Подумав об этом, я едва не рассмеялся. Да уж, слышал бы ты себя, маркелий А’стар, молодой бог, который в своё время…

Эх, даже не верится, что всё это было со мной…

И как живут мои родственники, которым сотни тысяч, миллионы лет⁈ Неудивительно, что они становятся такими бесчувственными придурками, как Ур-намму или Титанос.

Даже не уверен, что мне хотелось бы такой же участи.

Отдав ещё пару распоряжений своим людям, я сходил в душ, переоделся и мы с женой и сыном устроились в малой столовой — уютной комнате с панелями из красного дерева и огромным камином, который сейчас, разумеется, пустовал.

Запах жареной дичи с можжевельником и свежеиспечённого хлеба был раем после химической вони Урочища. Дмитрий, усаженный в высокий детский стул, с энтузиазмом уплетал картофельное пюре с паштетом из дикого гуся, периодически показывая на меня ложкой и что-то радостно восклицая.

Я в ответ то и дело кидал в него хлебные комочки, заставляя смеяться ещё сильнее.

Илона налила мне бокал красного вина. Её взгляд был тёплым, но в уголках глаз таилась лёгкая озабоченность.

— Кстати, хотела тебе кое-что рассказать, — начала она, как бы между прочим, тоже отламывая кусочек хлеба и макая его в гуляш, — Наш маленький погромщик пару дней назад устроил здесь небольшой коллапс.

Я поднял бровь, отпивая вино.

— Очередной шедевр на стене? Или снова разобрал по винтику охранного голема?

— Хуже, — рыжая усмехнулась, — Он, гуляя с няней по саду, умудрился незаметно для всех «сожрать» три защитных артефакта, закопанных по периметру розового сада.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Дима полностью опустошил их. Андрей Игнатьевич потом полдня бегал с прибором, не понимая, почему контур безопасности поместья выдаёт ошибку. Оказалось, наш сын просто прошёл мимо и почувствовал, что там «вкусно пахнет».

Я не смог сдержать смех — громкий и искренний. Дима, услышав мой хохот, тоже засмеялся.

— Ну, чему тут удивляться? — я покачал головой, смотря на сына с гордостью и некоторым изумлением, — Весь в меня. Рано у него способности пожирателя проснулись… Яблочко от яблони…

Илона тоже рассмеялась, и в её золотых глазах заиграли хитрые искорки.

— Видимо, не только пожирателя, но и… — она намеренно сделала драматическую паузу, обводя взглядом нашу богатую гостиную, парк за окном и всю эту роскошь, — … кое-чего ещё. Не каждый ребёнок может на таком инстинктивном уровне чувствовать и поглощать сложные магические конструкции. Это уже не просто голод, это… чутьё, присущее…

Я понял, к чему она клонит. К тому, о чём мы предпочитали не говорить вслух. К моему божественному, иномировому происхождению.

— Жёнушка, угомонись! — я снова рассмеялся, но на этот раз в моём смехе прозвучала лёгкая, предупредительная нотка. Я протянул руку через стол и накрыл ладонь Илоны своей, — Мне достаточно и тех «признаний», что официально задокументированы в указах Его Величества. Титула Первого Пожирателя Империи с меня на ближайшую сотню лет хватит. Не будем пугать ребёнка раньше времени моими… генеалогическими особенностями. Пусть пока просто будет сыном своих родителей.

Илона вздохнула, но улыбка не сошла с её лица. Она перевернула свою руку и сжала мои пальцы.

— Пусть так, ты же знаешь, что я просто шучу, дорогой. Но готовься, барон, к новым счётам от «Маготеха» на восстановление защитных контуров. Вот увидишь — наш маленький «наследник» в ближайшее время явно ещё не раз проверит прочность твоего кошелька.

Продолжая перешучиваться, мы закончили ужин, а после я подхватил на руки сонного Дмитрия, который уже с трудом моргал, уткнувшись щекой мне в плечо.

Запах детского шампуня и чего-то безоговорочно родного вытеснил из ноздрей последние шлейфы тлена Урочища. Я отнес сына в детскую, уложил в кроватку под балдахином, сотканным из легчайшей шелковой иллюзии, мерцающей крошечными звездочками, и принялся рассказывать импровизированную сказку — и не смог удержаться, чтобы эта сказка не была о звёздном страннике, который прибыл на Землю чтобы спасти её.

