— Я… я не знаю, Джек, — прошептал он.

— Никто не знает, пока не попробует, — голос Джека стал мягче, почти отеческим, но пустота в глубине глаз от этого лишь росла, — Это как… перезагрузка. Старая, сломанная жизнь кончается. Начинается новая. Сильная. Мы заботимся о своих. Всегда.

— Мы? А кто это — мы?

— Мы — это сообщество, дружище… Сообщество таких же, как ты и я.

— Как профсоюзы, о которых старики рассказывали? Или как… Как мафия?

— Типа того, — усмехнулся Джек.

Он сжал руку Майкла, и паренёк почувствовал, как странный холодок побежал по его венам. Но этот холодок был не неприятный, а… успокаивающий!

Голоса в баре отдалились, мир сузился до леденящего взгляда Джека…

Это была не вербовка.

Это было заражение. Тихое, без яростных воплей и вывернутых суставов. Просто потерянную душу, которую система выплюнула на обочину, подбирала другая, безжалостная система.

Джек «Счастливчик» был не спящим агентом, а активным рекрутером. Его полем боя были улицы, его оружием — людское отчаяние. И пока Империя искала угрозу в кабинетах, она плодилась и здесь, в трущобах Детройта, по одному потерянному человеку за раз…

Бледный солнечный свет пробивался сквозь запылённое окно мастерской, стоявшей на окраине Детройта.

Здесь пахло олифой, деревом и металлом. Воздух был наполнен ровным, убаюкивающим гулом фрезерного станка с магическим приводом.

Лена Гарсиа, женщина лет тридцати с руками, испачканными машинным маслом, снимала фаску с детали из полированной стали. Её движения были точными, выверенными до микрона.

Каждый проход фрезы — не работа, а медитация. Она была одной из лучших инженеров-артефактщиков в своём квартале. Люди несли ей сломанные грави-плиты, вышедшие из строя коммуникаторы, доверяли чинить мобили и семейные реликвии — магические портреты, часы с поющими механическими птицами.

Она тоже была «спящей». Но её одержимость проявлялась не в пустоте, а в идеальном, почти неестественном порядке. Её мастерская была царством строгой геометрии и безупречной функциональности. Ни пылинки, ни лишней детали — всё на своих местах, всё служило своей цели.

Дверь в мастерскую открылась, впуская внутрь уличный гул и сутулую фигуру подростка. Это был Кейси. Его лицо было бледным, под глазами — синяки от недосыпа. В руках он сжимал сломанный нейро-интерфейс, некогда бывший его главной надеждой выбиться из дна.

— Мисс Гарсиа… — его голос сорвался, — Они… они не приняли меня. В «Aethelred Corp». Сказали, тесты не прошёл. Низкий потенциал Искры, — Он бросил интерфейс на прилавок с глухим стуком, — Опять! Как и всегда!

Лена выключила станок. Гул сменился оглушительной тишиной. Она подошла к прилавку, её взгляд был невероятно сконцентрированным, и весьма проницательным.

— Они всегда так говорят, Кейси, — её голос был ровным, без эмоций, но не холодным. Он был… понимающим, — Они измеряют потенциал, как количество воды в стакане. Не видя, что стакан можно переделать. Улучшить. Добавить воды, или вовсе… Сменить жидкость. На колу, например, или сок.

Лена взяла сломанный интерфейс. Её пальцы скользнули по треснувшему корпусу, и на секунду её зрачки затянулись знакомой лиловой дымкой. Но это не было угрозой. Это было… анализом.

— И что теперь делать?

— Их система устарела, Кейси. Она построена на отходах, на случайности, на принципах, которые вели к тому, что случилось в Блэк-Роке. Хаос, порождённый страхом и жадностью, — Лена говорила не как проповедник, а как инженер, отыскавший фатальную ошибку в чертеже, — Они лечат симптомы, но не видят, что болен сам организм. Мир и его структура.

Лена отложила интерфейс и посмотрела на Кейси. В её взгляде не было обещания лёгкой силы, как у Джека. В нём было предложение тяжёлой, осмысленной работы.

— Но есть иной путь.

— Какой?

