приглушенные переговоры по рациям.

Волков, бледный и подтянутый, как струна, докладывал о безуспешных попытках пробить помехи на внешних каналах. Его голос был ровным, но в глазах читалась неуверенность, что грызла и всех остальных.

Даже меня, в какой-то мере.

Безрадостные мысли неожиданно прервал крик. Он донёсся не с улицы, а из рации на столе. Женский голос, срывающийся на визг, полный неподдельного, животного ужаса.

— … он её! Сосед… Сосед! Он просто набросился! У неё лицо… О, Боже…

Сидящий за столом полицейский схватил было рацию, пытаясь что-то выяснить, но его слова потонули в нарастающем хаосе — словно плотину прорвало!

Один за другим, с разных концов города, начинали визжать, кричать, вопить передатчики. Из динамиков полицейского сканера, настроенного на общий эфир, полилась симфония кошмара.

— … на Февральской улице, мужчина в серой куртке нападает на прохожих! Нужна помощь!..

— Вызов в посёлок Энергетиков, дом 12… Говорит ребёнок… Папа… папа бьёт маму… а она не шевелится… и он смеётся…

— Пожар на рынке! Люди, они… они поджигают друг друга!

— Центр, я патруль 34! Нас атаковали! Это… это наши же люди! Они…

Голос в эфире оборвался с душераздирающим криком и звуком рвущейся плоти.

Воздух в кабинете замер. Даже привыкшие ко всему инквизиторы застыли, вглядываясь в рации, будто надеясь, что это чудовищный розыгрыш. Заместитель мэра — тот самый в помятом костюме — медленно сполз по стене на пол, закрыв лицо руками. Его тихие всхлипы стали жутким контрапунктом оглушительной какофонии с улицы.

Я сжал кулаки. Холодная ярость, знакомая и простая, поднялась к сердцу, выжигая остатки сомнений и усталости. Предательство Ани было точечным ударом.

А это… это был шторм. Эпидемия, перешедшая в терминальную стадию.

— Волков! — мой голос прозвучал как удар хлыста, заставив всех вздрогнуть. Инквизитор выпрямился, его глаза, полные непонимания, встретились с моими, — Поднимайте всех, кого можете! По внутренней связи на все частоты! Объявить комендантский час! Немедленно! Всех жителей города — по домам, ни шага на улицу! Окна и двери — забаррикадировать! Не открывать никому!

Волков кивнул, лицо его застыло в каменной маске служебного рвения, и он бросился к пульту связи, отталкивая оцепеневшего техника.

Я обернулся к начальнику полиции, который смотрел на меня, будто я был призраком.

— Вы! Собирайте всех своих людей, всех, кто ещё в строю и вменяем! Всех бойцов Нацгвардии, всех инквизиторов, всех, у кого есть ствол и хоть капля мужества! Приказываю им собраться здесь, у мэрии! Мы создаём здесь укреплённый пункт!

Он заморгал, пытаясь осознать приказ.

— Часть людей уже здесь, но остальные…. Люди на улицах… паника… мы не можем их бросить…

— Они уже не люди! — прошипел я, подходя к нему так близко, что увидел в его глазах своё отражение, — Если они на улице — они уже мёртвы или скоро станут теми, кто будет рвать тебе глотку! Ты хочешь спасти город? Начни с того, чтобы собрать в кулак те жалкие силы, что у нас ещё остались! Или ты хочешь умереть в одиночку, размазанный по асфальту бывшим соседом?

Он сглотнул, кивнул с трудом и, пошатываясь, бросился к своим рациям, чтобы передавать приказ.

Я подошёл к зарешеченному окну, отодвинул тяжелый занавес.

Город горел. В буквальном и переносном смысле. В нескольких кварталах отсюда вздымался черный столб дыма, оранжевые языки пламени лизали темнеющее небо. Крики, ранее приглушенные стенами, теперь были слышны отчётливо — нечеловеческие, визгливые, полные либо безумной ярости, либо смертельного ужаса. Где-то далеко трещали автоматные очереди.

Недолго.

Волков закончил отдавать распоряжения. Его голос, усиленный динамиками, разнёсся по улицам, неестественно ровный и спокойный на фоне ада: «Внимание, граждане! В городе введён комендантский час! Немедленно проследуйте в свои дома! Заприте двери и окна! Не выходите на улицу! Это приказ!»

Он умолк. На несколько секунд воцарилась тишина, будто город прислушался. И тогда с новой силой, с новым, уже отчаянным визгом, рванула волна хаоса.

Они не слушались. Они боялись. Они уже сходили с ума.