К концу этой сказки Дима кое-как что-то пробормотал, сжав в кулачке край одеяла, и почти мгновенно уснул, его дыхание стало ровным и глубоким. Постояв над ним еще мгновение, я только покачал головой — ну и ну, у меня сын…

До сих пор никак поверить не могу. Не думал, что у меня появится наследник в таком юном возрасте. Ладно тысяча лет, две — три — но не двести пятьдесят же!

Хмыкнув про себя, я погасил свет и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

В дальнем конце коридора меня уже ждала Илона.

Она прислонилась к дверному косяку наше спальни, и в её позе, в темнеющих зрачках, читалось молчаливый вопрос — и обещание. Весь день, всю эту бесконечную неделю напряжения, я носил на себе панцирь барона, магистра, солдата. Теперь, под её взглядом, он треснул.

Я не сказал ни слова. Просто шагнул к ней, и мои губы нашли её. Это был не нежный поцелуй, а жесткий, жаждущий, страстный! Она ответила мне с той же силой, её пальцы впились в мои волосы, притягивая ближе. Вкус вина с ее губ смешался с её собственным, уникальным вкусом — сладковатым, с лёгкой горчинкой, как спелый гранат.

— Марк… — прошептала она, отрываясь на секунду… Её дыхание было горячим и прерывистым.

Я в ответ лишь подхватил её под бедра, толкнул дверь комнаты, затащил туда и прижал к стене. Она обвила ногами мой пояс, и мои руки сами потянулись к застежке её платья. Ткань с шелковистым шуршанием поддалась, обнажая горячую кожу. Мои пальцы скользнули по её спине, ощущая под ладонью мурашки и легкую дрожь.

Илона запрокинула голову, обнажив шею, и я прильнул губами к её пульсирующей вене, чувствуя, как бьётся её сердце — в унисон с моим.

Мы не говорили.

Из нас вырывались лишь глухие стоны, прерывистое дыхание и шепот моего имени, который она вдавливала мне в губы с каждым новым поцелуем. Она стащила с меня рубашку, её руки прижимались к моей спине, к старому шраму, оставленному одной из тварей Урочища.

Мы добрались до кровати, оставляя за собой след из разбросанной одежды.

В полумраке, в луче лунного света, падающего из окна, тело Илоны казалось высеченным из мрамора. Я покрывал его поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже, ощущая солоноватый вкус её кожи, вдыхая пьянящий аромат, смешанный с запахом её духов и нашего общего возбуждения.

А потом мы сплелись воедино.

Ее стоны, сначала тихие и прерывистые, становились громче и увереннее с каждым моим движением. Она повторяла мое имя, то шепотом, то срываясь на хриплый крик, когда я находил особенно глубокий ритм. Ее пальцы бродили по моей спине, то лаская, то впиваясь в мышцы и оставляя на коже следы своего нетерпения.

В какой-то момент она оказалась сверху, замерла на мгновение…

Её глаза, темные и бездонные в полумраке, поймали мой взгляд, а затем она принялась двигаться. Это было гипнотическое, чувственное покачивание бедер, затем более резкие движения.

Илона запрокинула голову, и свет луны скользнул по изгибу её шеи, по каплям пота на ключицах. Я держал её за бедра, помогая ей, следуя за её ритмом, зачарованный видом её наслаждения.

Опустив руки на мою грудь, она наклонилась ко мне, и наши губы снова встретились в жгучем поцелуе. Её грудь скользила по моей коже, а её волосы падали нам на лица, словно создавая интимный шатер. Мы двигались так, пока её дыхание снова не стало сбиваться, а стоны не перешли в отчаянные мольбы.

Это был не просто секс. Это было сражение и спасение одновременно. Ярость и нежность. Каждое наше движение было клятвой, а каждое прикосновение — молитвой.

Она принимала меня всего — и того героя с плакатов, и того обескровленного пожирателя, и того просто уставшего мужчину, который боялся не справиться. В её объятиях, в её стонах и цепких пальцах, я снова становился просто Марком.

Её Марком.

Мы двигались в этом неистовом, но интимном танце еще долго, снова и снова меняя угол и ритм, продлевая наслаждение, откладывая неизбежную развязку…