— Не прорываться в систему, чтобы стать её винтиком — а построить новую, с нуля. Совершенную! Где не будет места тому отчаянию, что я вижу в твоих глазах и глазах твоих друзей. Где потенциал человека не будут измерять убогими сканерами. Где не будет этих… — она жестом очертила пространство мастерской, но имела в виду весь город за её стенами, — … перекосов и несовершенств.

Кейси смотрел на неё, заворожённый. Это была не подачка. Это был вызов.

— Но… как?

— Путь начинается с понимания, — Лена повернулась и подошла к своему верстаку. На нём лежал не артефакт, а странный агрегат — гибрид магического резонатора и вычислительного ядра, — Понимания того, как исправить ошибки, заложенные в саму ткань мирозения. То, что сейчас делает «Маготех» в России, или этот долбаный «Aethelred Corp» у нас — но держат в секрете… Но если есть капля мозгов…

Она провела рукой над агрегатом, и тот отозвался тихим, чистым звуком, а Кейси открыл рот.

— Хочешь сказать, что смогла постичь эту… «Техномагию»⁈ И сделать образец⁈

— Не просто образец, — хмыкнула Лена, — А полноценно работающий прототип!

— Класс! А что он умеет?

— Многое.

— Ну расскажи!

— Первое, что он исправляет — это страх, чувство неполноценности. Вся система современных государств держится на этом. На том, чтобы одни чувствовали себя избранными, а другие — мусором. А с помощью этого… — Лена снова посмотрела на Кейси, — Хочешь избавиться от страха? От чувства, что ты — ошибка и мусор?

Парень даже не сомневался — сразу молча кивнул. Его руки всё ещё дрожали.

Лена протянула ему небольшую, гладкую пластину из тёмного металла.

— Не бойся. Это не оружие. Это… камертон. Он не даст тебе силы. Он поможет тебе услышать правильную частоту. Частоту порядка. Ту, что скрыта под хаосом этого мира. Возьми.

Кейси взял пластину. Та была на удивление тёплой. И в тот же мих дрожь в его руках прекратилась.

Не потому, что его парализовало, а потому, что ушла причина дрожи — всепоглощающий, выворачивающий наизнанку страх! Впервые за многие годы разум парня стал кристально ясным!

Он не чувствовал себя зомби. Он чувствовал себя… цельным.

У него не было ответов на все вопросы мироздания, но исчезла паника от их отсутствия. Мир не казался ему больше враждебным хаосом. Теперь Кейси видел его структуру — кривую, перекошенную, полную ошибок, но структуру.

— Я… я слышу, — прошептал он, глядя на пластину.

— Это только начало, — сказала Лена, и в её голосе впервые прозвучало нечто, отдалённо напоминающее удовлетворение, — Мир болен, Кейси. А у нас есть шанс исцелить его — даже если для этого придётся переписать его ДНК…

Женщина вернулась к станку, и ровный гул снова наполнил мастерскую.

А Кейси всё стоял, сжимая в руке тёплую металлическую пластину, и смотрел на запылённое окно, на уродливый, но внезапно понятный ему мир. Он был первым пациентом в это «клинике», но уже знал — он точно не будет последним!

Грузовой мобиль с затемненными бронированными стеклами, вёзший нас по тайге, остановился, и пилот заглушил двигатель. Наступившая тишина оглушила меня после дорожного гула нескольких часов — теперь вокруг только птицы щебетали, да ветер шумел в кронах деревьев.

Мы высыпали из кузова на грунтовую дорогу, и первое, что я почувствовал — давление. Воздух был густым, тяжелым, словно пропитанным свинцовой пылью и статическим электричеством, а на севере, вместо неба, колыхалось гигантское, переливающееся сиренево-зеленым светом поле купола, поглощавшего звук и искажавшего дневной свет в призрачное, вечернее марево.

Тобольская застава… Место, с которым у меня были связаны не самые приятные воспоминания. Место, где я с друзьями завалил «Годзиллу» и раскрыл перед ними, что владею Эфиром… Место, в которое я вернулся спустя месяц жизни в Урочище.

И вот я снова здесь…

С тех пор Застава мало изменилась. Даже спустя семь лет она также представляла собой не просто укрепленный пункт, а целый мини-городок, вжатый в выжженную землю. От него расходилась высоченная двойная стена из чёрного, пористого камня, испещренная руническими насечками, которые слабо светились изнутри.